Сейчас вода становится холодной, пищи больше на мелководье, вот рыба и пытается подойти ближе к берегу.
Небольшое судно с крестом на борту, судя по всему, сторожевой корабль, направился к рыбакам. На баркасе все замерли. Немец шел прямо на них, и никто не мог точно сказать, остановится, отвернет сторожевик или так и пройдет, подмяв корпусом деревянное рыбацкое суденышко.
Но сторожевик все же сбавил ход. Рыбаки стояли на баркасе, мокрая сеть лежала под ногами, кое-где трепыхалась пойманная рыба. Немецкое судно подошло борт о борт с рыбаками. Через леера перегнулся немецкий моряк в сдвинутой на одну бровь форменной фуражке и закричал на ломаном русском:
– Эй, русские рыбаки! Кто есть у вас старший? Староста?
– Я старший, – шагнул вперед Боцман.
– Слушай, староста. – Немец поднял вверх указательный палец. – Мы разрешать вам ловить рыба. Но от берега отходить одна миля. Дальше будем вас убивать. Стрелять будем. Дальше нельзя!
– Понял, – кивнул Боцман. – Ловить рыбу вы разрешаете не дальше одной мили от берега.
– Молодец, – засмеялся немец. – Умный рыбак. Мы будем смотреть за вами! Ловить только свои. Чужих среди вас нет.
– Нет чужих, – заверил Боцман, бледнея. – Только свои.
Сторожевик загудел двигателями и, поднимая винтами белые буруны, ушел в открытое море. Рыбаки разом облегченно вздохнули и сели, кто где стоял. Ноги не держали. Обошлось, хотя от фашистов можно было ожидать чего угодно.
Боцман посмотрел на Буторина, но ничего не сказал. Виктор понял этот взгляд. Мол, смотри, парень, сейчас все рисковали из-за тебя. Никто ведь поручиться за чужака не может. Буторин молча принялся расправлять и укладывать свой конец сети, готовя ее к заброске. Рыбаки перекурили, поворчали и опять взялись за работу.
Вечером, когда стемнело, когда рыбаки расправляли для просушки сети, когда женщины и детвора утащили домой корзины с рыбой, Боцман подошел к Буторину.
– Так значит, ты не помнишь даже имени своего?
– Ничего не помню. – Виктор отрицательно помотал головой. – Один там, в больнице сказал, что я точно не моряк, наколок на мне нет никаких. У вас у всех вон есть.
– Так мы рыбаками-то стали потом, а сначала были моряками.
– Странно, но когда я к вам пришел, мне как-то на душе спокойнее стало. Мне кажется, я с моряками имел дело до контузии. Как-то с морем был связан.
– Вспоминается что-нибудь? – спросил один из рыбаков, чинивший сеть.
– Не знаю. То ли здесь что на берегу увидел, то ли правда из прошлой жизни воспоминания появляются. Катран знаете?
– Ну, акула это черноморская, – ответил Боцман.
– Акула? – Виктор задумчиво посмотрел на рыбаков. – Ну да, акула такая мелкая. А еще может и название судна. Может, знаю, а может, придумал сам себе. Вы не слышали такого здесь, в этих местах?
– Вон она в сеть сегодня попалась, любуйся, – усмехнулся рыбак и занялся сетью.
Боцман постоял рядом, потом двинулся к поселку.
Буторин покосился на других рыбаков. Еще человека три точно слышали его вопрос. И все промолчали. Странно, ведь это рыбаки, они каждый день выходят в море и знают все суда в округе. Примелькались им названия, это совершенно точно. А вот то, что никто не признался, что все промолчали, могло означать только одно – рассказывать о «Катране» не хотят. Почему? Что случилось с судном? С капитаном Буруном? Его фамилию Виктор не называл, он еще не придумал, как свой вопрос преподнести. Но, судя по реакции на название испытательного катера из «Лаборатории-28», спешить с фамилией капитана не стоит.
– Эй, слышь, Найденыш! – один из рыбаков дернул Буторина за рукав. – Пошли, уха поспела. Поужинаешь с нами.
Найденыш! Прилепили уже прозвище. Ладно, пусть так. Почему же не похлебать настоящей ушицы? Тем более что завтра день опять будет напряженный. А для рыбаков мне надо как-то умудриться стать своим. Ладно, пойдем есть уху, а там, у костра я им расскажу несколько баек, которые они еще не слышали. Про созвездия, греческие легенды и мифы. Поверят, что я в мореходстве что-то смыслю. В навигации, например. Мне капитана Буруна надо найти, а без них никак. Да и сам «Катран» тоже придется искать.
Стадо баранов было не очень большим. Всего голов шестьдесят или восемьдесят. Пастухов-погонщиков было трое. Все в кавказских меховых папахах, на плечах свернутые в тугой жгут войлочные бурки. Они гнали блеющих животных по дороге со стороны ущелья, что-то громко выкрикивая и помогая себе длинными палками.
Небольшая колонна немецких мотоциклистов, столкнувшись со стадом, вынуждена была остановиться. Солдаты во главе с мордастым рыжим ефрейтором начали громко смеяться, двое потянули с плеч автоматы, намереваясь подстрелить нескольких животных на ужин.
Один из погонщиков, старик с длинными седыми усами, бросился к мотоциклистам, размахивая руками. Он сорвал с головы папаху, вытащил оттуда какую-то бумагу и стал показывать немцам. Ефрейтор нахмурился, взял бумагу, пробежал ее глазами и резко одернул своих солдат. Те убрали оружие, уселись на мотоциклы и стали ждать. Двое погонщиков, молодой парень невысокого роста и другой, постарше, с выпуклыми глазами и орлиным носом, поспешили погнать стадо дальше.
– Вах, спасибо тебе, друг, – старик подошел к пастуху с большим носом. – Такой документ где хочешь проведет. Считай, что я тебе два барана должен за твою услугу. А если попадется знающий немец, если какой генерал увидит этот документ? Не прикажет расстрелять меня и сына? Не заберет нашу отару?
– А ты не показывай его больше никому, – посоветовал Коган. – Тебе до места, где тебя будут ждать и куда тебе велено перегнать отару, осталось всего километров пять. Вон до той реки. Там ты и продашь своих баранов. Я знаю, я немцам свинину два дня назад привозил. Они хорошо платят.
Дальше Борису с горцами было не по пути. Послушают они его совета или нет – это вопрос их жадности. Может, немцы и правда купят баранов. А могут и просто забрать. Но это дело самого хозяина. Если ты готов продавать еду врагам, выкручивайся сам, как знаешь. Кара Божья, какой бы ты веры ни придерживался, тебя все равно найдет. Или земная кара. Но если у старика Арслана все выгорит, то с ним лучше поддерживать хорошие отношения. Легализация в Новороссийске Когану была нужна. Таковы условия операции.
– Ну, будь здоров, Арслан. – Коган пожал его сильную сухую ладонь. – Теперь наши пути расходятся, но я тебя найду!
Взобравшись по склону, Коган оглянулся, махнул пастухам рукой и скрылся в дубовой роще. Там он стянул с головы меховую папаху и стал озираться по сторонам. Из глубины рощи раздался призывный свист коростели. Коган насторожился и посвистел в ответ.