Читать интересную книгу Старушка - Владимир Соллогуб

Графиня была очень довольна и то и дело представляла внука своего знатным вельможам и важным барыням, вступавшим в бальную залу. Так как всем было известно, что Андрей — единственный наследник графини, то все наперерыв жали ему руки и осыпали его приветствиями. Многие матушки заводили даже с ним серьезный разговор о современной политике, но Андрею было не до того, сердце его было приковано к углу залы, где Настенька, в скромном белом платье, сидела всеми забытая. Две или три подруги детства поздоровались с ней с дружелюбным удивлением и тотчас же унеслись в вихре вальса, опираясь на ловких гвардейцев. Два старика, в белых галстухах и завитых париках, несколько времени постояли перед Настенькой и начали перешептываться, поглядывая на нее и улыбаясь довольно двусмысленно.

Между тем бал понемногу оживлялся. Светская принужденность и официальная скука мало-помалу уступали место молодости, которая всегда и везде возьмет свое.

Шпоры начали побрякивать звонче и чаще; лица танцующих оживились, локоны распустились, глаза засверкали; по мере того как старые и лишние исчезали, настоящие владельцы бала, то есть молодые люди, вступали в свои права. Оркестр заливался упоительными звуками вальса, звуками, полными неги. Андрей стоял у колонны и думал. Он не обижался общим пренебрежением толпы к Настеньке и даже не замечал его, но он чувствовал, что торжественность бала, восторг молодости, даже самая музыка настроивали его душу к светлому вдохновению. Любовь обхватывала его своим жгучим пламенем. Он глядел на Настеньку, и ему казалось, что она в простом наряде царствовала над всеми этими лоскутьями и камешками, которые вертелись кругом него.

Он думал об одном только: как бы броситься к ее ногам, обхватить ее трепетными руками и унести ее туда, где нет ни большого, ни маленького света, где только сияет вечно яркий, вечно прекрасный свет счастья и любви.

Так думал Андрей, и вдруг она вышла из комнаты.

С ней исчезло все — и бал, и люди, и все его окружавшее. Андрей не мог остаться на месте, невидимая сила толкала его. Он вошел в спальню графини, оттуда в длинный коридор и остановился, опомнился только у комнаты Настеньки. Комната тускло освещалась нагоревшей свечкой. Настенька сидела у стола, наклонив на руку голову, и горько плакала.

— Что с вами? — тихо сказал Андрей, робко остановившись. Прошла минута, каких немного бывает на земле, потому что тогда земля исчезает. Вдруг оба вскрикнули, оба кинулись в объятия друг друга, оба сказали друг другу «ты». Руки их встретились, глаза слились в одном взгляде. Настенька не переставала плакать, но слезы ее были не плачем скорби, а сверкающим покровом тихого блаженства. И как были хороши они тогда! Он — как олицетворенное вдохновение, она — как олицетворенная любовь. Долго ли они так сидели и что было говорено тогда между ними — этого никогда не могли они припомнить. А издали глухо раздавался веселый говор скрипок, шарканья и бальной суеты. Вдруг оркестр остановился. Молодые люди опомнились. В дверях стояла Клеопатра Ильинична с обиженным видом.

— Где это вы, князь? — сказала она. — Вас бабушка два раза спрашивала.

Андрей опрометью выбежал из комнаты.

— А вы, моя милая, что ж не танцуете? — продолжала неумолимо Клеопатра Ильинична, обращаясь к молодой девушке.

— Я никого там не знаю, — едва внятно отвечала Настенька.

— Да, и в самом деле, не ваша компания. Впрочем, вы, кажется, и здесь нескучно время провели… Только что на это скажет графиня?..

Настенька побледнела, а Клеопатра Ильинична, улыбнувшись, с чувством собственной непорочности важно вышла из комнаты.

VI

Убеждение

Несколько дней спустя графиня проснулась довольно рано и завтракала в кровати. По мягкому ковру спальной мелькали три девушки, как тени, приготовляя все снаряды и снадобья таинственного туалета. Сквозь спущенные сторы свет едва проникал в комнату, тускло освещая безобразное лицо графини — еще не подготовленное и не разукрашенное. В спальню вошла Клеопатра Ильинична с торжественною физиономиею, отослала девушек повелительным знаком и спросила о здоровье графини. Впрочем, в этом ежедневном приветствии очевидно обнаружилось только предисловие.

— Что нового? — спросила графиня.

— Да что нового! — подхватила Клеопатра Ильинична. — Вот вы опять дурно почивали. Я удивляюсь, как вы совсем не занеможете. Да и поделом вам, право! Берете себе бог знает кого в дом, делаете себе беспокойство. Мне бы не след говорить, да характер у меня такой: видеть не могу хладнокровно…

— Об Настасье Ивановне опять? — спросила, слегка улыбнувшись, графиня.

