Читать интересную книгу Конец света. Русский вариант - Вера Афанасьева

 – Беда в том, что любой безумец считает себя не просто нормальным, а самым умным, самым рассудительным, самым мудрым. Тот же, кто признает собственное безумие, обычно всего лишь лукавит, пытается так выделиться из большинства, а целью своей имеет эпатировать публику.

 – Человечество вообще любит эпатировать. Оно, словно нервный подросток, лелеет мысль о смерти. Ему бы ещё зрителей, безутешных родственников – непременно предприняло бы попытку суицида. Но, увы, наблюдать некому.

 – А мне все время кажется, что за нами кто-то из космоса наблюдает. Выхожу ночью на улицу – жутко так. Луна смотрит, глаза у нее такие мутные, нос вздёрнут, губы кривятся – очень недовольная. И звёзды. Они подмигивают, нехорошо так, редко, нехотя. Если долго смотреть на них, оторопь берёт. И много-много пустоты. Сразу чувствуешь, какой ты маленький, беззащитный, как паучок.

 – Пауки как раз хищники. Почему паучок-то, странный вы мой?

 – Он же на паутинке висит. И любая сволочь может эту паутинку оборвать.

 – А вы больше не ходите на улицу ночью и не смотрите на злую луну, паучок. Ну, скажите, зачем вы ходите? Не знаете? А я вам скажу: любите свой страх. Страх – это чертовски приятно, страх – это наркотик. И его всегда недостает.

 – Вот-вот, проблема-то как раз в том, что мы не боимся ничего, вот и утратили радость жизни, без привычной дозы.

 – Как это не боимся? Все, абсолютно все боятся потерять деньги.

 – Есть неплохая компенсация – нынче никто не боится потерять невинность. Это несколько украшает жизнь.

 – И честь. Это вроде не украшает.

 – Так прилетит Нибиру или не прилетит?

 – Вы с теорией вероятности знакомы? Вот, предположим, открыли вы шампанское, а пробка взяла да и взлетела высоко-высоко. И кто-то в Австралии или в Латинской Америке ухитрился сделать то же самое. Представляете себе, какова вероятность того, что ваши пробки встретятся в стратосфере? Так что можете не переживать, пусть себе летит. Столкнуться с Землей у этой вашей Нибиру никак не получится, даже если она очень постарается.

 – Одно дело – пробки, другое дело – планеты. Они ж большие, запросто столкнуться могут. Вон, даже самолеты ухитряются в небе друг в друга вмазаться. Это ж уму непостижимо – в пустом небе! Какая уж тут теория вероятности.

 – Тунгусский-то метеорит вон каких дел натворил. А если бы он упал на Париж или Лондон?

 – К гибели Земли даже это не привело бы, наша планета, знаете ли, –весьма устойчивая конструкция. Таков мировой порядок.

 – У вас, умников, всё устойчивые конструкции. А у самих вся мебель поломана, ванны покоцаны, все краны свернуты, половина лампочек не горит, и розетки током бьют. Прежде, чем мировой порядок обсуждать, свой наведите. Теоретики, бля!

 – Просто есть времена, которые следует пережить. Не жить, а выживать, притаиться, и тихими шагами, тихими шагами.

 – Да хватит вам, никто и не думает ни о каком конце света. Всех куда больше волнуют генномодифицированные продукты.

 –О генномодифицированных продуктах  чаще всего беспокоятся обладатели генномодифицированных мозгов.

 – А о конце света не просто не думают. Многие и слов-то таких не понимают.

 – Люди! Давайте обратимся к правительству, чтобы оно построило всем  подземные убежища!

 – О боже! Да как же не поймете вы, что нет такого убежища, которое защитило бы хоть кого-нибудь от конца света, и быть не может.

 – А зачем же тогда они уже давно построили подземные убежища, для себя? Тогда, получается, что и власть ничего не понимает? В конце света, я имею в виду.

 – Власть вообще ни в чем не понимает. Это основной социальный закон. Справедливости ради следует сказать, что и все остальные понимают не больше.

 – Я смотрю, на этом сайте вообще твоя моя не понимает. Один про Фому, другой про Ерему. Кто про бузину, а кто про дядьку в Киеве. Все ничего не понимают, и все друг друга поучают. Вы определитесь, наконец, о чем болтаете: о конце света, о космической катастрофе или просто так, ни о чём. А то и впрямь дурдом.

 – Вы-то зачем, разумный вы наш, пожаловали в этот дурдом? Никто ж не звал, не неволил.

 – Да сын меня спросил, что да как, зашел почитать, а тут – чушь одна.

 – Ребята, давайте жить дружно, хотя бы напоследок. Скоро нам вообще нечего будет делить.

 – Не нечего, а некому.

