абсолютно не причём. Люди приехали снимать кино про ферму. И меня снимали, и Варвару как раз сейчас красят, чтобы снимать. Хочешь, и тебя снимут?
– Ещё чего… Больше мне делать нечего, кроме как сниматься в вашем кино. – ответил Митяй поводя плечами и оглядываясь по сторонам, словно вокруг стояла толпа и в один голос умоляла его бросить свои неотложные дела и сняться в главной роли.
Значит, они приехали снимать ферму… а он то думал, что они поехали искать Стешку, чтобы договориться о покупке их имения и примчался сюда, как последний дурак, боясь, как бы она не продешевила, а то и вовсе не отказалась от выгодной сделки.
Торопясь сюда, Митяй рисовал в уме шикарный дом – дворец, который построит на вырученные от продажи деньги. Дворец, обещанный им Стеше в тот самый день, когда он предложил ей пожениться. Сделал он это не особо раздумывая, после первых поцелуев, удивлённый её испугом и неопытностью, в надежде, что она станет уступчивей к его ласкам. Он до сих пор помнит восторг, вызванный его словами, нежность и восхищение, с которыми она смотрела на него, любимого, готового превратить её жизнь в сказку…
До сих пор он, пребывая после выпитого в благодушном настроении, частенько заводит эти разговоры. Но теперь в ответ она лишь сердито машет рукой и убегает, вспомнив о каком – нибудь срочном деле. Вот и раскрывай перед такой свою тонкую душу, строй жизненные планы, а она… Ничего она не понимает, не ценит.
– Стешка! Ну к давай домой! – крикнул он, едва справляясь с захлестнувшей обидой, – Уже скоро обед, а у тебя до сих пор печь не топлена.
Как назло, его голос, который должен был выражать повелительный, хозяйский тон, сорвался и дал визгливого петуха. Митяй закашлялся и разъярился ещё сильнее. Его глаза побелели, желваки на скулах заходили, руки сжались в кулаки. Он набросился бы на Стешу прямо здесь и сейчас, если бы не заметил, что удивление во взгляде незнакомца сменилось откровенным презрением.
Герман начал медленно снимать с плеча камеру, намереваясь отдать её Стеше и поставить зарвавшегося мужика на место. Но, взглянув на её окаменевшее лицо, спросил:
– Кто этот человек?
– Муж… – прошептала она, опустив глаза.
Тот перевёл недоумённый взгляд на Митяя, потом обратно на Стешу, не понимая, что может быть общего у этой девушки с её нежной, утончённой натурой и этого, судя по внешности и поведению, рано спившегося, и поэтому быстро деградировавшего мужчины.
Стеша почти физически ощутила, как стремительно опускается с небес на землю. Она ссутулилась, словно из неё неожиданно и резко вырвали стержень, помогавший держать спину прямо, а голову высоко, заставив почувствовать себя стоящей на обочине жизни, стремительно и равнодушно проносившейся мимо. Она молча вручила ведро Евсеичу и выбежала из корпуса без оглядки.
Глава3
– «Родственные души не должны терять связь»… – шептала Стеша, расчёсывая волосы и разглядывая своё отражение в потускневшем зеркале, висевшем в простенке между окнами. – Это просто слова, ничего не значащие и ни к чему не обязывающие, сказанные и тут же забытые… И ты забудь. ЗА-БУ-ДЬ… Ничего не было и быть не могло, это просто сон. Надо проснуться и понять, что всё осталось по – прежнему, и так и будет до конца дней.
Короткий рукав ночной сорочки сполз с поднятой руки, обнажив предплечье с зеленовато – жёлтым синяком недельной давности. Увидев его, Стеша уронила руки вдоль туловища и оглядела комнату. Умом она понимала, что права, но сердцем чувствовала – нет, по – прежнему уже не будет никогда. Она точно знала, что пришло время изменить свою жизнь, но не знала, что нужно делать, с чего начать, и почему она до сих пор находится здесь, в этом убогом домишке, в полузаброшенной деревне, где её не держит ничего, кроме бабушкиной могилки. Хотя, если бы кто – то спросил, как она себе представляет то место, где должна находиться, и что могла бы там делать, она не нашла бы на этот вопрос ни одного вразумительного ответа. И не было на белом свете ни одного человека, который помог бы ей разобраться в самой себе.
Стеша снова стала бездумно водить расчёской по волосам. Тень на противоположной стене двигалась вместе с нею, чуть наклонялась и взмахивала рукой, словно крестилась на висевшую в углу иконку.
Длинные, чисто вымытые волосы электризовались, потрескивая, поднимались, словно живые, вслед за скользившим по ним деревянным гребнем, и медленно опадали на белую рубашку.
За стеной зашумел резкий порыв ветра. Стеша посмотрела на окно и уловила всполох, осветивший двор. Начиналась гроза. Гром ударил как всегда неожиданно, заставив вздрогнуть, громко и раскатисто, словно совсем рядом взорвалось и прокатилось что – то огромное и тяжёлое.
Стеша с детства боялась грозы. Обычно при первом же ударе грома она бежала со всех ног прятаться под крышу. Сегодня же, неожиданно для самой себя, схватила шаль, и на ходу закутывая плечи, поспешила во двор.
Захлопнув дверь, она отбежала подальше от деревьев, повернулась лицом на запад, откуда шла гроза, и стала ждать, испытывая безрассудное желание встретиться со стихией лицом к лицу, смешаться и раствориться в ней без остатка.
Шквалистый ветер гнул и раскачивал ветви деревьев, кружил в воздухе сорванные листья, мусор и дорожную пыль, трепал за волосы и норовил сорвать с плеч шаль. Молнии сверкали одна за другой, раскаты грома гремели почти не утихая, а она смеялась, радуясь наконец – то обретённой свободе таившегося в ней мятежного духа.
*********
– Нет, это уже сверх всякой наглости!!! – кричала Варвара Васильевна, стоя в окружении своих подчинённых, – Вчера не вышла, пришлось доить её группу мне самой, сегодня опять не явилась. Интересно, что она о себе возомнила? Надежда, хоть бы ты зашла узнать, где Стешка, что там у неё опять стряслось?
– Я вчера три раза ходила,– ответила Надя, – дома её нет.
– А Митяй? Он что, не в курсе, где находится его жена?
– Митяй который день гуляет у Матюхи. – подсказала тётя Рая Ващенкова, – Они закончили делать сарайчик у Антиповны. Так она хвалилась, что отвалила им целый бутыль самогона. Ясное дело, пока они его весь до донышка не выхлещут, домой он не явится.
– Что для них бутыль? Они ведро вылакают и не заметят…
– Не скажи… У Антиповны самогон чистый спирт, меньше семидесяти градусов она не гонит. Таким и нутро спалить не долго. Вот они и пьют, пока не свалятся, затем чуток проспятся и опять по новой начинают. Избу провоняли, прости господи, так, что не можно зайти. Матюхина матушка в гробу перевернулась бы, кабы знала, в какой хлев сынок превратил её домишко.
– А ты – то откуда