— Что ему лучше больше не пить и накрепко обо всем забыть. В этой стране его болтливость может ему дорого обойтись. А вам, Готтлиб, большое спасибо!
Подкрепив свою благодарность золотой монетой, Аврора вернулась в карету. Ее тревога только усугубилась, хотя ей было невдомек, зачем Филиппу было проникать среди ночи в Рыцарский зал. К тому же таинственный поединок как будто обошелся без последствий, ведь слуга не видел, чтобы из зала кто-то выходил. Наконец юный соглядатай не расслышал ни одного слова, даже человеческого голоса, только лишь звон оружия... Словом, ничто не позволяло заключить, что в происшедшем был как-то замешан Филипп. Аврора инстинктивно цеплялась за любую нить, способную привести ее к брату, но ей хватало ума, чтобы признать, что все ее домыслы и гроша ломаного не стоят перед лицом того неопровержимого факта, что после исчезновения Филиппа наследную принцессу подвергли заточению. Недоумение вызывала разве что царившая в Ганновере необычная атмосфера... Короче говоря, чем дальше, тем меньше у нее оставалось надежды снова увидеть брата. Зато ее решимость выяснить истину и добиться справедливости, если он томится в неволе или, не дай бог, того хуже, только крепла. Пусть даже ради этого ей придется разворошить хоть шведский двор, хоть все германские, дойти до французского короля, а то и до самого императора — даром, что ли, все мужчины ее рода жертвовали собой у них на службе?!
***
Это решение придало ей смелости, и в Агатенбург она прибыла совершенно не в том настроении, в каком уезжала. Там, как она сразу заметила, ее дожидались с большим нетерпением. Стоило Готтлибу натянуть поводья, как со ступеней замка сбежал молодой человек, который распахнул дверцу остановившейся кареты и крикнул:
— Фрейлейн Аврора! Какое счастье! Я уже собирался скакать за вами...
— Гильдебрандт? Вы здесь? — воскликнула она, узнав секретаря Филиппа. — И давно?
— Всего несколько часов. Я отправился в Гамбург, думая, что вы там, в доме на озере Бинненальстер, но Его высочество граф Левенгаупт сказал мне, что вы не покидали замка. Слава богу, вы вернулись!
Аврора так торопилась выйти из кареты, что буквально упала на него.
— Наконец-то мы получим какие-то известия... — пролепетала она. — Надеюсь, они добрые?
— Увы, не слишком... Приятное лицо секретаря, всегда нравившегося
Авроре своим ровным настроением и неизменной жизнерадостностью, мигом утратило счастливое выражение. Приглядевшись, она обнаружила на нем следы слез и легкие морщинки — вот как славный двадцатипятилетний секретарь был привязан к Филиппу! Она взяла его под руку, направляясь к дверям замка и отвечая машинальной улыбкой на приветствия слуг. Аврора удивилась, что Амалия Вильгельмина не вышла ей навстречу. Оказалось, что ночью той стало дурно, и она осталась у себя в комнате. Поэтому, попросив Михаэля Гильдебрандта подождать ее к будуаре, Аврора первым делом отправилась к сестре, чтобы обнять ее — бледную и трепещущую в преддверии родов. Горничная Луиза, сидевшая у изголовья госпожи, держала ее за руку и то и дело вытирала пот с ее лба.
— Я сбегаю за доктором Корнелиусом, — сказала горничная Авроре после реверанса. — Ночь выдалась тяжелой, графине становится все хуже.
— Но ведь она должна была родить только через два месяца? — удивилась Аврора. — Что же произошло?
— Фрау графиня вчера вечером, выходя из церкви, оступилась и упала, ничего себе не повредив. Схватки начались только под утро.
— И здесь до сих пор нет врача? — гневно воскликнула девушка. — Значит, отправьте за ним полдюжины слуг, пусть приведут его силой, если понадобится. Нельзя оставлять ее без помощи в таком состоянии!
— Святая правда! Я уже здесь! — раздался голос вбегающего врача, путающегося от спешки в фалдах своей одежды. — Вы уж на меня не сердитесь, фрау графиня, просто жена бургомистра, так же, как и вы, вознамерилась рожать. Я только что принял у нее роды. Она не без труда произвела на свет мальчика, крупноватого для ее хрупкого сложения. Ну, а здесь у нас что? — Он бросил на стул сюртук и закатал рукава рубашки.
— Боюсь, как бы она не потеряла плод! — со страхом высказала предположение Аврора, занявшая место Луизы. — Время рожать еще не наступило, но...
— Если младенцу не меньше семи месяцев, он может выжить. Пустите-ка меня к ней, графиня, а сами отдайте необходимые распоряжения. Да, чуть не забыл: где ее муж?
— В Гамбурге, на днях возвращается.
— Шлите за ним гонца! Пускай поторопится, мало ли что? А вы ступайте, переоденьтесь, ваша одежда в пыли!
Аврора, выставленная за дверь, ненадолго привалилась к косяку, стараясь унять сердцебиение. Сердце колотилось как бешеное, с того момента, как она переступила порог спальни сестры. То, что у Амалии Вильгельмины начались преждевременные роды, грозящие страшным исходом, стало для нее последним ударом судьбы, которая и так, похоже, ополчилась на семейство Кенигсмарков не на шутку. Неизвестно еще, какие новости привез Гильдебрандт. Их она боялась не меньше, чем исхода родов.
Прежде чем войти в укромную комнатушку, куда она любила удаляться, чтобы помечтать в одиночестве, подумать и записать свои мысли, и где сейчас ее ждал молодой секретарь, Аврора заглянула в гардеробную. Ульрика, разбиравшая вещи, оглянулась на нее и заявила:
— Ну и вид у вас!
— Представь, есть от чего! В соседней комнате меня дожидается секретарь Филиппа с какими-то недобрыми вестями, а тут еще Амалия вот-вот потеряет свое дитя, а то и сама, не дай бог, отправится на тот свет...— Не она первая рожает, такова женская доля. Ну, да ничего, она крепкая. Снимайте-ка эту грязную одежду! Ступайте, освежитесь, а я тем временем приготовлю вам новое платье, — сказала Ульрика непререкаемым тоном, в котором слышалась нежность. — Потом я позабочусь, чтобы вам принесли поесть. Сейчас вам необходимы силы.
— И про Гильдебрандта не забудь. Не знаю, обращали ли на него здесь внимание с момента его приезда...
Спустя несколько минут она вошла к нему. Секретарь смирно ждал ее на скамеечке у камина, держа на коленях туго перетянутый бечевкой пакет, весь покрытый печатями. При появлении Авроры он вскочил, не выпуская пакета из рук. Она, естественно, указала на него:
— Что это?
Гильдебрандт протянул пакет ей.
— Через два дня после исчезновения моего господина фрейлейн фон Кнезебек — я стремился с ней встретиться, но безуспешно — прислала мне это. Пакет принес мальчишка, пряча его под рубахой. Сначала я решил, что он немой, но я пообещал ему талер, и у него вдруг развязался язык. Не представляю, как ей удалось переправить мне это: на следующий день я узнал, что она томится в одиночной камере...