Читать интересную книгу Опаленная молодость - Татьяна Майстренко

Наконец, группу сформировали, построили и повели в город. Перед городом остановили, отобрали 50 человек для разборки завалов от взорванной водонапорной башни. Нас же, оставшихся 50, повели дальше в город. Привели в большой двор бывшего птицекомбината (предполагаю, что это был скорее хладокомбинат). До войны там хранили мясо, делали мороженое. Во дворе и в сараях было много хлама, разбитых ящиков, битого стекла и других ненужных вещей. Нам было приказано выносить из складских сараев хлам и грузить его в машины, вывозившие все за пределы города. Работали мы до 12 часов дня. С 12 до 13 часов у немцев был перерыв на обед, охрана ушла обедать. Нам же обед, конечно, никто не приготовил. Мы разбрелись по двору в поисках объедков и окурков. Вдруг я вижу – из здания выходит русский солдат, выносит мусорное ведро, опрокидывает его на землю и ищет окурки. Я присмотрелся к солдату и узнал его – ведь это Захар! Ездовой из нашей артбатареи, в которой я служил командиром отделения разведки в Молодечно! Фамилии его я сейчас уже не помню, помню только, что по национальности он был мордвин 1920 года рождения. Подхожу к нему:

– Захар, здравствуй!

Вижу, он меня не узнает, ведь за месяц я зарос бородой, весь в грязи и неимоверно тощий. Я продолжаю говорить:

– Вспомни, ведь мы с тобой из одной батареи, служили в артиллерийском полку 161-й стрелковой дивизии в Молодечно!

Наконец он узнал меня. Смотрю на него – он по-прежнему здоровый, краснощекий. Спрашиваю:

– Что ты здесь делаешь?

И он мне рассказал, что попал в плен 14 октября и на своей повозке, без всяких приключений, под конвоем немцев, вместе с ними приехал в Вязьму. Как потом оказалось, попал он в хозяйственную часть, прикомандированную к 9-й немецкой армии. При части имеется небольшой лагерь военнопленных из 100 человек, которые заняты сбором и вывозом с оккупированных территорий трофеев и сырья для промышленности Германии.

Из 100 пленных, работавших в этом лагере, 12 работали с лошадьми, свозя трофеи и сырье во двор комбината. Остальные сортировали все это, упаковывали и отгружали для перевозки на станцию железной дороги. Собирали и отгружали кожи, металлолом, зерно, кости и всякие вторичные отходы, годные на переработку. Сюда же крестьяне окрестных деревень свозили с мест, где прошли бои, автомобильные резиновые покрышки. Немцы за каждую покрышку давали им по 1 килограмму зерна.

Захар сказал мне, что эти сто военнопленных, и он в том числе, живут в сарае при штабе этой немецкой хозчасти. Спят на стружках и дважды в день получают баланду. В центральном лагере Вязьмы на тот момент и этого не было. Лишь позже, когда я уже убежал из центрального лагеря, после вмешательства Международного Красного Креста советским военнопленным в лагерях стали выдавать баланду. Еще Захар сказал мне, что в этом лагере пленным приказано было оборудовать на зиму себе барак в складском помещении. Сам же Захар убирает контору штаба и одновременно отапливает ее. Большинство пленных, занятых работой по сбору и отгрузке сырья, попутно добывают кое-что для дополнительного пропитания. Это и картошка с полей и огородов и отходы в виде свиных шкур и др. Я рассказал Захару о своем бедственном положении: если я останусь в центральном лагере военнопленных, то больше недели мне не прожить. Спросил у него совета. Захар был человек простой, он посоветовал мне следующее:

– Если ты меня не выдашь, я подскажу тебе выход. В наш лагерь военнопленных вчера поступило еще 50 человек, переводчик еще не успел их переписать, и они еще не получили номеров для одежды (номера пришивались на спину). Переводчик у нас хороший, зовут его Виктор. По национальности он немец, жил на Украине, работал трактористом в колхозе, в армии был комсомольцем. Он также попал в плен, как и мы с тобой. Он еще не знает всех новичков, сойдешь за одного из них. Тебе придется прятаться в сарае за бутылями с кислотой. А когда стемнеет и придет охрана из центрального лагеря за пленными, чтобы вести обратно, ты подожди. Потом, когда они уйдут, выйди и приходи получать в свой котелок порцию баланды, которую варит один из пленных. Но раз у тебя нет котелка, я тебе дам свой. А потом иди в сарай, где мы ночуем. Утром пойдешь на работу, куда укажет тебе переводчик. Почаще будь у него на виду, чтобы он тебя приметил. Так ты сможешь остаться в этом лагере и спасти свою жизнь.

