Шрифт:
Интервал:
Закладка:
по традиции изъяснялась она стихами на черно-белой открытке, правда, далее на сей раз следовало непривычное добавление в прозе: «Кислородом дышим про запас — авось хватит его и на Прагу!»
— Что ты об этом думаешь? — спросила мужа мать Квидо, держа открытку в одной руке, а маленького Пако — в другой.
Отец Квидо перечитал открытку еще раз.
— Бредятина какая-то! — заявил он.
— Если бы, — сказала его жена, печально улыбнувшись.
Апрельское солнце нагревало кафельный пол на веранде так, что на нем было приятно даже сидеть. Слышалось жужжание пчел, а в кроне ближней яблони под розоватыми цветами уже набухали будущие летние яблоки.
Лицо матери Квидо отражало большое счастье, но и не меньшую настороженность.
И она была вполне оправданна, хотя ни к чему путному так и не привела: уже в середине мая бабушка Либа заявилась с двумя чемоданами в полной решимости помочь своей дочери нянчить маленького Пако. Приехала она совсем неожиданно, как-то в пятницу, после обеда, что, однако, не помешало ей уже с порога отчитать отца Квидо за то, что не пришел ее встретить.
— Ты решилась оставить папу одного в Праге? — недоумевала мать Квидо.
— А он что, маленький? — аргументированно оправдывалась бабушка. — По крайней мере, сможет покупать себе мясо.
В Праге, утверждала она, оставаться ей больше нельзя ни минуты, она, мол, задыхается от тамошнего смога — и в доказательство своих слов она продемонстрировала семье забитый мокротой фильтр ручного респиратора, которым пользовалась теперь на всех оживленных перекрестках.
— Смог, — заявила она, — канцерогенный!
Слово «канцерогенный» она произнесла с каким-то благоговейным трепетом.
Что ж, матери Квидо пришлось смириться, а его отцу приложить все свое столярное мастерство, чтобы соорудить для тещи в пока еще нежилой мансарде уютный летний уголок.
— Вопреки отчаянному упору, который отец делал на слове «летний», — рассказывал впоследствии Квидо, — бабушка оставалась в Сазаве не только всю будущую зиму, но и до самой своей смерти в восемьдесят седьмом году.
— Эта комната зимой практически не отапливается! — предупреждал бабушку отец Квидо.
— На сей раз ты должна ему верить, — убеждала ее мать Квидо. — С неотапливаемыми помещениями у него большой опыт.
Но бабушку было не застращать, и, к ужасу отца Квидо, она, забрав к себе электрокамин и старый обогреватель еще со времен житья на веранде «Караулки», делала вид, что любой холод ей нипочем. Оба электроприбора способны были раскрутить счетчик, точно граммофонную пластинку, и от мысли, что придется оплачивать не только дорогую отопительную нефть, но еще и электричество, у отца Квидо голова шла кругом.
В морозные зимние ночи он нередко выбирался на лестницу, чтобы осветить фонариком счетчик.
— Он был похож на призрак отца Гамлета, только очень расчетливого, — описывая позднее эту картину, мать Квидо воспользовалась столь экстравагантным сравнением.
Бабушкина неожиданная боязнь рака, как ни странно, не покидала ее и в чистом сазавском воздухе. Поначалу бабушка отказывалась лишь готовить в алюминиевых кастрюлях, есть канцерогенных цыплят, которых, невзирая на все ее предупреждения, постоянно покупал отец Квидо, и мыть посуду «сапонатом», в результате чего тарелки стали вскоре такими жирными, что выскальзывали у всех из рук. Постепенно круг объявленных бабушкой запретов все более расширялся.
Двадцатого мая семья отмечала тридцатилетие отца Квидо. Жарко припекало солнце, но свод барвинка над верандой дарил желанную тень, так что Квидо решил накрыть стол к обеду там. У него для отца был припасен набор стамесок, и он не мог дождаться минуты, когда можно будет вручить их.
— Идите к столу! — нетерпеливо кричал он.
Первым пришел сам отец, принес бутылку шампанского. Мать шла следом за ним с большой кастрюлей супа, зажав под мышкой газету.
— Ты только послушай, — смеялась она. — Надеюсь, он не думает так всерьез.
— Наверное, нет, — сказал отец, — раз у меня сегодня день рождения.
Бабушка Вера кивнула на дедушкину рюмку.
— Ему не наливайте! — потребовала она.
— Нет, вы только послушайте ее! — выкрикнул дедушка Йозеф, взывая к сочувствию всех сидящих за столом. — Мне что, уж и с собственным сыном нельзя чокнуться?
— Прочту тебе только кусочек, — настаивала мама, — дорогого стоит.
— Иди же к столу, дедушка! — звал Квидо.
