не только (но в основном, конечно, сброда, чьи потомки в итоге и уничтожили государство, выпестовавшее их отцов).
Каким же вырос Аркадий Иванович, в кого в итоге превратился тот высокий неуклюжий сирота? Наиболее ёмко его можно охарактеризовать бабским штампом «мечта каждой девушки»: большого роста, неплохо сложённый парень, имевший за плечами и университетское образование, и богатый, местами тяжёлый жизненный опыт. Его лицо нельзя было назвать красивым, но очень мужественным, что даже лучше, поскольку оно не вызывало комплексов у женщин: чёрные волосы, большие карие глаза, прямые скулы, длинный с горбинкой нос, увесистый, почти квадратный подбородок, тонкие губы и единственное, что всё это портило, – большие уши. По причине общей худобы плечами он не вышел, но длинные сильные руки с большими ладонями и волосатыми пальцами и без того производили впечатление атлетического сложения. При этом он временами казался застенчивым, особенно с незнакомыми женщинами, что говорило о душевной чистоте, и жёсток, а подчас и жесток на работе и дома, вследствие негармоничного развития натуры, как сформировавшейся к 27 годам, так за все последующие годы не изменившейся, ничего более в себя не вобравшей и никуда далее не стремящейся.
Сиротский сын
Геннадий Аркадьевич Безроднов родился в семье перспективного прокурорского работника в конце 60 годов 20 века, что сулило ему счастливое детство, беззаботную юность, бурную молодость и беспокойную зрелость. Его жизнь началась, когда отцу уже стукнуло 32, в тихом благоустроенном районе на окраине столицы, в котором проживало не мало отпрысков работников правоохранительных органов. По причине малого возраста паренька сложившаяся вокруг микросреда чрезвычайно сдержанного общения между соседями лишь слегка повлияла на его характер, оставив только одну особенность: когда он знакомился с людьми, то вёл себя немногословно, с хитрым прищуром, ожидая, пока собеседник не раскроется сам. Выглядело это по-детски, и никогда никого не отталкивало.
Сын молодых, но относительно зрелых родителей в первые бессознательные годы жизни рос в достойном окружении среди родных и близких, ни в чём не нуждаясь, будучи желанным и единственным ребёнком в семье. Но картина беспечного существования, на самом деле, была не такой уж идиллической, Гена не получал от родных внимания, прежде всего, отца, более необходимого. Тот постоянно пропадал на работе, домой возвращался уставшим и раздражённым. Конечно, Аркадий понимал, что сыном надо заниматься, детские годы пролетят и их не воротишь. Иногда при этой мысли внутри у зрелого мужчины вдруг возникал беспричинный страх за мальчика, он вспоминал собственного отца, его любовь и усердие, неизменную заботу несмотря на тяжёлую работу, однако раз за разом оправдывался не столько занятостью, сколько юным возрастом Гены, тем, что тот ещё ничего не понимает, и намеревался наверстать упущенное в будущем, ведь ничто не сулило им расставания. Ребёнок часто играл один в зале на ковре, увлечённо катая по нему дорогие машинки или неумело складывая разноцветные кубики в пирамидки, которые постоянно рушились, приводя юного архитектора в досаду и недоумение. Такая примечательная мелочь: некому было показать, как следует их сложить, чтобы пирамидки не рушились, какие ещё можно строить из них конструкции и как приладить отвалившееся колёсико к машинке. Мать Гены, три года просидев с ним дома, вернулась работать в суд делопроизводителем – не ахти что, но надо же с чего-то начинать. Хоть на работе она находилась только половину дня, ребёнка всё равно пришлось отдать в детский сад.
Дед с бабкой на первых парах тоже не тряслись над внуком денно и нощно, во-первых, потому что жили далеко, во-вторых, потому что сами перевидали столько плохого, что по сравнению с ним жизнь маленького Гены казалась им просто раем. Время от времени старики либо подолгу бывали у молодых, либо брали мальчика к себе, чем не вызывали неудовольствия у зятя, что многое говорило об их браке. Но они, скорее, старались его воспитывать, а не баловать, совершали долгие прогулки втроём в исторических местах, по бульварам, аллеям и в парках сперва на коляске, а после двух годов заставляли малыша много ходит пешком, что всегда сопровождалось капризами, слезами и заканчивалось естественным желанием более с ними не знаться, которое как рукой снимало мороженое или конфеты, коими паренька заманивали в утомительные предприятия. Тем самым дед с бабкой на всю жизнь воспитали в Гене безразличие ко всякого рода путешествиям, достопримечательностям, иного рода интересным вещам, ради которых люди отправляются в дальние страны. По всему вероятию, это оказалось прямо противоположно тому, чего те желали добиться, и ничего удивительного: человек, сызмальства ставший безразличным к месту, где он живёт, будет безразличен и к другим местам, не ожидая встретить где-либо что-нибудь особенное. Впоследствии Геннадия Аркадьевича даже летом было сложно вытянуть на море.
Однажды во время прогулки по Воробьёвым горам с дедом (бабка осталась дома, они со Светланой в кой-то веки чем-то занимались вместе) недалеко от станции метро, когда Гене исполнилось не многим более полутора годков, он чуть не утонул, на чём сия повесть и была бы окончена. Савелий Никанорович присел на лавку покурить, оставив коляску с внуком у набережной, поскольку мальчика очень заинтересовала плещущаяся вода. Он что-то увлечённо лепетал себе под нос, смирно сидя в своём удобном транспорте в шортиках и маечке и зелёных сандалиях на босу ногу, но стоило только деду на мгновение отвернуться, как любопытство внука перешло опасную границу, послышался тихий всплеск, а старика чуть не хватил инфаркт, когда тот увидел пустую коляску. Ребёнок же несколько мгновений увлечённо поплавал в мутной воде, не подозревая об опасности, после чего был извлечён из неё трясущимися руками отставного генерала, о чём не преминул рассказать по возвращении всем домочадцам. Даже не вполне владея своей речь, Гена смог ясно донести, что с ними произошло. После этого случая никто уже не сомневался, что мальчик нуждается в постоянном присмотре.
Обычное детство
Как единственный ребёнок в семье, Гена оказался несколько озадаченным, очутившись в детском саде: таких как он здесь было множество и никто из взрослых не уделял ему особого внимания, он часто и много плакал, чувствуя себя брошенным, пока детское сердечко не ощутило холодного дыхания одиночества и потребность в друзьях. Его детство проходило серо и уныло, ни одного яркого момента из этого периода в памяти не осталось, но впоследствии он не сожалел о потере самых милых годов в жизни каждого человека, поскольку не осознавал своего несчастья. То, что осталось – страхи и ощущение беспомощности, однако Геннадий Аркадьевич всегда давил их в себе, тем самым избавляясь от них на короткие периоды шаткого