мать, с которой мне никогда не суждено встретиться.
Самая коварная колдунья всех времён не просто разглядывает меня в ответ. Её губы в форме бантика приподнимаются в улыбке, которая, точно кинжал, врезается в её идеально гладкое лицо.
— Здравствуй, Фэллон, дорогая.
ГЛАВА 7
Я застываю у входа в подземелье. Даже воздух у меня в лёгких как будто окаменел.
— Внутрь. Сейчас же.
Рука Данте ложится мне на спину, выдернув меня из ступора, и проталкивает в узкий проход.
Этому мужчине уже пора прекратить мной командовать. Не желая отводить глаз от Мириам, я не бросаю на него сердитый взгляд, но как же сильно я сжимаю зубы! А ещё я планирую потаскать его по подземелью, как только вооружусь своей магией.
Розовые глаза Мириам скользят по моим волосам, такого же тёмно-каштанового цвета, как и у неё, с той лишь разницей, что мои волосы опускаются чуть ниже плеч, а её — доходят до пояса, как у моей матери.
— Ей нужно будет подойти ближе, Маэцца.
Я широко расставляю ноги.
— Вы настолько ленивы, что даже не встанете, чтобы поприветствовать свою дорогую внучку, Мириам?
Она отвечает на моё ехидное замечание тихим:
— Разве тебе не рассказали о моей проблеме?
Я хмурюсь.
Данте ухмыляется, глядя на сидящую женщину.
— Твоя бабушка прикована к трону, который она так желала заполучить.
— Что значит — прикована?
Несмотря на то, что её трон меньше, чем трон Марко с изображением солнца на Исолакуори, он представляет собой его идеальную копию.
— Она стала с ним единым целым.
Юстус кладёт ладонь на мою поясницу.
— Осторожнее с тем, о чём ты просишь Котёл, Фэллон, ведь Котёл исполняет все желания, но иногда он делает это максимально ужасными способами.
Я нахожусь в таком шоке, что когда Юстус надавливает мне на спину, я поскальзываюсь на гладком обсидиановом полу и почти оказываюсь на коленях Мириам. Как только его рука падает с моего тела, я отшатываюсь назад, но мне не удаётся уйти далеко, потому что генерал предвидел моё отступление и встал у меня за спиной.
— Она не причинит тебя вреда, — бормочет он.
— Не причинит мне вреда? — фыркаю я. — Эта женщина убила свою собственную дочь. Неужели что-то может помешать ей покончить со мной?
Мириам опускает подбородок, такой же острый как у меня. Ну, почему мы с ней так похожи? Почему я не могла пойти в своего отца-ворона?
— Зачем мне причинять вред человеку, который должен снять моё заклятие?
— Ваше заклятие?
— Да. Моё.
Она наклоняет голову, и каштановая копна волос сдвигается и обнажает её правую руку. Когда она видит, что я смотрю на неё, она подцепляет волосы другой рукой и заводит свою кудрявую гриву за спину, чтобы я могла разглядеть то, что с ней произошло.
— А кого ещё проклял Котёл?
Воронов. Но я не произношу эти слова вслух. Честно говоря, будет лучше, если никто ничего не поймёт, иначе они могут решить не оставлять меня в живых.
Данте испускает вздох нетерпения.
— Она не может причинить тебе вред, Фэл, потому что ваши жизни связаны.
Моё сердце заходится, а в ушах появляется глухой гул.
— Что значит «связаны»?
— Последнее заклинание, которое произнесла моя хитрая дочь, связала наши жизни так, что если ты страдаешь, страдаю и я. Если умрёшь ты, умру и я. Разве ты не почувствовала, как содрогнулась земля, когда в тебя попала отравленная стрела? А вот Юстус это почувствовал, не так ли, муженёк?
— Я… я…
Я силюсь вспомнить, но та ночь покрылась туманом после того, как Лор отрубил руки дикарке.
— Если Зендайя мертва, то почему мы всё ещё связаны?
Я прохожусь взглядом по золотым складкам её платья, которое покрывает её недвижимое тело и словно сделано из металла.
— Потому что Зендайя использовала твою кровь, чтобы соединить нас. Фактически это ты заколдовала меня.
— Я всё ещё была в её чреве? Или уже находилась в чреве мамм… Агриппины?
Это не имеет значения.
— То есть, я хочу сказать, что тогда я была всего лишь сгустком, плавающим у кого-то в животе. Как, чёрт побери, она смогла достать мою кровь?
— Когда дети соединены с нашими телами, наша кровь смешивается. Зендайя порезала палец и нарисовала знак на своём животе, после чего достала тебя из своего чрева… чтобы я не смогла заблокировать магию, текущую по вашим венам.
Мелкие волоски встают дыбом у меня на руках, а глаза наполняются гневом, потому что я в самых ярких подробностях представляю их противостояние, в конце которого моя мать умерла.
— Ты поэтому убила свою собственную дочь? Потому что она связала наши жизни вместе?
— Люди убивают и за меньшее.
Пальцы на её руке, не прикованной к коленям, сжимают подлокотник.
— А что тебя так удивляет?
То, сколько гнили может скрываться под кожей этой женщины. Вместо того чтобы превратить её в кусок золота, Котёл должен был превратить её в мусор. Он должен был дать её коже истлеть и поразить её органы гангреной.
Я почти желаю, чтобы яд, циркулирующий в моём теле, остановил моё сердце, и чтобы её сердце тоже остановилось. Я втягиваю ртом воздух, и понимание того, что я обладаю силой, способной снять магический барьер, пронзает мою душу. Вороны будут спасены. Шаббианцы будут свободны. Одна жизнь ничего не стоит, если жизни стольких людей стоят на кону.
Я сглатываю, когда лицо Лора появляется у меня перед глазами, а затем сглатываю снова, когда вспоминаю, как он сказал мне, что он скорее прожил бы тысячу лет без трона, чем день без меня. При этом воспоминании желание снять заклятие шаббианцев и воронов пропадает. Если я не найду другого способа, тогда, возможно, я снова подумаю об этом, но я слишком эгоистична, чтобы покончить со своей жизнью.
Данте выдувает воздух из уголка губ.
— Разблокируй уже её чертову магию, стрега, и объяви нас мужем и женой.
Мои ноздри раздуваются.
— Я не выйду…
— Отрубить язык моряка железным клинком! — кричит Данте.
— НЕТ!
Над моей верхней губой выступают капельки пота.
— Не трогай его. Я согласна.
Он толкает меня в сторону Мириам.
— Разблокируй её магию.
— Сначала брачное заклинание, Маэцца, так как освобождение её магии потребует много моей крови и энергии.
— Разве вы не должны разблокировать мою магию до окончания полнолуния? — говорю я так быстро, что слова сливаются друг с другом. — Лучше тогда начать с этого.
Глаза Мириам странного цвета изучают меня, после чего она переводит взгляд на Юстуса. Она не говорит с ним вслух, но я чувствую, что между