Через несколько минут Роджер почувствовал, как непреодолимая сила стаскивает его с палубы корабля. Его верный фрегат, получив несколько пробоин в трюме, стремительно шел ко дну, все сильнее кренясь на левый борт. Инстинкт самосохранения оказался куда сильнее и настойчивее всяких благородных соображений о том, что капитан должен идти ко дну вместе с кораблем. Роджер изо всех сил рванул по кренящейся палубе вверх. По другую сторону гибнущей «Морской звезды» находились две уцелевших шлюпки, на которых еще можно было найти местечко. На них находилось человек тридцать из команды. Все, кто выжил…
Глава 9
Скорая гибель на виселице и неожиданное спасение
Иногда ему казалось, что его удача затонула вместе с его верной «Морской звездой». Новый корабль, который ему удалось раздобыть, был по сравнению с прежним медлительным и неповоротливым. Команда – сплошь пьяницы и раздолбаи. Разумеется, кроме тех, кто вместе с ним сумел спастись после сражения с «Быстрым». Но самым обидным было то, как глупо он попался – давно знакомую, казалось бы, проверенную временем таверну солдаты буквально разнесли вдребезги. И теперь, после недолгого морского путешествия в трюме, капитан Роджер Отвиль вместе с подельниками-пиратами коротал свое время в тюремной камере в ожидании неизбежного. Роджера посадили так, что он очутился бок о бок с давним недругом.
Им был Гаспар Жузеф, француз, который никогда не упускал случая поиздеваться над ним, – особенно после того, как тот бесславно потерял свой корабль. И особенно этот французишка, напомаженный и холеный, как какой-нибудь аристократ, любил отпускать скабрезные шуточки насчет его, Роджера, отношений с прекрасным полом. Вот и сейчас…
– Я слышал невероятное, Роджер, – глумился Жузеф, коверкая его имя на французский манер. – Говорят, солдаты застали тебя в постели с женщиной, неужели это правда? Вытащили тебя во двор без штанов, да?
Роджер закатил глаза, сдерживаясь из последних сил, чтобы не разбить наглецу физиономию. Да, бабником он никогда не был, да и с бутылкой общался весьма умеренно, за что слыл среди пиратов изрядным аскетом. Но на слабость в делах любовных никогда не жаловался.
– И что, неужели у тебя с ней что-то получилось? – вкрадчиво продолжил француз. – Или бедняжка понапрасну старалась разбудить мертвеца? – Жузеф скорчил глумливую рожу.
Роджер молчал, стиснув зубы. Он уже успел ощутить, что охранники, и без того крайне недружелюбные по отношению к пиратам, питают к нему особую ненависть – свидетельством тому была пара свежих ссадин на лице, заплывший глаз, ноющие ребра. Сейчас сложно было сказать, провоцирует ли его Жузеф по собственному почину, или по чьему-то наущению, но если Гектор устроит драку, то получит от них по первое число, в этом он не сомневался.
– Как обидно: в кои-то веки ты решил вспомнить о бабах – и тут такая неприятность! – французишка никак не желал угомониться. Пираты дружно захохотали. – Слушай… а может, ты предпочитаешь мальчиков, а? – не унимался Жузеф.
Роджер угрожающе поднялся на ноги.
– Или… – продолжал наглец, отступая к хохочущим во всю глотку подельникам, – может, ты сам любишь быть на месте женщины?
Этого Роджер стерпеть уже не мог. Но его кулак успел встретиться с ребрами мерзавца только один раз – охранники бдительно следили за назревающей дракой, и тут же скрутили его и выволокли из клетки.
– Кажется, пора тебя кое с кем познакомить, – надменно процедил начальник охраны.
За что он так не любил Роджера, пират так и не мог понять, – что он ему сделал?… Ограбил когда-то настолько давно, что сейчас уже и не помнит?… Увел его подружку?… Или же начальником движет исключительно чувство долга и презрения к пиратам?… Так что уж греха таить, он и сам был грешен и регулярно выпускал из темницы тех, кто согласен был заплатить ему за это немалую цену. Роджер готов был купить для себя свободу, благо, он не жаловался на отсутствие денег, но губернатор строго настрого запретил охране вступать в какие-либо разговоры с Роджером, а свою шкуру начальник не продавал ни за какие деньги, справедливо рассудив, что лучше уж он будет не так богат, как хотелось бы, но жив и цел, нежели быстро потеряет место, а вместе с ним и свою голову!
Следующие полчаса два охранника старательно знакомили Роджера, подвешенного за руки к крюку на потолке, с плетью, отнюдь не ласково впивавшейся в тело пирата. Резкие, хлесткие удары, раз за разом обжигавшие голую спину, грудь, живот, совершенно обессилили его. Роджер смутно помнил, как его втащили обратно в клетку и бросили безвольной куклой в углу.
– Ничего, – приторным голосом утешил его Жузеф, – завтра утром тебе перестанет быть больно.
Как ни печально, но приходилось признать, что мерзавец-француз был прав. На следующее утро Роджер в числе двадцати других пиратов стоял на эшафоте Порт-Рояля с петлей на шее и ждал неизбежного. Кандалы, которыми были скованы руки и ноги, предательски тянули вниз.
– Все вы осуждены на смерть и будете казнены через повешение, – объявил глашатай. – Но сегодня – праздник весны, и по традиции один из осужденных будет помилован. Выбрать счастливчика должна дочь первого лица города.
При звуке этого имени Роджер непроизвольно выпрямился, вскинув голову. Он слышал о таком обычае, хоть и не очень-то в него верил. Девушка, которая поднималась сейчас на эшафот, чтобы пройти мимо осужденных и по традиции выбрать того, кто будет помилован, была ему смутно знакома – это была та самая пленница, которую Роджер вытащил с тонущей «Морской звезды»! Только теперь он понял, почему охранники так старательно его избивали. Должно быть, его физиономия сейчас похожа на сплошной опухший синяк, да и весь его вид внушает отвращение. Он был весь в синяках, так что едва мог приоткрыть один глаз, мутный и покрасневший; слипшиеся волосы были цвета тюремной грязи. Но то, как он стоял – прямо, даже надменно, гордо расправив плечи и вздернув подбородок… Она узнала его! И отплатила за спасенную тогда жизнь – дрожащими руками она сняла пеньковую петлю с его шеи – неаккуратно, задев свежие ссадины, но Роджер даже не поморщился. Судорожно сжав в пальцах небольшой ключ, она нащупала замок и открыла кандалы, сковывающие его руки. По традиции, на этом ее роль была окончена. Кандалы на ногах открывались тем же ключом, но это оставалось проблемой «помилованного», которому официально давалось два часа форы, а на самом деле – минут пятнадцать, пока вешали его подельников, поэтому в большинстве случаев их снова ловили через несколько часов и на следующее утро возвращали на эшафот. Таким образом, формально традиция соблюдалась, и власти не пытались ее упразднить или изменить.