Читать интересную книгу Ничего кроме правды - Дитер Болен

Предупреждения были далеко не беспочвенны. Играя в теннис, я познакомился, в частности, с Кармен Лехтенбринк, подругой популярного певца и актёра Волькера Лехтенбринка. В теннисном клубе он считал себя таким крутым, важными — просто мегазвезда. Так что меня не мучили угрызения совести, что я утешал жёнушку такого болвана. Проблема заключалась в том, что Кармен воспринимала наши отношения абсолютно всерьёз. Она старалась на всех моих вещах оставить свой запах, чтобы Эрика догадалась, в чём дело. Во время одного любовного свиданьица в моём доме она втихомолку перештопала все мои носки — чик–чик — и ушла. Вечером после работы Эрика привычно взялась за бельё и удивилась: «Скажи–ка, Дитер, с чего это ты перештопал все свои носки?» Я шлёпнулся с небес на землю и хвастливо заявил: «Ой, ну, мне так захотелось.» А Эрика: «Ну да, тебе так захотелось…» Конечно, она не поверила ни одному моему слову.

При следующем свидании в постели Волькера я решил сыграть шутку с Кармен. Я тихонько стащил с журнального столика «Музыкальный рынок» и заперся с ним в туалете. Все статьи, имевшие ко мне отношение, я старательно украсил сердечками и стрелами. Для верности, чтобы он понял смысл послания, я обвёл маркером все фотографии, на которых увидел себя.

Волькеру это не показалось смешным. В стельку пьяный, едва ворочая языком, он позвонил Эрике: «Слушай, моя з… и твой …ак … Мы, собственно, тоже могли бы разок встретиться!» На моё счастье Эрика сочла Лехтенбринка слишком грязным и пьяным. Так что я решил поскорей покончить с этим делом. Всё–таки, это меня напугало.

Мы с Эрикой почти 7 лет были вместе. Её было 25, и она хотела замуж. Я не хотел. Мы спорили чуть не каждый день. Хоть я её и любил, но мне хотелось и дальше весело порхать, ни с чем не связываясь. Каждый вечер у нас в квартире слышались дикие вопли, и дым стоял коромыслом. Приходя домой, я видел её надутые губы. Постоянная нервотрёпка меня основательно измотала. А мне нужна была ясная голова, иначе ни за что не написать хит номер один.

Приятель подкинул мне идею гражданского брака: «Дитер — признался он мне — я тоже не уверен в себе на все сто. Но у женитьбы есть куча ценных преимуществ. На всякий случай мы заключим брачный договор.» Это меня убедило. «Послушай, Эрика, — приторно начал я — ты, собственно, права. Суперидея, насчёт женитьбы. Так нам даже удастся сэкономить немного денег. Давай–ка поскорее сходим к нотариусу.»

11 ноября 1983 года — небо было покрыто тучами — мы в мой обеденный перерыв побежали к нотариусу, чья контора помещалась наискосок от моего агентства, и нацарапали свои подписи под брачным договором. К тому же мы примчались в обычной одежде — джинсы, сапоги, шерстяной свитер — прямо в ЗАГС. Никаких знакомых, никаких друзей, никаких съёмок. Наш путь к законной совместной жизни занял 2 минуты. По окончании Эрика сухо заметила: «11.11! Ну–ну, надеюсь, ты выбрал этот день не потому, что начинается карнавал.»

Обратный отсчёт

Мне к тому времени исполнилось 29 лет и стало ясно, что мой план сделаться до тридцати лет знаменитым миллионером не удался. Зато я знал, что буде написано на моём надгробии: «Это человек, написавший 4 000 000 непризнанных песен. Он ни перед чем не отступал, даже Элмару Гуншу пришлось петь для него».

При этом я неплохо зарабатывал. Десять тысяч премии за первый год, за третий год я собрал уже 40 000, а теперь, за пятый год работы, уже 250 тысяч. И всякий раз, когда на какой–нибудь радиостанции от Гузума в Шлезвиг — Гольштейне до самой глухой деревни играли мою песню, мне отваливалось с этого 10 марок. Это называлось «сбором за прокат». Мне следовало бы удовлетвориться этим. Но я был недоволен.

Вокруг меня ошивались сплошь тормоза. Эрика, существо из рода людей, которые настолько практичны, что считают гроб лучшим подарком: " Послушай, Дитер, возвращайся, наконец, к отцу в строительную фирму! Там твой родной дом, ты ведь уже миллионер. В будущем ты можешь спокойненько отдыхать, задрав ноги кверху».

И мой шеф сделал заманчивое, по его разумению, предложение: «Дитер, пока что ты хлеб даром не ешь, так что можешь оставаться на этом месте хоть до пенсии». Да чего я у него не видел!

Я всё ещё лелеял мечту, идею фикс, писать песни на английском языке и с их помощью прорваться на международную арену. У цементоголовых придурков из фирмы звукозаписи, правда, всё, что было написано не по–немецки, каралось смертью через повешение. Но я был непоколебим и к тому же уверен, что наибольший успех песне принесёт звучание а-ля «I want your heart, come let us start». Это был ключ к моей мечте — вилле с фламинго в пруду в Беверли Хиллз. Тогда как немецкий вариант «Ich will dein Herz, komm lass uns starten» («Я хочу твоё сердце, давай же начнём») открывало двери лишь к домику на две семьи в Вуппертале.

