А весной случилась беда: из Крыма пришла телеграмма, что Ната отравилась. В тот же день Леночка выехала в Ялту. Сергей ее поразил: он был абсолютно спокоен, даже из вежливости не разыгрывая скорбь, и это укрепило Ленину убежденность, что Ната умерла не сама.
Ей повезло — в прокуратуре, куда она обратилась, работали профессионалы. Очень скоро они установили, что причин для суицида у Натальи не было, а мышьяк, который она употребила, Сергею прислала Татьяна, купив у знакомого стоматолога якобы для усмирения бешеной собаки. На следствии он признался, что никогда не любил Наташу, а женился на ней с единственной целью — унаследовать дом и жить в нем с любимой Таней. Гнусный план возник у влюбленных прошлым летом, когда они гостили у Наты. И удался бы без сучка и задоринки, не подними Алена шум. Родственников-то у отравленной девушки не было…
Хоронила Нату Алена, и надгробье заказывала она. На нем золотыми буквами выведена надпись: «Любовь — наказание… За что это тебе, подружка?»
А в красивом ялтинском доме теперь никто не живет. Конфискованный судом в пользу государства, он пользуется дурной славой и отпугивает покупателей.
РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ ХИРУРГИ НЕ ШТОПАЮТ
Над старой девой Ираидой в отделении подшучивали — то сунут в карман эротический гороскоп, то календарик с голой девкой — в книжку. А потом умирали от смеха, наблюдая ее неподдельный конфуз.
В ту ночь, когда в больницу внесли носилки с окровавленным Сергеем, как по заказу, дежурила Ираида. Она любила выхаживать безнадежных, ведь сердце ее и помыслы были свободны от посторонних страстей.
— Ну, прям, мать, случай для тебя, — хмыкнул дежурный врач. — Ножевое ранение в сердце. Говорят, на почве любви. Чертов Ромео.
Пока Серегу оперировали, Ираида не находила себе места. Бледное лицо парня в обрамлении черных кудрей напоминало пушкинского демона. Ираида знала, что разбитое сердце в хирургии не заштопаешь, его надо собирать по кусочкам, долго и терпеливо, окропляя живой водой участия и бескорыстной любви. Да-да, любви. Но в те минуты она еще не признавалась себе, что в свои 35 аскетичных лет втюрилась, как девчонка.
— Ну как? — метнулась она к хирургу, вышедшему из оперблока.
— Живуч, — подмигнул он сестричке. — Сердце большое, зашили. Хватит и на тебя.
А потом привезли «Джульетту». Ираида ее сама не видела — капельницу ставила Сергею. Но Валька со второго поста рассказала, дополняя слова красочными жестами:
— Красивая! Глаза — во, грудь — во, а талия, как у артистки. Она из того же подъезда и ранена тем же ножом!
— Тоже в сердце? — замороженно уточнила Ираида.
— Да нет, рядышком. И не сильно, только ткани задеты.
Наутро больница гудела. Кто кого порезал? За что? Кого будут судить и сколько дадут?
— Ты сам себя пырнул? — спросила она Сергея, когда тот чуть-чуть оклемался.
— Какая разница, Ира? — поморщился он. (Перевязка была болезненной, как она ни старалась!) — Я дурак и страшно ее ревновал. Когда кровь увидел, сообразил, что наделал, попросил, чтоб меня убила. Но у нее ручки слабые, музыкальные. В любви она темпераментней.
И он отогнул у рубашки ворот. На шее алел греховный след поцелуя.
Тамару из больницы выписали раньше. Ираида видела, как ночью она забегала к Сергею, а утром строила глазки врачу, когда тот осматривал грудь.
— Вот за это он ее и порезал! — решила она про себя.
Однообразные будни медиков разбавляли беседы со следователем. Опрашивая свидетелей, он «держал» невозмутимое лицо. Но Ираида как-то учуяла — он симпатизирует Джульетте. И потом, услышав его версию в суде, она совсем не удивилась. «Покушение на убийство в состоянии алкогольного опьянения». По мнению следователя, Сергей ударил ножом Тамару, а потом вложил ей в руку тот же нож и пронзил себе сердце. Идя на смерть, он хотел замарать возлюбленную таким хитроумным способом.
Ираида сидела в суде и тянула отчаянно руку. Она надеялась исправить ошибку так, как это делала в школе. Выходит, зря она говорила следователю и даже писала о том, как в бреду Сергей заклинал: «Ну бей же, бей, только в самое сердце, Тома!» Ей вспомнился вечер перед выпиской Сергея. Он подставил руку, перетянутую жгутом, для укола и неожиданно сказал: «А ты красивая, Ирочка». Она тогда просто опешила. Красивая? Она? С этими жуткими бедрами и короткими ногами? С этим издевательским именем, хлопающим, как фанера по стеклу?. С этим толстым носом-картошкой? Ну, полная противоположность его грациозной Тамаре. Впрочем, в одном она явно давала ей фору. Тамарины «стеклянные» глаза не шли ни в какое сравнение с черным бархатом Ираидиных очей. Впрочем, следователь думал иначе. Выслушав взволнованную медсестру, он лишь иронично щелкнул языком: «Подлец, пытается оговорить девчонку!»