— Иду, иду, — крикнул дедушка Иржи, что был на обязательном осмотре овощных грядок бабушки Либы и сейчас возвращался, чуть задыхаясь. Квидо заметил, что дедушка немного похудел.
— Что скажешь на это? — крикнула ему бабушка Либа.
— Красота! — вздохнул дедушка и обвел взглядом все вокруг — до самого леса вдоль речной долины, так что было не совсем ясно, относится ли его восторг к сельдерею, цветной капусте и ревеню или же к окрестностям.
— Еще бы! Сазава принадлежит к числу наиболее популярных туристических объектов, — сказала мать Квидо по-русски.
— У тебя есть чем похвастаться! — сказал с презрением дедушка Йозеф. — У тебя отличный русский…
— Прекрати! — сказала бабушка Вера. — Вот дом у тебя отличный, девочка, правду говорю тебе…
— Одна беда — здесь жутко узкий гараж, — сказал отец Квидо. — Тот, кто строил дом, был явно полный идиот. На нашей «октавии» задом никак не выедешь…
— Попытаемся поменять его на ангар, — сказала мать Квидо. — А не удастся, придется ему учиться давать задний ход, минуя открытые двери.
— Не сгущай краски, — сказал отец Квидо. — Ну, давайте выпьем!
— Не разбуди Пако, ради бога!
Наконец вся семья собралась вокруг стола. Отец Квидо выстрелил пробкой и стал разливать шампанское в бокалы.
— Боже! — воскликнула бабушка Либа. — Хрусталь?! Ты что, хочешь нас всех отравить?
— Ей-богу, не хочу, — улыбался отец Квидо. — Уверяю вас, если жена не будет читать нам «Руде право», мы все переживем этот тост в полном здравии!
— Я не собираюсь облизывать этот свинец! — кричала бабушка Либа, брезгливо отстраняясь от хрустального бокала.
Все подозрительно склонились над своими бокалами.
— Что за чушь? — удивился дедушка Йозеф.
— Свинец, — с чувством своего превосходства отчеканил отец Квидо, — в свинцовом стекле молекулярно связан. Так что возможность слизать, как вы изволили выразиться, даже один его микрограмм абсолютно исключена.
— Знаете, кого я вчера встретила? — Мать Квидо попыталась свернуть разговор на другую тему. — Павла Когоута.
Бабушка Либа обернула бокал бумажной салфеткой.
— За здоровье, — сказала она с вызовом.
— За ваше, — поднял бокал отец Квидо. — За ваше.
— Экология, притом оригинально, — сказал редактор. — Это пойдет. Разумеется, без Когоута. Вот видите, получается, если хотите…
2) Мы знаем, что Квидо бегло читал еще до того, как стал ходить в первый класс. И конечно, можно было предполагать, что первые фразы букваря — как обычно бывает с детьми в подобных случаях — будут скучны ему, однако его проблема заключалась в другом: поскольку он соединял слоги, как и любой искушенный читатель, совершенно автоматически, подсознательно, то он не совсем хорошо постигал смысл слов, приводимых в учебнике лишь с целью усвоения тех или иных сочетаний. Квидо не мог поверить, что все эти слова напечатаны просто так, без всякого умысла, и, читая их, напряженно старался докопаться до их тайного значения. Да, зная уже, что все слова в книгах или театральных пьесах отнюдь не случайны, он отказывался допустить, что слова на первых страницах букваря подбираются по другому принципу. Поэтому такие слова, как МАМА, КОЛЕСО, МОЛОКО, Квидо произносил со странно настойчивой, драматической интонацией, какую слушатели сразу же улавливали, но не могли объяснить.
— Совершенно банальная фраза типа ЭММА РЕЖЕТ МЯСО звучала в моей интерпретации, — рассказывал впоследствии Квидо, — как суггестивное, экзистенциальное сообщение или даже как короткая цитата из неизвестного готического романа. Все от этого были в полном отпаде!
Слава Квидо вскоре докатилась и до товарища Шперковой, руководительницы школьного кружка художественного чтения, и она тут же пришла его послушать.
— Встаньте, дети! — воскликнула товарищ учительница Елинкова, когда ее коллега из старших классов появилась в дверях.
— Садитесь, дети! — улыбнулась товарищ учительница Шперкова. — Я пришла послушать, как хорошо вы читаете.
Когда вроде бы случайно дошла очередь до Квидо, ему достались три короткие фразы о зеленой горошине. Непроизвольно имитируя Владимира Шмераля в роли Пия XIII, он вдумчиво прочел их.
- Игра на вылет - Михаил Вивег - Современная проза
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Тысяча, тысяча, тысяча миль... - Ицхак Мерас - Современная проза
- Волшебный свет - Фернандо Мариас - Современная проза
- Перед лицом смерти - Натали Шендель - Современная проза