право и на небритость, и на отчество.
— Требую, чтобы мне объяснили, за что я задержан! — заявил я, подражая Хилону в топовом ролике.
Кассин улыбнулся, добрые глаза сложились в шкодливый прищур.
— А как же ж?! Всенепременно.
— Мы пошли, Анатольич? — спросил Пригорин.
— Долг, типа, зовет, — добавил капрал.
Следователь отпустил патрульных, учтиво пригласил меня присесть к столу.
Я со скрипом двинул стул, откинулся на нем и огляделся. Кабинет был плохо освещен, несмотря на два окна с раздвинутыми жалюзи. Т-образный стол с бордовой полировкой занимал треть помещения, возле компьютера тульей вниз лежит армейская треугольная фуражка. В углу замер сейф похожий на зомби, на нем графин с мутной водой. На стене висит портрет Президента — чопорный лик, складки у губ, длинные фьорды залысин.
Тоже губы поджать. Не буду сейчас истерить. Больше солидности, многозначительности, как в сериале. Я вам не какой-то там! Мне прочили большую служебную карьеру. Был бы сейчас советником Президента, кто бы посмел задержать? Два раза притом! Есть же законы какие-то!
— Георг Гегель, — сказал Кассин, заметив, что я смотрю на портрет. — Знаменитый философ до нашей эры. Философию права не читали?
— Не читал.
— Я, признаться, тоже. Явку с повинной хотите? — врезал внезапно он.
Я растерялся, но всего на секунду.
— Мне не в чем виниться.
— Ой ли, ой ли, — певуче вздохнул следак.
Он полез рукой в треуголку и достал оттуда очки в дешевой оправе. Поглядел на меня, на монитор, снял их, достал другие. «Так получше, — пробормотал он, поглядел на клавиатуру, достал и примерил третьи очки, — А так еще лучше».
Кассин пододвинул ко мне прямоугольник планшета. Я приложил руку, прошел идентификацию. Следователь снял очки, посмотрел мне в глаза и засмеялся.
— Так совсем хорошо, — сказал он.
Мне против воли стало смешно.
— Итак, начнем, — сказал Кассин и тут же уронил на пол блокнот. — В каких вы отношениях с Павлом Кольцовым? — спросил он из-под стола.
— Ни в каких, — сказал я, удивляясь. — Учились в школе давным-давно.
— И отношений не поддерживали?
— До вчерашнего дня нет.
Начало кое-что проясняться. Эх, Вжик! Вот оно, твое несогласие! Напился — веди себя достойно. Не надо поносить того, кого не надо. По ходу, бармен настучал.
— И должен вам сказать, — объявил я вылезшему Кассину. — Что наша встреча была случайной. Позицию Павла не разделяю.
— Это да, это правильно, — следователь потер нос. — Вы же ж засвидетельствали согласие с аудиозаписью допроса? И предупреждены о последствиях.
— Так это, — я показал жестом, как чип подносил к планшету.
— Замечательно, — Кассин застучал пальцами по клавиатуре. — В каких отношениях вы с Федором Вайсом?
— Не знаком. Нет отношений.
— С Анжеликой Труновой?
— Кто это?
— Понятно, — следователь зевнул. — Вы сказали, что позицию Кольцова не разделяете.
— Верно. Я как клауфил против подобных высказываний. Считаю, протестные настроения играют в пользу наших врагов.
— Каких врагов?
Я на мгновение замешкался.
— Как каких? Северяне, чедры, Америка.
— Англосаксы, да?
Тут я стал сомневаться. Или дело не во Вжике? Или во Вжике, но по-другому? Зря я на бармена подумал. Павлик, Павлик…
— Новых директив не читал еще. Враги — те, кто враги. И мы должны бороться с любыми.
— В новых указах все по-старому, — покачал головой следователь. — Значит, должны бороться?
— Я думаю именно так.
— И вы думаете, что Федор Вайс работает на Чедру?
Я думаю, детский сад такие уловки. Вслух сказал:
— Сожитель Вайс мне не знаком.
— Гусь свинье не сожитель, чего там, — Кассин, кажется, смутился. — Извините, Александр. Я старый человек и допросы веду по старым методичкам. Как в эрэф еще. Ох же ж! Но вы понимаете — служба.
— Понимаю. Кино смотрю.
— Вижу, что смотрите, — Кассин глядел в свой монитор. Я, понятно, не видел, что там, но очень вероятно — моя история браузера. Чего бы он иначе англосаксов приплел? От консьержей не скрыться.
— Если я дал повод усомниться в лояльности, то давайте прямо, — сказал я.
— Нет никаких сомнений. По лояльности, — сказал Кассин. — Вы задержаны по подозрению в убийстве Павла Кольцова.
Удар! Укол с разбега. С таким трудом удалось успокоиться, но чувствую — плыву.
— Пашка?.. Убит?
— Насмерть! — воскликнул следователь. — Мастерски! Адъютанта вооруженных сил, ветерана. Как вам это удалось?
Я не знал, что отвечать. Я реально падал с большой высоты.
— Случайно, — еле выдавил я.
— Без умысла?
— Без.
— Признаетесь в убийстве?
Память паниковала, хлестала веслами по глади, и случайно нашла полезное.
— В убийстве нет, — сказал я из дальней дали. — Неосторожное причинение смерти. Я разозлился, когда Вжик… когда он… память предков оскорбил.
— Разозлился и что?!
— Обругал…Бросил в голову… ему… тяжелое дно… стакан… такие в барах. Тяжелые.
— И?
— Я не хотел…
— Дальше?! Шэлтер! Дальше!
Все мучения, все унижения, вся боль сегодняшнего дня. Памятник в Парке памяти. Девочка с мороженым, и камера с кирпичной стеной.
— Потом ты дождался Кольцова, — шепотом подсказал Кассин. — Дождался? Позвал его и? Что было дальше?
— Я не помню.
Передо мной оказался стакан воды. Я не заметил, когда следак успел налить. А он пересел за приставной стол напротив меня и сказал:
— Пейте. Успокойтесь.
Мелкими глотками, чередуя через вдох. Последняя теплая воля. Мутного цвета. Из грязной посуды. Можно самого себя лишить родительских прав? Развестись — да, без проблем. Насчет Давида…. Затравит Гапландия маленького. Они любят маленьких уничтожить. Говорили, что маньяк приехал… Мопед! Не ставь мопед к дому врага! Прости, Борька…
— Давайте постепенно, — сказал Кассин. — В кафе вы разговаривали с другом.
— Одноклассником.
— Хорошо, одноклассником. О чем говорили?
— Вспоминали… потом… кто где. Он рассказывал. Адъютант Кольцов рассказывал о службе. Там все не просто… еще его жена бросила. Он говорит,