дых. Локтем в затылок.
— Прости, полотенце не верну, — обернулся я к Свете, прихватывая своего бесчувственного противника за шкирку. — Кровь отстирывать замучаешься.
Первыми ударами я разбил Одоевскому нос.
— Что ты собираешься с ним…
Девушка кое-как прикрывалась руками, но хотя бы не визжала и не истерила. Впрочем, похоже, просто не хотела привлекать внимание.
Я не стал дослушивать или отвечать, молча поволок Одоевского в мужской туалет. Возможно, в женском вышло бы смешнее и унизительней, но вдруг там иная планировка. Или кто-то есть внутри.
Проверил пульс у него на шее — живой. Всё же бил не настолько сильно, да и через полотенце. Но мало ли, я же не какой-то профессиональный боец или мастер боевых искусств. Даже с тем, что он вырубился от удара, скорее повезло.
Я макнул Одоевского головой в унитаз и нажал на смыв. Чтоб и волосы стали мокрыми и все поняли, что его основательно искупали. Повторять не стал, а то очухается… Или захлебнётся. Мне такого не надо. Вышел, оставив дверь в кабинку открытой.
Вот зачем я вообще полез в эти школьные разборки? Ну, не сделал бы он чего-то этакого со Светкой Соколовой прямо в коридоре! В конце концов, ей достаточно было заорать, чтоб привлечь внимание народа в комнатах.
А теперь я нажил себе врага, причём достаточно привилегированного — с третьего этажа, где у них личные душевые, а не общая. Так-то серьёзный показатель общественного положения, особенно для общаги!
Да ладно, кого я обманываю. Не в девушке вообще дело. Вот сказал бы Одоевский: «Господин Соловьёв, будьте любезны идти по своим делам и не мешать нам с прекрасной дамой вести приватную беседу!» Я бы, пожалуй, и пошёл — ну, если бы Соколова о помощи не попросила. А то — «сдрисни»… Фи, как грубо и не аристократично — на те кулаком в табло за это и мордой в унитаз! А чё он?
Выглянув в коридор, я обнаружил, что Соколовой там уже нет. Наверняка смылась к себе, одеться. Даже спасибо не сказала. Подумав, я вернулся в уборную и забрал у Одоевского из кармана шорт ключ с биркой. Всё-таки стоит мне принять душ, но в индивидуальном порядке!
Комната тридцать три нашлась легко, ключ подошёл.
— Одоевский, я же просила!.. — начала было девушка, но обернулась, увидела меня и запнулась.
Я тем временем вошёл и запер за собой дверь. Осмотрелся. М-да, тут комнаты попросторнее, чем у нас. И обставлены получше. Вон девица сидит перед трюмо-трельяжем с тремя зеркалами, красоту наводит. А у нас зеркала только с внутренней стороны двери шкафа.
— Ты что тут делаешь, Соловьёв?
Ну, хотя бы уважительно обращается, по фамилии, а не Соловьём кличет. Хотя я не то, чтоб сильно против. Но всё зависит от тона.
А кровати-то вовсе не сдвинуты! Вон стоят по разные стороны комнаты. Хотя и пошире, чем у нас.
— Да в душ решил сходить, — сообщил я. — Вот, Одоевский дал мне ключ. А сам он принимает водные процедуры у нас, на втором этаже.
— Одоевский. Дал. Тебе. Ключ, — раздельно произнесла девушка, пристально воззрившись на меня. — Убью гада!
— Меня или его? — уточнил я, разглядывая собеседницу.
Одетая только в крохотный чёрный топ, скорее смахивающий на спортивный лифчик, и короткую юбчонку, едва ли до середины бедра. Такое одеяние не скрывало прелестей и объёмов фигуры, весьма внушительных, побольше, чем у Изольды. Волосы что называется цвета воронова крыла, наверняка крашенные, не бывает настолько тёмного естественного оттенка. Да и макияж она себе накладывает в этаком готичном стиле, даже помада чёрная.
— Его. Но сначала тебя. Если не уберёшься к бесам немедля!
— А я-то думал, ты мне спинку потрёшь, — вздохнул я. — Но ладно, обойдусь. Убираюсь. За какой дверью у вас тут ванная?
Воронцова аж подавилась воздухом от такой наглости. А я не стал дожидаться ответа — вряд ли я его получу. Сам решил проверить. Внутренних дверей тут больше, не только в комнату прислуги, но и ещё две — в ванную и уборную, очевидно. Угадал я со второй попытки.
— Да я быстренько ополоснусь, — заверил я, пока Воронцова ещё не собралась для ответа. — Ты-то явно успела помыться, раз вон уже лицо красишь. Так что не задержу и не помешаю.
Я захлопнул дверь и заперся на щеколду, открыл воду и принялся раздеваться. Ну, надеюсь, у девчонки-аристократки хватит чувства приличия не выламывать дверь в ванную, где моется парень. А если нет — сама виновата. Главное чтоб одежду мою в окно не выкинула, пока я из душа выйти не успел, а всё остальное пустяки. Пускай хоть смотрит, хоть спинку мне потрёт.
Но это вряд ли. Похоже, слухи о распутстве Воронцовой сильно преувеличены. Наверняка завистливые однокурсницы их и распустили. Но, возможно, она дала к тому повод… Надеюсь, она в народ выходит не в той одежде, в какой я её застал? Иначе слухи ещё даже мягкие.
И Одоевский, получается, просто понтовался там в коридоре. Втроём в душ, ага, как же, держи карман шире и закатай губу. Но для репутации в коллективе подобные заявления полезны, конечно — если речь о коллективе юных студентов. Мол, да я… Да моя баба… Да пошли к нам третьей… Да я вас обеих… А моя не против… Только работают такие понты ровно до тех пор, пока не придёт «его баба» и прилюдно не скажет, что выставляет его погулять в коридор, пока одевается и красится. Ну и всё прочее про раздельные кровати.
Скорее всего, и полотенце-то с Соколовой он сдёрнул случайно. И сам оторопел, потому я и застал его врасплох. А сама она не орала и не звала на помощь.
Так что, кажется, плохой парень в этой истории — я. Избил беднягу, который просто убивал время и понтовался в меру своего разумения. Ещё и опозорил, макнув в унитаз. Ну и ладно, — а всё потому, что хамить не надо! По идее, за такое хамство аристократы и на дуэль вызвать могут. Надо будет разузнать, как тут с этим.
Что ж, ладно. В ответ не буду рассказывать про раздельные кровати с Воронцовой. Если Одоевскому хватит ума не продолжать наш конфликт. Что вряд ли, конечно. Этот юношеский гонор… Даже у меня проявляется, гормоны играют, хотя умом я давно взрослый мужик, уставший от всех этих детских разборок.
Но тут уж, как