то ли не верил, что я так быстро согласилась, но его рука дрогнула и замерла на моем плече, сжав его. Я ощутила пальцы Аврелиана, и дыхание отчего-то сбилось, стало прерывистым и частым, а место, где лежала его тяжелая прохладная ладонь, жгло огнем.
— Да, — повторила я почему-то хриплым голосом, стараясь сбросить наваждение. Змея все еще свивала кольца, причиняя боль и опаляя ядом мои же внутренности, но воспоминание о другом Аврелиане — открытом, улыбающемся, одухотворенным и заботливом, подтачивало любые гневные поползновения в его адрес. Я открывала и тут же закрывала рот, не зная, что такого сказать, чтобы побольнее задеть Аврелиана. Пламенная речь о том, что он много обещает, но не спешит с выполнением, тоже застряла где-то в горле, и я продолжала молча смотреть в лицо ректора, которой находилось так близко. Его дыхание шевелило мои волосы, упавшие на лоб, его глаза затмевали собой весь мир, его…
— Аврелиан!
Мы одновременно отскочили друг от друга, поворачивая голову в сторону говорящего. Робус стоял в проходе с кипой бумаг и дисков.
— У меня здесь лекция, — зачем-то сказал наставник инитов, выглядя при этом виноватым. — Сейчас.
— Да, конечно, — пробормотал Аврелиан, резко отворачиваясь от меня и покидая аудиторию. Я понеслась следом, не разбирая дороги и лишь примерно ориентируясь в абсолютно одинаковых коридорах.
Глава VI
Будни хранителей
(Арина)
Учебный процесс в Храме семи ступеней ничем не напоминал мои студенческие годы, и это воодушевляло. Возможность управлять божественной искрой и раскрывать ее силу, переходы через порталы в миры, созданные высшими и населенные всевозможными волшебными и не очень существами, законы Олимпа, которые я постигала с таким трудом — все пробуждало любопытство.
По вечерам я училась обращаться с пером, оставляя на пергаменте кляксы чернил, пряталась в библиотеке, иногда засыпая под шипение магического огня факелов, и вдыхала аромат дамасской розы, который преследовал меня повсюду, а свободные от занятий дни проводила в долине, прогуливаясь по садам Поднебесной и любуясь вершинами неприступных гор.
Ночами меня преследовали кошмары, сюжет которых становился все изощреннее. Реалии настоящего накладывались на воспоминания прошлого, и вот я уже учусь на педагогическом, и Аврелиан принимает у меня экзамен, сурово сдвинув брови и вперив свой горящий искрами взгляд прямо мне в лицо. Он рычит, подобно зверю, что я самая бестолковая студентка и никогда не получу диплом, и я просыпаюсь со слезами на глазах и с горечью в сердце.
Или папа с мамой, как до исчезновения Златы, радуются моим успехам в фигурном катании, регулярно присутствуют на всех выступлениях и всюду ходят взявшись за руку. Но тут появляется Мелиор, сдвинув капюшон розовой мантии глубоко на лицо, и неспешным и даже ленивым мановением пальцев отнимает у сестры жизнь, забирая ее с собой. Я кричу, пытаюсь ухватить Злату за руку, но сестра лишь качает головой и исчезает в молочном водовороте вместе с Мелиором. После таких слов я смотрела на наставника с такой злостью, что он невольно прятался от меня среди хранителей.
Стас мне снился чаще остальных, и я непременно умирала быстрее, чем он успевал меня обнять, поцеловать или приласкать, и, что пугало до крупных мурашек и холодного пота, в таких снах я всегда оказывалась в объятиях другого. И, как бы я не отрицала свои сны, ректор появлялся в них с завидной регулярностью, и его облик все ярче и ярче отпечатывался в моем сознании.
— Потрудитесь записать то, что я вам сейчас скажу, — отвлек меня от тяжелых раздумий голос Мелиора, и я посмотрела на наставника, восседающего на троне. Наши отношения с Мелиором напоминали догонялки. То я убегала от него и пряталась, стараясь не отсвечивать, то он делал все возможное, чтобы избежать моих неудобных вопросов. Например, о том, где же моя общественная божественная искра? И, ведь, я понимала, что стоит спрашивать об этом никак не Мелиора, а напрямую обратиться к Аврелиану, но от одной мысли об этом мне становилось не по себе. Ректор делал вид, что меня в Храме нет, или его настолько поглотили проблемы адептов, что он все свободное время проводил в башне, не покидая пределов кабинета, а я приспосабливалась, как могла, и ждала.
— Итак, боги Олимпа зовутся высшими не по нашей с вами прихоти… — голос Мелиора завораживал низкими вибрирующими интонациями, и я в очередной раз подивилась, насколько каждый из наставников умеет завладеть вниманием адептов. Перья скрипели, несмотря на неудобные позы, головы склонились над пергаментами, и атмосфера всеобщего погружения в процесс учебы в очередной раз затянул и меня в свои сети.
Мелиор устроился на невысоком троне с миниатюрными гнутыми ножками и вещал с него, как истинный оратор, разбавляя нудные факты шутками. Хранители занимали все свободное пространство вокруг, расположившись на полу, на парапете, в настенных нишах. Это круглое помещение, оборудованное под зимний сад, сейчас пустовало, и мы облюбовали его для утренних занятий с наставником.
— Высшие — это те, кто обладает тьмой и светом в равной степени, кто носит в себе саму гармонию вселенной. — Медленно рассказывал Мелиор, а я записывала, успевая рисовать на полях большие глаза, наполненные божественным светом. Те самые глаза, которые преследовали меня во снах и чуть жмурились, стоило мне сказать какую-нибудь глупость или совершить опрометчивый поступок. — Высшие рождены под двуликими звездами и одарены их искрами, отсюда и название. Боги призваны в Поднебесье для того, чтобы создавать миры, населять их разумными существами и мудро править, не нарушая единого ритма танца жизни и смерти. После смерти разумные существа попадают в Межмирье, где безмолвными тенями продолжают свою бесконечность, пока их не призывают обратно, но есть и те, кого навсегда поглощает тьма.
Мелиор поморщился и передернул плечами, словно одни слова погружала его в пучину неприятных воспоминаний.
— Что за тьма? — прервал неспешный рассказ Мелиора один из хранителей, чью высокую фигуру я заприметила сразу, как только начала замечать тех, кто меня окружает. — Разве Межмирье не единственный путь, по которому отправляются все существа, населяющие миры высших?
— Нет, — наставник покачал головой, срываясь со своего импровизированного ложа и начиная расхаживать по помещению между адептами. На его лицо ложатся тени, и Мелиор хочет это скрыть, низко опуская голову. — Есть иные пути, бесславные, разрушающие.
Его голос затухает, но хранители ждут, застыв с поднятыми головами и перьями наизготовку. Мелиор посмотрел на меня и приподнял бровь.
«Что все это значит?» — безмолвно спросила я Мелиора, и он покачал головой, словно понял мой бессловесный вопрос.
— Высшие владеют такими пределами,