Не дожидаясь, пока меня позовут разделить веселье (потому что не позовут — вон как Камень пакостно ухмыляется), я прошла к своей койке прямо по “столу”, переступая через миски и чашки.
Вот зря он так, зря! Я ведь уже почти решила разойтись миром...
Не обращая внимания на прилипшие ко мне взгляды, стянула сапоги, аккуратно сняла оружейную перевязь: кинжал под подушку, Плясунью без ножен — сбоку кровати. Куртку зашвырнула в угол, все равно до гвоздя отсюда не дотянуться, а снова через их вышагивать — я им не цапля!
Предупредила братьев по ордену:
— Бухайте тихо! Разбудите — уе… убью!
Рухнула лицом в подушку, как был, и, уже засыпая, со злорадством отметила, что гогот так и не возобновился.
То ли мужики смутились, то ли все-таки не зря я начала свой путь в акрополе с того, что притопила Дерека Рыскача, правильная слава начала складываться! По крайней мере, мне уже верят когда я говорю, что уе... убью!
Я проснулась среди ночи от четкого ощущения чужого внимания.
В комнате было тихо. Ущербный месяц заглядывал в высокое маленькое окошко — но разглядывал меня явно не он. Единственный, кроме месяца, подозреваемый мирно дрых, развалившись в своей постели. Не храпел, даже не сопел, гадостей не говорил — словом, был полной противоположность себе дневному.
Ощущение направленного взгляда никуда не делось.
Осторожно, стараясь не насторожить неизвестного наблюдателя (и известного напарника), я коснулась силы. Я закрыла глаза — а когда открыла их, мир, скудно освещенный месяцем, окрасился во все цвета зеленого.
“Взор цербера” легко пронзил стены, каменная кладка не была ему помехой, мягкой волной протек по акрополю, пытаясь отыскать разглядывающегом меня мага.
Ни-че-го.
Но… так ведь не бывает?
Если я почуяла, что кто-то смотрит на меня с помощью магии — значит, мне по силам его и увидеть, верно?
По крайней мере, в Логове нас учили так.
Я сотворила поиск. Растянула его, насколько смогла. Акрополь пестрел магией: фонило от снаряжения в комнатах церберов, в кладовых и арсеналах, в покоях аргуса мерцал запертой силой таинственный стол-артефакт, внизу, на первом этаже, сиял зал испытаний. И даже крепостные стены были оплетены вязью чар…
Не колдовал — никто.
Хм...
Хм.
Из чистого упрямства я потянулась к последнему средству.
Ведьмовство отозвалось неохотно: я почти забыла за эти годы, как это, быть ведьмой.
Но отозвалось — и кровь быстрее побежала по жилам.
Ведьмовство не похоже на магию ордена, эта сила — хмельная, буйная, она не течет тоненьким ручейком по проторенному руслу, а выплескивается вся, потоком, рывком — и оставляет тебя слабой, опустошенной и счастливой. Она пьянит.
Она бьет в голову.
Но и с ней я не увидела никого, кто мог бы наблюдать за мной.
Широко раскрыв глаза, я пережидала, пока схлынет наваждение, пришедшее со старыми ведьмовскими приемами и гадала: может, прав был аргус Эстон? Может, я и впрямь навыдумывала лишнего?
Чужой сон… а теперь это.
А почему я вообще так твердо решила, что он чужой? Откуда взялась эта глубинная убежденность. Я в жизни ведь про подобное не слышала.
Мало ли что может присниться после долгой дороги да на новом месте.
...уж не жених невесте точно, видят боги…
Может и сейчас — просто приснилось?
День был тяжелый, нервный, утомительный, и Солнышко уравновешенности мне не добавлял…
Я покосилась на стоящую возле противоположной стены кровать.
Камень продолжал омерзительно беспечно дрыхнуть.
На всякий случай я пощупала силой и его.
Но стоило к нему потянуться восприятием, как цербер тут же тяжело вздохнул, перевернулся со спины на живот, нахмурился сквозь сон, и я торопливо отдернула “щупальца”. Точно спит, не прикидывается, но на воздействие подпрыгнет, как и полагается хорошему Клыку.
Я отбросила игры с силой и прикрыла глаза.
Сон не то, чтобы ушел, спать хотелось, но теперь все мешало, шорох ветра за окном, уханье ночной птицы, собственная одежда.
