Читать интересную книгу Ольга, княгиня русской дружины - Елизавета Дворецкая

Соколина поставила кувшин на ближайший край стола, резко развернулась, так что коса ее мелькнула в воздухе, будто русая молния, и выскочила за дверь. Кмети проводили ее глазами. На лицах у одних было изумление – до них только сейчас дошло, к чему дело клонится, у других – напряженное внимание, у третьих – негодование.

Последним отличались в основном молодые. Мало кто из них был равнодушен к Соколине – красивой, бойкой, резвой. Она была и хозяйской дочерью, сиявшей над дружиной, будто богиня Солонь, и отчасти их товарищем. Иные выросли с ней вместе, иные застали ее уже взрослой, и любой без раздумий отдал бы за нее жизнь. Но вот ее саму они не отдали бы никому! Любой посягнувший на нее, пусть даже и с согласия Свенгельда, становился в глазах этой стаи врагом.

Логи-Хакон, выросший при дружине и хорошо все это понимавший, ничуть не удивлялся теперь, почему на него смотрят с таким вызовом и враждебностью. Отвечай его желания желаниям Свенгельда, он не замедлил бы принять вызов от любого, с кем при его происхождении было бы не зазорно схватиться.

– Однако… сдается мне, девушка не очень-то хочет участвовать в таком состязании… – промолвил он, пытаясь выйти из положения без урона для своей и хозяйской чести.

– Ох, да верно ли, ты – родной брат Ингвара? – Свенгельд издевательски покачал головой. – Он-то свою жену ждал восемь лет и под конец выкрал, а потом еще ходил войной на твою Ловать, чтобы раздобыть ее приданое! А ты что? Девка хвостом вильнула, ты уже и сник! Видать, пока до тебя дело дошло, кровь у родителей к старости поостыла!

– Мои родители… – Логи-Хакон сверкнул глазами и встал: бывший хирдман Ульва-конунга уж точно не имел права хулить его после смерти, чем бы ни стал он сам за эти годы.

– Ладно, ладно, – перебил его Свенгельд, выставив вперед ладонь, на которой не хватало двух пальцев. – Мир! Я не оскорблю памяти моего старого вождя. Мне уже скоро пить с ним в Валгалле, и я не хочу, чтобы он прямо на пороге встретил меня хорошим тычком в зубы. У меня их не так уж много осталось… А ведь прежде бывало! Помню, как-то раз, когда мы оба с ним были моложе тебя…

Свенгельд пустился в воспоминания. Но Логи-Хакон, хоть ему и было любопытно послушать о молодости отца, весь остаток вечера, не подавая вида, изводился от беспокойства. Он все надеялся, что Свенгельд шутит. Но чутье подсказывало: за стариковскими шутками скрываются далеко идущие замыслы. В которых ему, Логи-Хакону, отведена большая доля, чем ему бы хотелось.

* * *

На следующее утро Соколина явилась ко мне красить пасмы. Я не ждала ее так скоро и обрадовалась: хотелось узнать, что у них там новенького. Со вчерашнего дня я не знала покоя, и вид ее не облегчил моего сердца: Соколина выглядела и расстроенной, и раздосадованной. Но высказаться она желания не проявляла, и мы взялись за дело.

Летом мы красили на реке, для чего на берегу был устроен очаг. Дров я велела натаскать заранее, теперь оставалось только развести огонь и повесить большой котел, куда я вывалила целое ведро желтых цветочных метелок «заячьей крови». Вчера мы чуть не весь день бродили по опушкам с Хаконом и челядинками: он тоже рвал «заячью кровь», потом уже дома, в овине, помогал отделять стебли от цветков, которые надо было разложить по разным ведрам. Дети тоже крутились рядом, привыкнув к новому дяде. Это было не очень-то мужское занятие, но зато мы обо всем поговорили. Честно сказать, поначалу меня больше всего волновало, есть ли у него невеста. Если Хакон получил меч в год рождения Святши Ингоревича, а Святша сам получил меч год назад, значит, Хакону уже лет двадцать пять. Да и по виду его было ясно, что это мужчина зрелый. Мой отец женился в двадцать, и у него в эти годы было уже двое детей – мой старший брат Оди и я.

– Неужели ни ты, ни твоя мать так никого тебе и не присмотрели? – отважилась я спросить, стараясь не выдать своих соображений. – Казалось бы, ваш род так уважаем, что многие были бы рады… Или у вас на севере принято жениться на девушках из свеев?

– Можно было бы найти и у свеев, и поближе, – без большой охоты ответил Хакон. – Но это моя мать… Понимаешь, моя мать считает, что мне вообще не следует жениться на знатной женщине.

– Почему? – От изумления я даже опустила наземь корзину.

Как может собственная мать не желать сыну того, без чего ему не дождаться настоящего уважения от людей?

