Читать интересную книгу Дачное общество «Ностальжи». Рассказы - Алексей Смирнов

В это время лес, погруженный, как представлялось раньше, в длительную спячку, наполнился жизнью или чем-то ей сродни. Ясно обозначились невидимые до поры нити разнообразных сил, пребывающих в изнурительном противоборстве. Диковинные гады начали, скалясь, рваться на волю, изнемогая от желания познакомиться с пришельцами. В воздухе зазмеились бесплотные ленты, сулившие скорую расправу. Снег стал прозрачным, было видно, как укрытая им земля идет трещинами и из них уже что-то прет наружу, готовое от нетерпения сожрать самое себя. Вокруг домика-пряника, несерьезного островка посреди штормового моря, толчками сжимались дымные кольца, таща за собой орущий, визжащий легион неопределимых сущностей.

Горобиц сгорбился возле окна, сидя на корточках, вцепившись ногтями в подоконник. Шапка валялась на полу; по шевелюре, выбирая пряди погуще, резво неслась седая дорожка. Здор оставался на коленях, созревая для эпилепсии. Мартемьянов глядел в угол и метил, как и собирался, ничейную территорию вялой струйкой мочи. Правда, волевое усилие этому акту не предшествовало.

Таким образом все оказались при деле и шагов не услышали. Среднего роста мужчина возник неизвестно откуда. На лице его читалась досада. Одет мужчина был в широкие кожаные штаны и куртку, обут – в сандалии на деревянной подошве. Правая рука, упрятанная в перчатку до локтя, сжимала что-то похожее на камень.

– Что вы здесь делаете? – осведомился незнакомец скучным голосом. Создавалось впечатление, что ответ он знает и так.

Нарушители молчали, продолжая цепенеть, и вскоре достигли в этом занятии совершенства.

– Соизвольте отвечать, – мужчина повысил голос, но опять как-то формально, без признаков подлинного гнева.

Сперва Здор, за ним – Горобиц, а после и Мартемьянов медленно, с трудом, повернули к мужчине парализованные лица. Они увидели белеющий в темноте выпуклый лоб, глубоко сидящие, неприятно круглые глаза, мягкий подбородок, поджатые губы.

– Мы… – начал Горобиц и сник.

– Ну же, говорите, – настаивал чужак. – Я же не просто так спрашиваю.

Горобиц заговорил – все быстрее, и под конец даже складно, чего вряд ли можно было ждать от человека, напуганного до седых волос. Он выложил все, не забыв рассказать о гипотезах, теориях и жажде самопознания.

– Довольно, мне все понятно, – остановил его мужчина. – Хочу вас спросить: известно ли вам, почему от маленьких детей прячут спички? Почему новейшую историю не преподают в детских садах? – Ему не ответили, но он и не нуждался в ответе. – Говорите, параллельный мир? Правильно, догадались. Молодцы! уникальная работа ума!

– А что же здесь такое? – пролепетал Здор, машинально пряча в карманы озябшие руки. Неизвестный взглянул на него с жалостью.

– Я ведь вам уже сказал: правильно! Это техническая станция, расположенная на стыке нескольких реальностей. Но вам-то какое до всего этого дело? Почему вы решили, будто от вас скрывают нечто полезное и важное для души? Ведь даже на крюк было заперто! Думаете, кому-то охота заниматься вашей нейтрализацией?

Троица не нашлась с возражениями, и мужчина почувствовал легкое неудобство.

– Конечно, виноваты не вы одни, – произнес он, смягчаясь. – Вы довольно точно указали причину местных неурядиц. Сквозняк! Он причинил нам массу хлопот. Давние недоработки, как и повсюду… в результате здесь временами сквозит. Вас, – обратился он к Здору, – немного продуло, и вы смекнули, что дело неладно. Если бы все ограничивалось такими мелочами! Неприятности, вызванные сквозняками, гораздо серьезнее. Я, кстати, являюсь одним из техников по ликвидации последствий.

– Мы хотим уйти отсюда, – попросил его Здор. – Мы обещаем молчать, мы никому не скажем.

– Маловероятно, что не скажете, – покачал головой техник. – Впрочем, я устрою так, что все сказанное вами не принесет никакого вреда. Но эти накладки мне надоели. Давно пора законопатить все как следует, а не шаляй-валяй. Пока опять, неровен час, не залетит сюда какое-нибудь писание.

Горобиц поднял голову. Очки его слепо взирали на мужчину. – О каком писании вы говорите? – спросил он.

Техник замялся.