Я так и поступил – спрятался. Настало время отправлять прибывшую из центрального лагеря группу обратно в этот лагерь. После небольшого шума группа ушла. Я вышел из укрытия, пошел и получил порцию каши-размазни на ужин. С жадностью съел ее и пошел с остальными пленными в каменный барак. Утром мне повезло: переводчик Виктор зачислил меня в группу из 12 человек. Нас отправили на грузовике на железную дорогу, где был разбомблен наш поезд. Там из разбитых вагонов мы погрузили в грузовик 10 бочек солидола и 12 бочек автола для немецкого штаба и привезли в расположение основной базы хозяйственной части 9-й немецкой армии. Я старался работать изо всех сил на виду у Виктора. Это позволило мне остаться в этом небольшом лагере на зиму 1941/42 годов и уцелеть.

Через три дня в наш маленький лагерь снова привели на работу группу пленных в количестве 50 человек из центрального лагеря. В пять вечера, когда было еще светло, группу стали собирать в обратный путь. Видимо, один из группы повторил мой маневр и спрятался. Недосчитавшись одного человека, немецкий охранник схватил меня за шиворот и швырнул в строй этой группы. На мое счастье, здесь же был и Виктор-переводчик. Я поднял шум, прошу Виктора заступиться. Виктор подошел к немцу-охраннику и сказал, мол, это наш человек. Немец отпустил меня, но все же схватил другого, подвернувшегося под руку. Так Виктор спас меня во второй раз. Но был еще и третий раз. Когда он спас меня от неминуемой гибели. Но об этом я расскажу позже, по порядку.

В первый же день моего пребывания в этом маленьком лагере военнопленных меня, 25-летнего молодого парня, 24-летние солдаты-пленные называли «дядя» и даже «дедушка» – так я был худ, зарос бородой. Мыться мне тоже не пришлось больше месяца. Когда же я за четыре последующих дня немного оклемался, помылся, побрился, все удивились произошедшей во мне перемене и «дедушкой» уже не называли.

Этот лагерь был создан при штабе хозяйственной части 9-й немецкой армии и предназначался для сборов трофеев с оккупированных территорий и отправки их в Германию. Из 150 пленных двенадцать работали на конных повозках. Они не только свозили трофеи на склады, но и возили дрова для отопления домов для немецких солдат и офицеров штаба, а также для отопления немецких госпиталей Вязьмы. Восемь человек работало в мастерской по дублению шкур домашних животных, в основном, овечьих. Из них для немцев шили теплую одежду, рукавицы. Десять человек занимались резкой и колкой дров, пошивом для немцев теплых тапочек, отправляемых в Германию, ремонтом часов, топкой печей, уборкой помещений штаба и т. д. Остальные пленные, в том числе и я, использовались главным образом при погрузочно-разгрузочных работах. При лагере было два переводчика. Один из них, Виктор, немец с Украины, был скромный и порядочный человек. Он спас меня от расстрела, о чем я расскажу позже.

Условия жизни в этом лагере, конечно, были тяжелыми, но все же была надежда, что я выживу этой суровой зимой 1941/42 годов. А в центральном лагере Вязьмы той зимой надежды выжить не было никакой. Так я остался в этом небольшом лагере до 25 февраля 1942 года.

На зиму пленных перевели в другой барак, построенный самими пленными из досок в два слоя. Между двумя слоями мы засыпали стружки. Обогревался барак двумя печками-буржуйками, сделанными из жести армянином Назаром. В бараке к утру было холодно, но спать было можно. Питание было скудным: по 150 граммов эрзац-хлеба и два раза в день – утром и вечером – по черпаку горячей баланды (иногда вместо нее каша-размазня). Но при определенной смелости и находчивости, хоть и не каждый день, можно было добыть дополнительное питание. Достать его нужно было так, чтобы его не обнаружил начальник лагеря, молодой и жестокий немецкий офицер. Такое питание хранилось на складах лагеря. Украсть можно было свиные или коровьи шкуры, хвосты и копыта, одним словом то, что немцами считалось непригодным и отбрасывалось при погрузке. Если повезет – насыпалась в карман горсть зерна. Однако вынести что-либо со склада было очень сложно. Вынесенное припрятывалось до вечера в снегу. После работы эти отходы мы по частям брали в карманы или в сумки от противогазов и несли в барак, где ночевали. Нужна была определенная смелость и ловкость. За воровство немцы могли и расстрелять. На наших глазах расстреляли двоих пленных. Один из них даже не воровал, а просто подобрал мороженую гнилую картофелину, непригодную к пище. Его расстреляли перед строем… Это был урок для устрашения.