— Да о ком же еще? Наделает она вам хлопот — помяните мое слово. Да вот все не верите.

— Ну-ну, что ж? Говори!..

— Говори! Что мне говорить! Меня никогда не спрашивают. Я здесь что у вас? Каждая с улицы больше для вас значит.

— Ну, не сердись; ты знаешь, я в завещании тебя не забуду.

— На что оно мне, ваше завещание-то? Не надо. И без него проживу свой век. У меня есть свои родственники, такие же генералы, как вы. Сколько раз хотела вас оставить…

— Что ты, Клеопатра Ильинична?

— Да так, я даром что не в молодых летах, а все-таки девушка. Мне неприлично жить в доме, где происходят такие вещи, что девице и говорить о них стыдно.

— Опять напроказил Андрей? — спросила графиня.

— Напроказит он вам, будете помнить его проказы, ничем не исправите потом — вот оно что. Клеопатра Ильинична из лет выживает, и врет она, и ничего не смыслит она, и дура она, а на поверку дура-то умнее всех ваших умников!

— Да что ж это значит? — с нетерпением сказала графиня. — Говори, что знаешь.

— Ничего не знаю.

— Какая ты, право! Говори, пожалуйста.

— Да что вам говорить! Все толку не будет.

— Да полно же.

— Не скажу ничего.

Как выше замечено, Клеопатра Ильинична пользовалась странным правом прекословить и даже иногда грубить графине, и, по странной снисходительности, графиня, вообще не любившая противоречия, сносила терпеливо капризы своей собеседницы. Впрочем, и то правда, что Клеопатра Ильинична пользовалась своим правом только в тех случаях, когда знала, что перевес решительно на ее стороне.

Обе старухи помолчали несколько времени.

Графиня с беспокойством посматривала на Клеопатру Ильиничну. Клеопатра Ильинична, насупив брови, принялась за шерстяное вязанье.

— Ну, — сказала графиня, — видно, от тебя ничего не дождешься. Позови девушек. Я стану одеваться.

Клеопатра Ильинична бросила поспешно вязанье, вскочила со стула, как черт из табакерки, и побежала к кровати.

— Вот в чем дело. Вот что вы наделали. Честь имею вас поздравить. Князь нашел себе достойную партию, жениться намерен…

Графиня вытаращила глаза.

— На ком, матушка?

— На ком! Известно, на ком! Вы думаете, Настасья ваша Ивановна теряет время? Нет-с! не на такую напали. И беззащитная она, и сирота она, некому за нее заступиться. А князек, сами знаете, горячка. Бац на колени. Женюсь, говорит. Так что ж вы думаете? Она же не хочет!

— Умна, — заметила графиня.

— Поумнее нас с вами проведет. Я давно заметила и замечаю… с первого раза не полюбилась. Говорила я вам тогда, да нет. Что говорю я, что ветер носит — все равно. Заслужила на старости лет, что всякая холопка больше меня значит.

— Да полно, матушка!

— Нет, правда, правда. Что тут и говорить! Я себе на уме, гляжу, что из этого будет. Стала подмечать. Вижу, князек-то наш то и дело при ней в лице меняется, а она-то глазенки таращит. Добро, хороши были бы…

— Нет, хороши, — задумчиво возразила графиня.

— Какое хороши, черные, да и все тут. Вот у меня в молодости так уж точно были хороши. А эти что? Знает она свое дело. Вот, думаю я, даром что графиня меня в грош не ставит…

— Да полно, Клеопатра Ильинична!

— Нет, что правда, то правда. Вот думаю я, даром что графиня меня в грош не ставит я все-таки не дармоедка какая-нибудь, я обязанность свою знаю. Я не какая-нибудь со стороны: буду подмечать за ними, а там и скажу все своей благодетельнице.

— Спасибо, Клеопатра Ильинична.

— Ну, вот, слава богу! наконец и спасибо услышала. А знаете, ли вы, что они уж прежде были знакомы?

— Полно, матушка, тебе это все кажется, Дмитрий Петрович сказал бы мне.

— Дмитрий Петрович старый дурак, ничего не смыслит, его самого, должно быть, обманули. Нет-с, спрашиваю, каково придумано? Там, на квартире, видеться им было неловко, так чего же легче? Отца-болвана с глаз долой, а они и живут теперь вместе. Нет-с, спрашиваю… каково придумано? Да, впрочем, и отец, может быть, с ними заодно.

— Ну-ну… это вряд ли, — бормотала графиня, — впрочем, кто знает? Аи да Андрюша! Каково?.. Это хоть бы и в наше время. Только жениться — жениться… Это уж не по-тогдашнему. Да точно ли ты думаешь, что он жениться хочет? Может быть, сказал только…