– Хорошо, скажу, – решил он. – Уже неважно. Видите ли, моя бригада занята искоренением так называемого христианства. Беда в том, что в свое время к вам сквозняком затянуло не ту Библию. Теперь мы расхлебываем последствия. А чему вы так удивляетесь? – вскинул брови техник при виде нездоровой мимики гостей. – Разве некоторые несоответствия не бросаются в глаза? Что это за религия, где ничего не знаешь наверняка? Конечно, фактор неопределенности важен, но какой прок от такого изобилия толкований? Сплошной разброд, какие-то секты – явление совершенно невероятное. Мы, например, вообще впервые с ним столкнулись. Ведь все должно быть доступно и просто: веришь – делай то и то, тогда будет так-то и так-то. Не веришь – случится это и вот это. Плюс фактор неопределенности: возможно, и не случится. Все! А что у вас? Ваше писание требует невозможного – это во-первых. Неужто ни разу не пришло в голову, что это – для кого-то другого? Во-вторых: абсурдное дело – даже исторически не ясно, был ли сам предмет бесконечных споров? Оставим сложный вопрос воскресения, Бог с ним! Куда уж воскресать, когда неизвестно, рождался ли. Ваш мир лишь отчасти похож на тот, в который направлялся данный вариант. Между прочим, то, что попало туда… ну, здесь особый разговор. А взять ваш Апокалипсис? где уж тут пророчества, если в принципе непонятно, о чем идет речь!

Техник умолк и вытер пот со лба. На виске у него сердито дрожала жилка.

– Тогда получается, что это… – Мартемьянов, не договаривая, указал пальцем в направлении жуткой зелени за окном.

– Получается! – передразнил техник. – От вас не зря скрывали кое-какие нюансы. А вам неймется – гештальт, целокупность! Станция вам глаза намозолила, а что – станция? Дело не в ней, дело в том, что вокруг нее, в лесу вашем, в поле! Другое дело, что это только со станции и видать. Когда сквозит.

– Отпустите же нас! – вскричал Горобиц, художественно простирая руки. – Отпустите, пока мы тоже не повесились!

– Вряд ли, – грустно улыбнулся техник. – От этого не вешаются, вешаются от другого.

– От чего – другого? – волосы Горобца встопорщились снежным ежом. – Из сказанного вами следует, что люди…

– Да кто вам сказал, что вы – люди? – терпение мужчины лопнуло. – Наши микрополиты и пископы придерживаются иного мнения! Ох, и надоел мне ваш брат! Лезут и лезут, а ты для них выкладывайся, насаждай рогатого! Ну-ка, марш наружу!

Он едва не пинками выставил размякшую компанию на свежий воздух. Как только они переступили порог дома, мир вокруг немедленно обрел прежние формы и краски. Дом колыхался и приседал. Техник, стоя в окне, скомандовал:

– А теперь – смирно!

Здор, Мартемьянов и Горобиц, полные тупого, безнадежного отчаяния, встали против окна плечом к плечу. В руках техника появилось большое зеркало.

– Расфокусировать зрение! Не отвлекаться!

Воцарилась недолгая тишина, и вот она внезапно нарушилась истошным визгом Горобица, который увидел. Вслед за ним, подстегнутые Горобицем, завизжали, узрев отражения, Мартемьянов и Здор. Визг их был долгим, перетекал в вой и, по достижении хрипоты, сходил на утробный рык. Они начали пятиться, то и дело оступаясь и садясь в снег, но сразу же поднимались и пятились дальше, не отводя глаз от сверкающего стекла. Дом отдалялся, зеркало становилось яркой точкой, и тонкий луч прочно удерживал три черные согнутые фигуры, отступившие уже к самому лесу. Их окружили деревья, перед глазами замаячили березы и сосны, а луч продолжал рассекать пространства, пустые для невзыскательного взора, и не отпускал троицу, даже скрывшись из вида совершенно. В дальнейшем путешественники вели себя осторожно и не слишком распространялись насчет увиденного. Но и того немногого, что они сочли возможным сообщить своим близким о новых взглядах на собственное устройство – особенно в части, где речь заходила о постоянном воздействии невидимого луча – оказалось достаточно, чтобы общество вынесло вердикт.

© январь – февраль 1997

Шамбала

Нашего дедушку, несметно богатого чудака, с недавних пор начали сперва посещать, а после одолевать разнообразные видения. Дедушка мучился бессонницей. Он надевал шелковую пижаму, ложился под шелковый балдахин с бархатными кистями и там ворочался. Ему было безразлично, какие видеть предзысыпательные картины – лишь бы забыться. Образы тянулись самые разные: зоопарки, планеты, боевые действия, какие-то рожи, прогнозы погоды, заседания кабинета и прочая дрянь, приближенная к предельной. Но вдруг ему повадились являться непонятности. Дедушка никогда не пользовался интернетом собственноручно, только руководил; и был тем паче удивлен, когда увидел страницу из социальной сети, где описывался город будущего. Пейзажи радовали стилем техно, однако культурное наследие почиталось чрезвычайно.