К тому времени я не знал и даже не догадывался, что пришло время собирать урожай. То, что мне казалось тупиком, было в принципе залом ожидания. Всевозможные проекты, которым я дал жизнь, через год принесли сочные плоды.

3 ГЛАВА

Модерн Токинг: мы чемпионы!

С одним из таких проектов я столкнулся в начале 1983 года, в буфете студии. Там он и сидел, покачиваясь на табурете, вылитый брат Виннету. То есть, я был уверен, что это и правда брат Виннету, но он маскировался под немецким псевдонимом Томас Андерс. У него были волосы цвета воронова крыла до плеч, личико, как попа жеребёнка, и прислали это чудо ко мне из BMG. В этом месте следовало бы уточнить: Виннету по паспорту именовался не Томасом Андерсом, а Вайдунгом, Берндом Вайдунгом. Родился этот Бернд — Виннету в Мюнстермайфельде, неподалёку от Кобленца. Вершиной его карьеры на тот момент было выступление в шоу Михаэля Шанце «Hatten Sie heut' Zeit fur uns?» («Не найдётся ли у Вас времени сегодня?»). Как и я, Томас с детства мечтал стать музыкантом. Ему уже было 20, и за спиной были такие древние немецкие хиты как «Du weinst um ihn» («Ты плачешь о нём»), «Es war die Nacht der ersten Liebe» («Это была ночь первой любви») и «Ich will nicht dein Leben» («Мне не нужна твоя жизнь»).

«Просто прослушай его» — сказал мне шеф Энди Ганс Блуме.

«Привет, я тот самый Томас.»

«Ага, а я тот самый Дитер! Ну, давай–ка послушаем тебя!»

Он прошёл мимо меня к роялю стоимостью в 10 000 марок. Откинул крышку. Театрально растопырил пальцы. Заиграл. Что он там выдавливал из клавиш? Что–то английское, «Three Times A Lady».

Бросалось в глаза, что это была его произвольная программа, его музыкальный двойной лутц, его визитная карточка. Песня, которую он в своей жизни пел, возможно, чаще, чем сам Лайнел Ричи. В его голосе было столько чувства, столько сладкого мёда, что при желании им можно было бы намазать тост. У меня мороз по коже прошёл. Наверное, это был единственный раз в моей жизни, когда после всех этих Бернгардов Бринков и Драфи Дейтчеров я повстречал исполнителя с действительно хорошим голосом. Главным в нём был не объём, не сила, а очарование оттенков.

Мой испанский спаниель

И вдруг всё соединилось друг с другом воедино. За несколько месяцев до этого Господь Бог вышвырнул из своего хора арф и колокольчиков испанского ангелочка, ибо тот наделал в небесах слишком много шуму. И на моё счастье этот ангелочек заехал на своём помятом мерседесе к нам на Галлерштрассе — это и был Луис Родригес. Специалист по бас–ударным и жутким песням, в которых невозможно было разобрать ни слова, сплошь «Бум! Бум! Бум!». Но зато в этом «Бум! Бум! Бум!» было столько силы и ритма, что пальцы сами собой начинали щёлкать в такт музыке. О том, что Луис сидит в студии и занят работой, можно было судить оп вибрирующим стенам. Он ужасно похож на Денни де Вито, всех женщин зовёт Пуши (Puschi — сев. — нем. попрыгунчик), ростом с полтора барабана, поставленных друг на друга — «мой испанский спаниель».

Луис пригласил меня к себе, в студию 33: бункер без единого окна, оставшийся со времён Второй Мировой на заднем дворе дешёвого магазинчика, около здания окружной полиции. Романтика гротов и пещер с серыми стенами с неоштукатуренными трубами. Эта его резиденция а-ля «прекрасное жилище» принадлежало сначала Ральфу Арни, тому самому дедуле, что высадил на наш берег суперхит «Tulpen aus Amsterdam» («тюльпаны из Амстердама»). А потом совершил стратегическую ошибку, женившись на девице, помешанной на карьере. Финансовой дырой Арни Луис воспользовался, чтобы приобрести студию.

Луис принадлежит к тому роду человеческому, что хочет и может работать до потери пульса. Это мне понравилось. В виде пробы я предложил ему поработать с Пенни Мак Лином и проектом «Tanze Samba mit mir» («Потанцуй со мной самбу») Тони Холидея. Оказалось, что мы с Луисом сенсационная команда: он хотел лучшего, я хотел лучшего. Из–за этого мы частенько спорили, даже угрожали друг другу хорошей трёпкой. Но это только подтвердило мысль о том, что по–настоящему спорить можно только с людьми, которым что–то дорого. Мы сталкивались так, что только искры летели, и эти искры попадали иногда на кассеты. Если бы позднее, во времена Модерн Токинг, появился бы некто третий, им мог бы быть только этот самый Луис Родригес «Испанский Спаниель».