– Потому что у Ингвара есть сын… пусть и всего один, и у Тородда четверо детей. А все владения нашего отца унаследует Святша. Наша мать не желает, чтобы у всего этого было слишком много полноправных наследников. Она сама не хочет, чтобы Ингвар делил все унаследованное и завоеванное. Там, где прежде было три-четыре державы, теперь одна. И мать считает, это правильно. Она говорит, конунги древности напрасно делили свои владения, стараясь дать каждому из сыновей по собственной державе. Поэтому многие из древних родов теперь существуют только в сагах. Но ведь ни один из тех конунгов не владел и четвертью того, что здесь! – Хакон раскинул руки, будто пытался очертить небокрай. – Есть почти прямой водный путь из Хейтабы и Бьёрко до середины земли славян, а оттуда – такой же прямой путь в Романию или в Серкланд. Почти у меня на глазах Ингвар захватил Смолянскую землю – пряжку, которая соединяет эти два пути, и теперь там живет Тородд. Я понимаю, что мать права: глупо было бы опять резать этот путь на кусочки только ради удовольствия говорить, что-де нас трое братьев и все мы конунги. Я никогда не предам родного брата и не посягну на то, что принадлежит ему, – за себя могу поручиться. Но мы не можем ручаться, как поведут себя наши дети и внуки, когда нас не будет в живых. Двоюродные братья нередко готовы убить друг друга за наследие общего деда, ты понимаешь?

– О боги мои! – Я всплеснула руками. – Мне ли этого не понимать! Мой родной дядя поднял мятеж против моего отца и изгнал его из Киева, которым тот владел по праву, как наследник деда. И Эльга, его жена, тоже с нами в родстве, но разве это их остановило? Ты ведь знаешь эту сагу?

– Да, я слышал, что люди киевские…

– Люди, разумеется. Те люди, что привыкли мечом добывать себе богатство и славу, и их не устраивал слишком миролюбивый князь, каким был мой отец. К счастью, почти все эти отважные воины утонули в Ромейском море. Я слышала, ромеи говорят, что их бог покарал русов за злобу, жадность, вероломство – по отношению к ромеям и к их собственному законному князю. Сигге Сакс – ты ведь его уже знаешь? – один из немногих, кто в тот раз вернулся с Ингваром живым. О моем отце бог его дедов позаботился: он занимает стол своих предков в Велиграде. Ну, то есть, я уверена, скоро вновь будет занимать, когда разделается с уграми…

– У Ингвара ведь с Олегом мир?

– Да. Когда он утвердился в Велиграде, то заключил с Ингваром договор о мире, дружбе и торговле. Ингвар не раз посылал ему дружину на помощь, когда наседали Зольта и Файса, а потом Такшонь. Ингвару ведь тоже приятно знать, что внук Олега Вещего не вернется на Русь… Через Деревлянь постоянно ездят торговые обозы из Киева – из Хазарии на запад, к моравам и дальше. Это всем приносит огромные выгоды, так что глупо было бы не помириться.

– А чем торгуют? – полюбопытствовал Хакон.

– Туда везут в основном меха, мед, воск. Челядь, если возьмут где. Обратно возят соль из Баварии, угорских жеребцов, разные ткани, оружие. Рейнские мечи… Правда, с этими войнами в Моравии последних трех-четырех лет купцов мало. Но Свенгельд получает десятую долю от каждого товара за провоз через Деревлянь. То, что раньше получали князья Володимеровичи. Понимаешь, как его здесь за это «любят»… И тот, кто сменит его, очень сильно разбогатеет! И даже сможет с легким сердцем жениться на самой лучшей невесте, какую только получится найти! – Я улыбнулась ему, надеясь, он поймет мою мысль.

– Нет! – Хакон сжал мою руку и улыбнулся, но покачал головой. – Этому не бывать.

– Почему?

– После смерти Свенгельда – мы же об этом говорим? – его преемник будет получать лишь треть от древлянской дани и десятую долю торговых сборов. Все остальное пойдет на Киев. Никто, кроме Свенгельда, не будет так самовластно распоряжаться этой землей и ее богатствами. Киевская дружина Ингвара с трудом терпит это сейчас и не будет терпеть после его смерти ни одного лишнего дня.

– Ты точно знаешь? Ты говорил об этом с Ингваром?

У меня похолодело в груди. Не так чтобы я не поверила – это звучало весьма правдоподобно, – но на меня морозом повеяло предчувствие неизбежных бед.

И никакая я не ясновидящая. Не надо уметь раскидывать руны, чтобы предсказать приход зимы, когда закончатся лето и осень.

– Ингвар сам сказал мне.

– И даже тебе, его родному брату…

– И даже мне, его родному брату. По той же причине, по которой мать не велит мне жениться. Ингвар не хочет и не может позволить, чтобы Деревлянь стала отдельной державой, пусть даже принадлежащей его брату. Это теперь его земля.