На суде было много свидетелей: соседи, сослуживцы, первый муж Тамары и жена Сергея. Она не скрывала своих антипатий:
— Эта бесстыжая разбила нашу семью. Муж хотел вернуться, но она явилась к нам в дом и потребовала отдать Сергея.
Ираиду била дрожь. Она видела, какими глазами смотрит этот балбес на свою непутевую Джульетту. И поэтому не удивилась, когда, получив слово, он заявил с блаженной улыбкой: «Я порезал себя и ее. Она ни в чем не виновата».
На суде вдруг выяснилось, что у Сергея уже есть судимость. Два года назад он получил условно за то, что сломал Тамаре челюсть.
— Боже, какой садист! — сокрушалась в коридоре какая-то толстушка. А Тамарина мать дополнила портрет «садиста» убийственными деталями:
— И вот она в гипсе сидит на балконе, а он ей с соседнего тянет кружку с вином, в которой торчит соломинка. Спаивал, подлюга. Слышу, она Баха на пианино как-то не так играет, а это она «набахалась». Так что вы думаете? Только тот гипс ей сняли, домой ночевать не пришла. Опять он к себе заманил и не выпустил.
Суд приговорил Сергея к 8 годам лишения свободы. Когда его уводили из зала, Тамара пальчиком послала поцелуй.
— Признайся, Ираида, Ромео ранил и твое сердце? — попробовали повеселиться в отделении. Но тихая медсестра закричала вдруг бешеным голосом:
— Да что вы понимаете в любви! Вы объелись ее суррогатами. Любовь — это подснежник, а ваш нос отравлен табаком!
Получилось несколько высокопарно, но всех задело за живое, и о Ромео с Джульеттой стали забывать. Это было нетрудно — жизнь подбрасывала новые сюжеты.
На Восьмое марта Ираиде пришло письмо на больницу. Она прочитала и запьянела, как от шампанского. Сергей ей делал комплименты с изяществом грузчика, танцующего па-де-де. Она ответила тут же — лучистым стремительным слогом, едва просвеченным нежностью и мягкой самоиронией. «Чуткий ко всему красивому, он не мог меня не оценить. Но, оценив, должно быть, испугался. Сложная женщина не менее опасна, чем красивая». Его молчание и неразвившуюся переписку Ираида объяснила себе именно так.
Прошло семь лет. В холостяцкой квартирке больничной медсестры скопилось 34 открытки — 34 скупых привета из зоны, приуроченных к праздникам. А на день рождения в июле открытка почему-то не пришла. Ираида ждала до августа. Потом еще две недели. И ранним утром в субботу отправилась с дежурства не домой, а в противоположную сторону города. Деревья возле девятиэтажки еще хранили ночную прохладу. В тени на скамейке сидели две женщины, молодая — с коляской и пожилая — в рабочем халате.
— Как мне найти Тамару? — спросила у них Ираида.
— Тамару? — удивилась та, что в халате, и сразила ее проницательностью: — А вы — медсестра из больницы?
— Нет, — засуетилась Ираида. — Я из газеты. Была на суде. Хочу узнать, как сложилась судьба «героев».
— Тамара уехала. Замуж вышла, родила второго и поменяла квартиру.
Женщина в халате отвернулась. Она потеряла к ней интерес.
— А за что он ее порезал? — вырвался у Ираиды давно наболевший вопрос.
— Вы не видали Тамару? — подключилась вдруг «молодая». — Мимо нее не пройдешь. Говорят, что у нее бешенство, сами понимаете, какое… Они как в наш дом переехали, так Сергей и свихнулся. А Тамаре что! За ней вечный хвост кавалеров. Появился какой-то Саша… Сергей уже в тюрьме сидел, когда Петр, ее новый мужик, тоже с ножом бросался. Сама ж его подзадоривала: «Если ревнуешь, зарежь!»
«Молодая», довольная «интервью», ушла по своим делам, а женщина в халате будто застыла на лавке.
— Вы, наверное, мать Сергея? — догадалась Ираида. Та кивнула и задрожала лицом.
— Меня ведь парализовало вначале, — пожаловалась она. — Муж выходил. А теперь его парализовало.
— Ничего, осталось уже немного, — попыталась утешить Ираида. — Выйдет через год, жизнь свою устроит. Хорошо, что Тамара уехала. Где она теперь?