вынесли во двор, друзьям показать, а она и сбежала. Вон, пока ловил, даже нос разбил нечаянно.
— А чё, может и проканает, — радостно соглашается с ним Сашка. — И это, мужик, ты про драку сегодняшнюю никому. У нас тут репутация, сам понимаешь.
— И тебя, Машуль, это тоже касается, — добавляет он на прощание, оборачиваясь в мою сторону. — Ну, бывайте, бродяги! С удачным приобретением вас!
Богулины удаляются, оживлённо обсуждая, на что потратить вырученные деньги. Мальчишка смотрит им в след, потом наклоняется, поднимает с земли небольшую картонную коробку (видимо ту, в которой братья свою жертву во двор притащили), подходит ко мне и опускается рядом.
— Давай его сюда, а то неудобно же в руках держать.
— А он в ней не задохнётся?
— Нет. Смотри, тут прорези для воздуха есть, — успокаивает меня мальчишка.
Берёт из моих ладошек трясущегося зверька и сажает его в картонную переноску:
— Ты как? Сильно больно? — спрашивает он с тревогой, ощупывая меня незабудковым взглядом.
— Уже лучше, — успокаиваю его я, вытирая футболкой зареванное лицо, и добавляю, — Спасибо, что вмешался!
— Да не за что. Поздно вас заметил, не успел вовремя. А ты тут живёшь? В каком подъезде?
— В третьем. Но я тут не всегда живу — только летом. Меня бабушка с дедушкой на все каникулы к себе забирают. А ты? Я тебя тут раньше не видела.
— А я в первом. Мы вчера только сюда переехали. Я — Воробей, — мальчик мнется, немного смущенно, — Ну, вообще-то Гоша, но ты меня так не называй. Хорошо? Я как-то не очень к своему имени… А Воробей — эт норм! Меня все друзья так зовут.
— Хорошо, Воробей, — улыбаюсь я, — А я…
— А ты — Мышка! — весело подхватывает он, не давая мне договорить, — Только не обижайся! Тебе и правда очень это имя подходит.
— Серенькая?
— Нет! Миленькая, — он слегка краснеет и добавляет, — И вообще, здорово же звучит: Воробей и Мышка?! Ну правда! И это… будем дружить?
Глава 14
Мы сидим бок о бок на маленьком уютном диванчике и вспоминаем общее прошлое. Прижимаюсь к нему, словно бы он самый родной человек во всём мире, словно бы с момента нашего расставания не минуло столько долгих лет.
— Птиииц, ты где пропадал-то?! Я вернулась летом в город, а тебя нет. Всё надеялась, что однажды объявишься. Долго ждала — не дождалась. Решила, что ты обо мне совсем забыл.
— Прости, Мышка. Отец тогда получил хорошее предложение по-работе в Германии. Они с мамой посовещались и приняли решение поехать. Моего мнения особо никто и не спрашивал. — Воробей вздыхает, гладит меня по волосам, — А я же в тебя тогда влюблён был до безумия… только тобой всё время и бредил, считал дни, до начала летних каникул, до нашей следующей встречи. Вот мои, видимо, и побоялись, что я ехать откажусь, из дома сбегу или ещё что-нибудь. Ну и провернули всё за моей спиной, а меня просто перед фактом поставили, за день до отъезда. Я тогда и в самом деле бунтовал, но вариантов улизнуть не было — отец от меня ни на шаг не отходил. Единственное, что удалось сделать — это Тохе Богулину записку для тебя через окно скинуть. Я там всё объяснил, ну и глупостей понаписал всяких. Он тебе ничего не передавал?
— Неа. Только сообщил, что вы с квартиры съехали, а куда и при каких обстоятельствах — не сказал.
— Вот же, козёл, отомстил всё-таки. А телефон? Я до тебя дозвониться так и не смог… А почему ты не звонила?
— Ооо, а это уже благодаря моему «любимому» отчиму, — морщусь я, вспоминая как же мне тогда было плохо, — Мы с тобой когда последний раз общались, то до двух ночи просидели в чате. Он узнал, отнял телефон и зачитал нашу с тобой переписку вслух. Все эти наивные детские нежности извратил, вывернул наизнанку. Разорался, что шлюху в доме не потерпит… телефон разбил, а симку, у меня на глазах, в унитаз спустил. А твой номер у меня только в телефонной книжке и был. Глупость, но вот так вот вышло… Я тогда так рыдала — думала, что умру. Кричала, что ненавижу его и маму. Что не прощу ей того, что она не вмешалась, не вступилась за меня, позволила ему это сделать. Ну а мама, в качестве наказания, лишила меня возможности иметь мобилу. Я до самого лета без связи седела, пока к своим на каникулы не приехала. Тут-то мне дедушка телефон подарил. Но, по-возвращении, мать мне старую сим-карту восстанавливать отказалась. Не хотела, чтобы мы с тобой опять общались. Сказала, что для моих лет рановато о мальчиках думать…
— Печально. Слушай, я помню, ты говорила, что твои жёсткий мораторий на соцсети установили. Но не думал, что у тебя там настолько всё мрачно было.
— Ага. Никто не думал. Бабушку с дедушкой расстраивать не хотела. Когда совсем мелкая была, то поделилась как-то с бабушкой тем, что отчим меня доводит. Она с мамой созванивалась, пыталась повлиять на ситуацию. Но мама ей такой разнос устроила, что бабуля потом ещё неделю валерьянку пила… Про телефон я им тогда сказала, что разбила нечаянно, а на новый денег у родителей нет. Да и вообще, стыдно почему-то было про весь этот прессинг рассказывать. Сейчас понимаю, что зря наверное, но тогда казалось правильным не афишировать наши внутренние дела.
— Знаешь, а я подумал, что ты на меня обиделась, что видеть меня больше не хочешь… — голос Воробья наполнен печалью. Он замолкает ненадолго, а потом продолжает, — Мы же за границей так всё это время и жили. Мама и отец и сейчас там, а я вот — вернуться решил. Родина не отпустила, — улыбается он. — Отучился правда в Германии. Закончил школу, гимназию, потом медицинский. Отработал пол года в весьма приличной клинике, а потом не выдержал и рванул сюда. Первое, что сделал — это к твоим, по старому адресу, пошёл. Но двери какая-то незнакомая женщина открыла, сказала, что такие здесь больше не проживают. Как они, кстати? Где сейчас? Почему съехали?
— Они не съехали. Умерли оба в тот ужасный год эпидемии.
— Ох! Прости, Мышка. Мои соболезнования! Знаю, как ты их любила.
— Да ничего. Я первое время сильно переживала, но время лечит…
— Время лечит, — эхом отзывается Воробей и, после паузы, добавляет, — Ты давно замужем?
— Почти полтора года. Но вместе мы примерно на год дольше… А ты? Как у тебя в личном плане?
— Был женат. Познакомился в