имеет место (учение об «экстасисе»). Но именно уточнения в понимании и не получилось. К прежнему непониманию сущности Бога, зафиксированному античными неоплатониками-мистиками – что божественная реальность непроницаема для человеческой познавательной способности, добавилось утверждение, что божественная реальность есть совмещение противоречий, что и вовсе выходит за рамки понимания.
В онтологических взглядах Николая Кузанского сильнейшее влияние неоплатонизма очевидно. Прежде всего, пантеизм. Бог и мир в основе своей – одна и та же сущность. Разница между ними не в сущности, а в модальности (или форме). У Бога модальность онтологической сущности (= бытия) абсолютная, у мира – относительная (или ограниченная).
Из этого общего пантеистического предрасположения естественно вытекают пантеистические следствия, зафиксированные ещё в античную эпоху: 1) бесконечность вселенной, 2) тесная связь между всеми уровнями и звеньями бытия, 3) уникальное онтологическое богатство человека.
Бесконечность вселенной констатируется Николаем Кузанским как требуемое философским мышлением положение. Но так как Бог тоже мыслится бесконечным, то необходимо вспомнить неоплатоническое уточнение в понимании бесконечности по отношению к Богу и миру. По отношению к Богу бесконечность может мыслиться как пребывание Бога вне категорий пространства и времени. По отношению к миру бесконечность должна мыслиться только как нескончаемая протяженность в пространстве и времени. Разница опять же в модальности.
Тесная связь всего бытия есть воспроизведение античного положения «всё во всём», т. е. пантеистического учения о «всеединстве». Бог во всём и всё в Боге.
Из принципа «всеединства» следует уникальное онтологическое своеобразие человека, состоящее в том, что в онтологической сущности человека находятся все те элементы, которые имеются и в предметно-чувственном мире. Человек концентрирует в себе всё то, из чего состоит внешний мир. Великий космос содержится в человеке как в миниатюре. Человек есть «микрокосм», «parvus mundus». Учение о человеке как о «микрокосме» особенно волновало секулярно настроенную образованную публику того времени, т. н. гуманистов. Так что Николай Кузанский в этом пункте заметным образом сходился с современными ему гуманистами, хотя сам он идейным гуманистом не был[17].
Некая двойственность, выразившаяся в сочетании христианства с философским пантеизмом, вообще характерна для мировоззренческой позиции Николая Кузанского. С точки зрения секулярной культурологии такая двойственность даже считается естественной. Для переходного исторического периода, когда средневековое мировоззрение (церковно-христианское) ещё оставалось в силе, но на смену ему созревало новое мировоззрение в виде пока ещё старого античного пантеизма, такая двойственность де неизбежна.
С христианской точки зрения достаточно констатировать усиление секуляризма в среде городской (буржуазной) интеллигенции, которая использовала в своем противостоянии церковной интеллигенции античную философию.
В мировоззрении самого Николая Кузанского эта двойственность переходного периода нашла своеобразное отражение не только в общих, исходных установках, но и в вопросах специальных, в подробностях. Например, наряду с обычным для образованного христианского богослова интересом к античной философии (которая, как хорошо известно, была частью учебной программы церковного образования), у Николая Кузанского был и осознанный интерес к естественно-научному познанию природы. В частности, неоплатоническое убеждение в бесконечности Вселенной сочеталось у него с новой для тогдашнего времени мыслью о движении Земли. На этом основании Николая Кузанского даже считают предшественником Коперника. Думается, правда, что в данном случае в определённой степени проявилось знание Николаем Кузанским астрономии Пифагора, в которой почти все коперниканские идеи, пусть в прикровенном виде (implicite), имеются.
Влиянием Пифагора естественно объяснить и общее увлечение математикой, очевидное у Николая Кузанского. Правда, сам Николай Кузанский использовал математику преимущественно для символического толкования чисел и отношений чисел друг к другу. Но всё же будущее значение математики для естественно-научного исследования природы он как будто бы предчувствовал.
Выводы
В лице Николая Кузанского христианское мировоззрение сочеталось с неоплатонизмом. Следствием такого сочетания стало особое внимание Николая Кузанского к гносеологическому учению неоплатоников об «экстасисе», а результатом этого внимания стало учение самого Николая Кузанского об «coincidencia oppositorum».
В онтологии неоплатонизм Николая Кузанского проявился в учении о бесконечности Вселенной, что явилось следствием внимания к пифагорейским элементам в неоплатонизме. Неоплатонизм в античной философии был возрождением платонизма, а платонизм ведь есть, по существу, пифагореизм.
Пифагореизм проявился у Николая Кузанского и в особом интересе к математике – этой основе нарождавшегося в то время естественно-научного знания.
Контрольные вопросы
1) Как понимать смысл словосочетания «coincidencia oppositorum»?
2) Какая разница между вечностью Бога и вечностью мира?
3) Где следует искать истоки интереса Николая Кузанского к научной астрономии?
Возрождение древней философии
Для рассматриваемого переходного периода чрезвычайно характерным историческим явлением было кажущееся почти внезапным возникновение острого интереса к древней философии. Именно к древней, а не только к антично-греческой философии. Хотя прежде всего, конечно, интерес вызывала античная философия. Естественно, возникает вопрос: как может возродиться то, что никогда и не забывалось? Античная философия существовала все Средние века в качестве учебного материала в церковных школах всех уровней, включая и высший, университетский. Преподаватели этих школ и были носителями знаний всех преподаваемых дисциплин, в том числе и философских знаний. Всё так. Но философские знания, таким образом сохраняющиеся, являются частью профессии, имеют некий цеховой характер, закрытый от непрофессионалов. А в XV веке в Италии, где возрождение древней философии и началось, уже имелась городская интеллигенция, т. н. гуманисты, оппозиционно настроенная по отношению к церковной интеллигенции, и потому с недоверием относившаяся и к качеству этой церковной интеллигенцией хранимому знанию, в том числе и философскому. Она, гуманистическая городская (буржуазная) интеллигенция, искала новых, внецерковных источников философского знания.
И один из таких новых источников философского знания обнаружился в виде византийских учёных, которые именно в это время стали во всё возрастающем количестве перебираться в Италию. В связи с созывом Ферраро-Флорентийского Собора 1438 года, по поводу соединения Церквей, прибыла в Италию группа византийских участников этого Собора, среди которых были и учёные. Но основная масса византийских учёных хлынула в Италию после завоевания Константинополя турками в 1453 году. Одним из первых следствий появления учёных византийцев в Италии как раз и было возникновение научного интереса к греческой философии, растолковываемой самими носителями этой философии, греками. В 1459 году была даже открыта т. н. платоновская академии во Флоренции[18].
Марсилио Фичино (1433–1499)
Выдающийся член платоновской академии во Флоренции Марсилио Фичино проявил чрезвычайную энергию в деле распространения древней философии среди своих соотечественников. Одной из его научных заслуг были переводы. За сравнительно короткий срок он перевёл сочинения Платона, Плотина, Дионисия Ареопагита, Порфирия, Ямвлиха, Прокла, византийского философа-платоника Михаила Псёлла (1018–1078).
Но начал Фичино свою переводческую работу с текстов, по формальным признакам не относившихся к греческой философии, а традиционно считавшихся принадлежностью более древней мудрости Востока. Это – «Corpus Hermeticum»,