— В праздники, — закончила за нее Трегубович. — А, что тебе объяснять. Ты же отказываешься взглянуть правде в глаза. Любит он тебя, как же. Потому и говорю, что и будни, и праздники провожу в вашей семье. Кстати, спасибо, что так деликатно напоминаешь мне о моем одиночестве! Но уж лучше я буду одна, уверенная в том, что меня никто не обманывает и не предаст в любую минуту с лучшей подругой. А вот о твоей любви к супругу очень даже можно поспорить. Так, говоришь, любишь?
— Люблю.
— Тогда почему боишься взять его с собой на новогоднюю вечеринку? Ты хотя бы сказала Сереге, что наши корпоративчики давно перестали быть закрытыми?
Крыть было нечем. В самом деле, корпоративные вечеринки в тресте уж года два, если не три, как сделали открытыми. Но Ира по-прежнему ходила на них одна. Потому что там нужно быть в вечерних туалетах, а Русаков и смокинг — понятия несовместимые.
Нет, она не сказала Сергею.
— То-то, — подвела черту под вопросами Лариска. — А почему? Сказать или сама знаешь? Знаешь, конечно, только я все равно скажу, а то любишь ты прятаться от правды. Потому что ты его стесняешься. Разве нет? Ну как же! Ты, заместитель начальника, шишка на ровном месте, вся из себя такая молодая и красивая, выведешь в люди законного супруга: старого, малообразованного, с въевшейся грязью под ногтями. Все вокруг будут сверкать голливудскими улыбками и благоухать Парижем, а твой законный — вонять машинным маслом. Все вокруг будут умные разговоры разговаривать, а твой Сереженька ни в чем, кроме железок, не разбирается. Ну возрази мне, скажи, что я не права и вообще не справедлива к нему. Скажи, что тебе совсем не стыдно за него, что ты гордишься его успехами в сфере исправления дефектов в тормозной системе автомобиля!
Ирина молчала. Всё правда. Ей действительно неловко за мужа перед знакомыми, а тем более сослуживцами. Стыдно за его грубые руки, за въевшуюся в кожу черноту технической грязи вокруг ногтей. Насчет того, что соляркой провонял, можно поспорить. Однако, хоть и принимал Сергей каждый день после работы душ, как ни старался истребить 'рабочий' дух, а все одно, пусть едва заметный, но 'флер железа' впился в его тело, казалось, насмерть. Ира не скупилась на дорогой парфюм для супруга, однако смесь 'Парижа' с техническими ароматами давала отнюдь не лучшее сочетание, а потому Сергей нечасто пользовался туалетной водой. Зато дезодоранты и лосьоны после бритья употреблял с явным удовольствием, и Ирина обожала прижиматься к щеке мужа, когда, побрившись, он выходил по утрам из ванной. Такой свежий, благоухающий пусть не изысканным парфюмом, но настоящим мужским духом: чуть горьковатым, с легкой дымкой мяты, апельсина, и еще чего-то непонятного.
Не скрывала своей любви дома, а вне его — действительно стеснялась. Она — очень видное лицо в их тресте, у нее завидное положение и очень неплохая, скромно говоря, зарплата. И сама она такая молодая, такая интересная — особенно после омолаживающей процедуры. На нее даже юноши заглядываются, что уж говорить о более зрелых мужчинах. А Русаков рядом с ней… Сам по себе он мужчина видный: крепкий, здоровый, вполне симпатичный мужик.
Но ведь именно мужик! Она — утонченная дама, а он — мужик, простой мужик. Не украшает он собою Ирину, вот в чем дело. Не достаточно хороший фон для нее.
Но это ведь ее Русаков! Ее Серега. И он бы понял ее, если бы только Ира решилась сказать ему все как на духу. Он бы понял!
Он бы понял. Но Ира не сказала.
***
Она вновь замолчала.
Молчала и попутчица, не настаивая на продолжении исповеди, не торопя события. Исповедь хороша, когда человек сам стремится выплеснуть из себя эмоции, а под давлением извне — это уже совсем другая история, там бывает много придуманного. Или, по крайней мере, там будет не вся правда.
Самолет по-прежнему гудел ровно и надежно, не пугая пассажиров посторонними шумами и вибрациями. Облака встречались все реже, и теперь ничто уже не скрывало далеко внизу изумрудно-зеленый ковер леса, изредка исчерченный голубыми прожилками речушек. Солнце било в глаза слишком ярким светом, и Ира раздраженно прикрыла иллюминатор голубой пластиковой шторой.
— Я уже тогда предала его, уже тогда изменила. Я должна была послать Лариску подальше со всей ее философией, должна была угадать ее мысли, а я, как последняя дура, попалась на ее крючок. Она так упорно капала мне на мозги, что я порой стала ловить себя на том, что наши с Сергеем отношения не так хороши, как мне казалось когда-то.
***
Тем временем в тресте появился новый служащий. Нельзя сказать, что новички в тресте случались редко. Как и везде, одни люди уходили, их места занимали другие. Иногда в связи с расширением компании создавались новые рабочие места.
Так в тресте появился Вадим Черкасов, заняв вновь созданную должность менеджера-маркетолога.
Его появление в управлении стало в некотором роде сенсацией. Еще бы — такого красавчика в кино-то нечасто увидишь, не то, что воочию. Однако, несмотря на красоту, чувствовалась в Черкасове какая-то искусственность: ну не бывает в жизни таких красавцев! Это в дешевых любовных романах герои обладают пронзительной красотой. Реальная жизнь неземную красоту обычно старается приземлить, уравновесив каким-то, пусть малейшим, недостатком или физическим дефектом.
Однако в случае с Черкасовым Истинная Красота праздновала торжество победы над природой: Вадим был красив, как Аполлон, Нарцисс и юный Филя Киркоров — 'три в одном флаконе'. Впрочем, каждая сотрудница треста видела в нем что-то свое. Непостижимым образом он воплощал индивидуальные мечты об идеале любой женщины.
Все-то в нем было по-книжному, 'как положено': если уж рост — так под метр девяносто, если глаза — так непременно самые крупные и блестящие маслины, ресницы — невероятно длинные, пушистые, и кокетливо загнутые. Кожа — чистый атлас. Волосы — как в рекламе французского шампуня. Фигура — как у атлета. Проше говоря, нереальный красавец. Выдумка истосковавшейся по идеалу фантазии.
Красота его от Ириных глаз не ускользнула, но именно по причине 'чересчур' вызвала скорее негативные эмоции. Не должен живой человек выглядеть манекеном.
Ларочка Трегубович оказалась первой жертвой красоты Черкасова. Даже если бы она не повторяла его имя с придыханием, будто говорила о святыне, раз сто пятьдесят в день, Ира без труда поняла бы, что творится в голове подруги.
О собственной внешности Лариска заботилась разве что перед нечастыми корпоративными вечеринками. В остальное время обходилась ярко-розовой помадой, которая абсолютно не подходила к ее рыжим волосам — вот тебе и весь макияж. Уход за волосами, единственной своей гордостью, сводила к покраске раз в три-четыре месяца, когда блекло-рыжие, почти серые корни отрастали на неприличную длину. Ее куда больше заботила внешность Ирины, нежели собственная. Чем тратить кучу времени на уход за собой в личное время, куда приятнее посвятить рабочее время обсуждению Ириной внешности.