 – Сойдемся на том, что и нечего, и некому, о;кей?

 – А мне кажется, что дело совсем не в том, что люди думают только о том, чтобы пожрать повкуснее, да выглядеть получше. Беда как раз в том, что они об этом стали слишком мало думать.

 – Это ещё почему?

 – Потому что сидят они вот так на задницах в интернете. Миллионами и миллиардами сидят, и забывают и о еде, и о красоте. Сидят в трусах и тапках, не мытые, не чёсаные, не позавтракавшие или не поужинавшие, и все базарят, базарят и базарят. Так что им совсем и не страшен настоящий конец света, а вот виртуальный их сильно огорчит. Вот сейчас исчезни интернет – и жизни не будет у половины.

 – Ну, это вы преувеличиваете, но доля правды в ваших словах, конечно, есть.

 – В любых словах всегда есть доля правды. Равно, как и доля лжи.

 – Дьяволу нынче можно не заботиться о реальном конце. Ему достаточно организовать его в интернете. И почти все, кто имеют хоть какое-то представление о конце света, его получат.

 – Конец света не от дьявола –  от Бога.

 – Но ведь и правда: всем на конец света глубоко наплевать, и думают об этом единицы.

 – Думают всегда единицы.

 – А толк-то какой от этих раздумий?

 – Не скажите, всегда полезно подумать о конце. Собственно, только о нем следует и думать. Именно представление о неизбежной смерти позволяет всякому жить достойно. Смерть всегда выступает тем фоном, который оттеняет существование и делает его ярче.

 – Согласен с вами. Следует очень поблагодарить тех, кто первым заговорил о конце свете в две тысячи двенадцатом. Потому что всем нам очень о многом полезно задуматься, да все недосуг. Нам кажется, что мы все знаем, а ведь многих вещёй мы не понимаем. Причем настолько, что понятия не имеем ни о том, что они из себя представляют, ни о том, откуда берутся, ни о том, как они связаны с другими вещами. Мы не знаем ни корней, ни причин, ни следствий многих очень и очень важных вещёй. Но ведь все эти вещи кажутся нам привычными, обычными и понятными. А чтобы задуматься, необходимо удивиться или испугаться. И вот так, хотя бы слегка испуганными, перед лицом опасности люди могут хоть что-то понять. Именно так начинает понимать смысл и радость жизни тяжело больной.

 – Пограничная ситуация дарит острое ощущение экзистенции?

 – К сожалению, опасность слишком невелика, и в нее никто не верит, ситуацию нельзя назвать пограничной.

 – Всегда остается то самое роковое «а вдруг?»…

 – Вот начнись атомная война…

 – Типун вам на язык!

 – Эх, хорошо нам раньше было! Могли концом света управлять: когда захотим, тогда и сделаем. Нажал одну кнопочку – и миру п…ц. А теперь сами должны от страха писаться, гадать: на нас Иран бомбу кинет или на Штаты?

 – Да, человечество не просто смертно, оно внезапно смертно. Хотя сейчас это совсем не похоже на правду.

 – Собственная смерть всегда не похожа на правду. В нее всегда не верят, как бы ни старались.

 – Так катастрофа будет или не будет?

 – В этом году точно не будет. Где это вы видели: чтобы заранее знать о смерти, причем без видимых причин? Только об этом и говорить, и чтобы именно так всё и произошло?

 – Заранее вообще ничего знать нельзя, даже того, что сам планируешь. Я вот сколько раз ни собирался сказать в определенное время и в определенном месте заранее обдуманные слова, так у меня ни разу не получилось. Слов нужных, тобой самим придуманных, и тех не скажешь! Как же тогда знать наперед хоть что-то?

 – Дано знать только пророкам, а они уже все сказали. Небо будет новое, и земля будет новая. И все. Потому что наш мир – всего-навсего прихожая перед грядущим миром, а дверь в него плотно закрыта. Так что заглянуть в него никак не удастся.

 – Неверная аналогия. Пусть не сможем заглянуть, но если мы в прихожей, то уж дверь-то нам видна. А по двери можно многое сказать о доме, в который она ведет, не так ли? Кроме того, у нас могут быть и соображения по поводу того, каким образом эта дверь может открыться. Да и момент, когда она откроется, тоже можно приблизительно определить. Ее ж никто не вышибает, эту дверь, то есть она открывается постепенно.

 – Вот именно, что вышибут эту вашу дверь в одну секунду! Любой крупный метеорит и вышибет. Но даже если она будет медленно открываться, это-то что даст? Куда спрячетесь, в бункер? Наоборот, медленно открывающаяся дверь на тот свет – это и есть самая страшная пытка.

 – А, ерунда! На миру и смерть красна! Как людям, так и нам. Обидно умирать в одиночку, а всем вместе – нормалёк!