– музей монгольской медицины. Я его строил. Монгольский медицина – удивительный наук.
Академик жил в отдельном доме китайской архитектуры. В комнатах, действительно, было много колб с растениями, камни, книги, какие-то ложечки и мешочки. Лена добросовестно все осмотрела и восхитилась. Затем все же проявила упорство:
– А про дневники дедушки вы ничего не знаете?
– Я бил студент. Помню вашу дедушку. Он ставил лекц студентам. Я ему говорил, что наш аймак есть мног кости большой ящерица. Он туда ехал и мног нашел. Я говорил…
– Так что же с дневниками?
Академик пересел поближе, он плохо слышал. Задумался. Поковырял в носу и, скатав катышек, щелкнул его мизинцем с длинным ногтем. Положил ладонь на Ленино колено. И вдруг резко притянул к себе. Вдавил в стул, все также хитро улыбаясь. Он был сильный.
Лена выскочила из дома китайской конструкции и бросилась бежать, не разбирая дороги. Чего ее разбирать, дорога была одна – большая глубокая лужа. Таксист, привезший ее сюда, неодобрительно поглядывал на воду, доходившую до двери машины. Преодолев препятствие вброд, Лена выбралась к цивилизации. У дверей музея академика стояла скульптура зайца. Заяц ехидно улыбался ей вслед.
11.
Ну, ничего. Это первые попытки. У Лены в запасе был телефон подруги Натальи Хубаровны. Хубаровна преподавала у них лингвистику. Зануда страшная, но человек хороший. Звонить ее подруге следовало в крайнем случае. Та была наполовину монголка и проводила лето и осень в Монголии в квартире-музее своего отца, тоже академика. Академиков в Монголии было много, но это был какой-то академик академиков. Все о нем говорили с придыханием. Пойти вместе просились Машка, Ульрих, Димка, Оливер, Ласло и еще кто-то. Лена остановилась на патриотическом варианте. С ней пошли Машка и Димка.
Квартира-музей находилась рядом с университетом. Встретила их маленькая кругленькая женщина с сигаретой, больше похожая на узбечку.
– Дедушка ваш здесь бывал, но еще до моего рождения. Мне рассказывали родители. Книгу его про экспедицию читала. Помню, было интересно. Чем же вам помочь? Даже не знаю. Музей с динозаврами закрыли. Где они, неизвестно. Из стариков никого не осталось…
Услышав, что академик (с зайцем) и палеонтолог (прадедушка) ничем помочь не смогли, развела руками.
В это время зазвонил телефон. Дочь академика здорово говорила по-монгольски. Очень быстро, но было все понятно, в отличие от других монголов.
– У вас есть время? Съездим к моему коллеге. Вдруг он поможет.
12.
Коллегу звали Отгонбаяр.
– Тазик бузик! – провозгласил он, когда жена внесла чашу с бозами (это такие монгольские манты). – Полный-полный наливай! – расставил он рюмки.
На этом русский язык у Отгонбаяра закончился, и он объявил:
– Одоо монголоор ярьна (сейчас будем говорить по-монгольски).
Лучше всех говорил по-монгольски Димка, но он был не бойкий человек. На выручку пришла Машка:
– Бид монгол соёл судалж байна (мы изучаем монгольскую культуру), – произнесла она и торжественно замолчала.
После третьей «полный-полный наливай» японского виски заговорила и Лена:
– Понимаете, никто мне не может сказать, где могли бы храниться дайари дедушки, – когда Лена не находила монгольских слов, у нее вылезали английские.
– Одрийн тэмдэглэл (дневник), – помог ей Димка.
– Да, одлийн тэмдэглэл, – Лена немного картавила. – Но они точно в Монголии. Мне Хольценбоген сказал.
При слове «хольценбоген» Машка и Димка одновременно повернули головы к Лене и внимательно на нее посмотрели.
– Вы чего? Его правда Хольценбоген зовут. Ученика дедушки.
– Я знаю Хольценбогена. Леонид Борисович? – появилась из соседней комнаты дочь академика. Она примеряла дэли, которое ей шила жена Отгонбаяра.
– Да, – неуверенно подтвердила Лена.
– Он – первый муж второй жены моего брата. Третьего.
Убедившись, что Питер – город маленький, стали прощаться.
– Отгонбаяр просит вас быть завтра утром дома. Он заедет, – подытожила дочь академика, закуривая и призывая такси.
– А… – не успела задать вопрос Лена,
– Не знаю! – отрезала дочь.
13.
Лена прождала все утро. Никакого господина Отгонбаяра не было и в помине. Машка и Димка ушли на занятия. Лена заснула. Отгонбаяр появился около часа дня.
– Явна! (Поедем)!
Внизу ждала машина. За рулем сидел юноша. Кажется, сын Отгонбаяра, он вчера мелькал. Тут и Ульрих бы не помешал, – мелькнуло в Лениной голове.
Ехали долго. По худону.
В русском языке нет полного эквивалента этого слова. Монголия – кочевая страна. Поэтому многие монгольские термины, которые европеец может понять как пространство, означают совокупность людей. Например, «улс» (государство, страна) – не местность, а народ этого государства. «Аймак» – не район, а люди, которые объединены административной организацией. А вот «худон» – это местность. Основное его значение – противоположность городу и оседлым поселениям людей.
В общем, приехали в полную противоположность городу. Степь и несколько юрт. Из одной вышел мужчина. Поговорив с Отгонбаяром, сел в машину, и они опять поехали в еще бóльший худон. Лена давно перестала что-то понимать и добиваться объяснений. Было жарко, хотелось есть. Она была в полусне, голова болталась, как на ниточке. Приехали еще к каким-то юртам. Появилась лысая старушка. Мужчина поговорил с ней. Она пошла переоделась и села в машину. Развернулись и поехали назад – туда, где жил мужчина. Все вошли в его юрту. Старушка порылась в сундуке и вытащила четыре тяжеленные амбарные книги. «Дневники И. А. Ефремова. 1946 г. По Монголии» было написано на них. И номера томов – I, II, III, IV – римскими цифрами.
Часть вторая. Сундук
1.
Лысую старушку звали тетушка Дондог. Она была симпатичная, без зубов и любила петь русские песни. Последнее выяснилось во время пира по случаю обретения дневников, который случился тут же, в юрте ее внука. Отгонбаяр вытащил почетную бутылку водки. Вот предусмотрительный и запасливый человек! Лена же отправилась на поиски с пустыми руками. Дура. Она сидела совершенно ошалевшая. То громко смеялась, то что-то доказывала господину Отгонбаяру на ломанном монгольском, то пела «Баргузин» с тетушкой Дондог. Напилась. Вообще-то, Лена водку не пила. В том смысле, что не любила. Но, конечно, пила, потому что приходилось…
Оказалось вот что. Эта лысая Дондо-эмэ, как ее звали все вокруг, еще девочкой была помощницей повара в экспедиции Ефремова. А заодно и переводчицей. Потому что она была бурятка и хорошо знала русский язык. Дядька Ваня – такое у Ефремова было прозвище в экспедиции – девочку любил. Учил ее математике, показывал редкие растения, камни. Она запоминала все сходу, была смышленой. Дондог привязалась к дядьке Ване, бегала за ним, как козленок за маткой. Он обещал взять ее в Москву учиться, говорил: «Будешь важная такая, в очках, первый монгольский палеонтолог». Девочка смеялась