Вот она — особенно. Отдельно взятого Камня я не стеснялась, но при четверых мужиках раздеваться не стала, легла как была, и теперь рубашка перекрутилась и сбилась, а ремень давил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я поднялась с кровати и принялась раздеваться.
Распустила ворот рубашки, потянула шнуровку… И поняла, что ощущение чужого внимания вернулось! Мало того, оно сменило оттенок, и теперь в нем явно чувствовался определенного толка интерес!
Мужик. Точно — мужик! Коз-з-зёл!
Дурная мысль стрельнула в башку и хмельное ведовство не отгудело в крови, а иначе бы я никогда!..
...ладно, признаю: мне и на трезвую голову это показалось бы отличной идеей!
Я предусмотрительно отвернулась от койки Камня, чтобы, если уж он не ровен час проснется, увидел только спину.
Ухмылка растянула губы. Пальцы подрагивали, когда я тянула подол рубахи вверх — но спина прогнулась сама собой, чтобы грудь казалась выше, и живот, плоский сам по себе, втянулся, и бедро выдвинулось чуть вперед, подчеркивая изгибы...
Рубашка улетела на гвоздь, и я прикоснулась к себе ладонями. Проскользила от ключиц ниже, погладила, легонько сжала грудь.
Чужой взгляд, по ощущениям, прилип к телу. К голой коже. Я проскользила ладонями к животу, очертила выемку пупка. Провела кончиками пальцев вдоль ремня — нежно-нежно, едва касаясь тела. Ласкающе погладила пряжку с чеканным цербером — а потом себя.
Смотри-смотри!
И я завтра… посмотрю. Кто будет от меня шарахаться? Или, может, наоборот — кто будет слишком заинтересован?
Ресницы сами собой опустились, отделяя веками от всего мира, оставляя только меня — и это внимание.
Жаркое, жадное внимание.
И мурашки, бегущие по моей коже.
Я медленно, тягуче повела ладонями вверх, лаская кожу. Стиснула грудь, приподняла ёё, ощущая пальцами собственные напрягшиеся соски… В ушах шумело. К губам прилила кровь — ко всем.
Я провела языком по верхней губе, прикусила нижнюю…
За спиной заворочался, переворачиваясь, напарник — и я пришла в себя. Торопливо юркнула в кровать, натянув на себя одеяло. Сердце грохотало, как барабан, губы горели, между ног... между ног было влажно и горячо.
Штаны я стаскивала, не вылезая из-под одеяла.
Боги ведают, зачем.
На всякий случай!
Глава 6
Тук-тук-тук — топают копыта по утоптанной дороге.
Отряд из церберов из пяти человек вытянулся цугом: Камень, возглавляющий отряд, за ним я, как его Око, потом Гемос, а следом еще одна пара из мужчины-Клыка и женщины-Ока. Их я не знала.
Утром, сразу после второго колокола, еще до завтрака и тренировки, нас позвали к Ольгерду Жару.
Гемос и эта пара церберов уже были там, и ждали, похоже, только нас с Камнем — потому что стоило только закрыться двери за моей спиной, как магистр заговорил:
— Вот что, ребятушки. Сегодня на рассвете в акрополь приехал гонец из городка Хорвус. Тамошний бургомистр подозревает, что рядом с одной из деревень завелась какая-то потусторонняя тварь. Доказательств у него нет. Но Хорвус, сверх обычного отчисления, ежегодно жертвует ордену двести монет золотом. Этого достаточно, чтобы месяц кормить четверть всех церберов Кремоса — и этого уж точно достаточно, чтобы вы впятером оторвали задницы и поехали выяснять, что там завелось, завелось ли, и если завелось — что именно. Бургомистру не хамить, держаться вежливо: если из-за вас, раздолбаев, он решит жертвовать не на Кремос, а на другое отделение ордена, сюда можете не возвращаться, лучше сразу там утопитесь в болоте. Ничего внятного почтенный бургомистр Атамус не написал, так что с подробностями разберетесь на месте. Дорожные мешки и заводных коней вам уже подготовили. За старшего назначаю Илиана. Всё, выметайтесь. Если через полчаса вы будете еще в Кремосе — пеняйте на себя!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Светлая пышная борода магистра недвусмысленно указала на дверь — и мы мы вымелись.