дыхание сперло, всюду заплясали радужные пятна — из меня в прямом смысле выдавливали жизнь, а я не мог даже пошевелиться.
— Ты проиграл! — гаркнул сибиряк. — Проси пощады!
Краем глаза заметил принцессу — Анна наблюдала за дуэлью исподлобья, закусив губу и нервно подергивая закинутой на ногу ногой. Думаю, вампирша ожидала больше крови, но и творящаяся жестокость доставляла ей то самое удовольствие, о котором она просила в трапезной. Я понимал, что бой проигран, но сдаваться сразу же — не комильфо, так и тюфяком прослыть недолго. Надо потерпеть немножко, чтобы все оценили и осознали пережитые мучения и сменили гнев на милость — черт с ним, этот парень сделал все, что мог.
— Проси пощады! — зарычал Ворон. — Поломаю!
Вот уж что правда так правда — такой бугай и дерево в объятиях повалит. Вот только от чрезмерного напряжения силы стремительно таяли, и женишок выглядел так, будто его окатили ведром воды. Напрягшись, я выпростал правую руку из захвата — бицепс и предплечье раздулись от натуги, и в локтевом сгибе образовался достаточный зазор, к тому же щедро залитый потом.
Почуяв свободу и сумев наконец-то вдохнуть, я тут же принялся лупить соперника в нос и глаз, работая со скоростью и точностью отбойного молотка. Много урона не нанес, но боли и неудобства доставил предостаточно: расквашенный пятак — это крайне неприятно.
Кровь залила половину лица и ворот рубашки, алые капли украсили и меня. Анна вцепилась в спинку лавочки и, казалось, полностью окаменела, вот только часто вздымающаяся грудь выдавала небывалое возбуждение. Похоже, кислородное голодание чуточку поразило мозг, и я во всей красе представил, как цесаревна тайком отводит амбала в свою комнату — якобы промыть и подлечить раны — а потом облизывает морду от уха до уха. С одной стороны — мерзость, с другой — медведю перепадет куда больше моего, а вот это уже обидно.
— Аррргх! — Ворон замотал башкой и швырнул меня на землю, выбив последний воздух из легких.
Смахнул бурые сопли, снова схватил за грудки и попытался поднять, но я уперся ладонью в пропитавшуюся насквозь бороду.
— Я же сказал — на кулаках! А ты борешься!
— Для меня все одно, — наследник заломил мне руки за спину и стиснул в смертельных объятиях.
Я зажмурился и до хруста сжал зубы, чувствуя, как ребра давят на сердце. Ее высочество могла бы и прервать поединок — вряд ли ее решение кто-нибудь оспорил, но стоило глянуть в распаленные до тусклого свечения глаза, и стало понятно — даже если у меня ртом полезет требуха, бой никто не остановит. Может, Альберт прав? Может, упыри просто скрывают свою натуру, а на деле так и остались кровожадными чудовищами?
— Сдавайся!
— Русские не сдаются.
Жалость к себе сменилась гневом за себя. Не для того меня мама рожала, чтобы всяким балбесам сливать. Для тебя все одно, говоришь? Ну так потом не жалуйся, что и противник сыграет не по правилам. Я подался вперед и укусил бугая за нос — да с такой силой, что тот взвыл хриплым басом и ослабил хватку. В тот же миг я освободил руки, обхватил ладонями виски и большими пальцами надавил на зенки. Ворону ничего не оставалось, кроме как выпустить добычу и отпрянуть, спасая зрение.
Я плюхнулся на спину, отполз на безопасное расстояние и попытался встать, на ходу соображая, как быть дальше, ведь теперь медведь разъярится не на шутку и на пощаду уповать не стоит. Но то, что сделал Семен, стало полной неожиданностью.
Он широко расставил ноги и обвел руками полукруг над головой, словно держа невидимый мяч. Затем резким движением направил ладони в мою сторону, и не успел я сообразить, что это за китайская гимнастика такая, как в грудь тараном ударила воздушная волна и пронесла по поляне, как тряпичную куклу.
Магия…
А вот это уже совсем за гранью…
Я с полминуты лежал пластом, чувствуя расползающуюся из груди боль, словно по венам пустили расплавленный металл. Наверное, уже бы не поднялся, если бы не нарастающая дрожь земли — великан приближался с явным намерением закончить начатое.
С огромным трудом встал на четвереньки, кашляя кровью и борясь с подступающей тошнотой. Впечатление, будто машина сбила — и тем не менее стоит отдать Трофиму должное, хоть и с виду дохляк, но выносливости не занимать. Не удивлюсь, если сказывается наследие охотника на нечисть.
А может, все дело в некоей задержке отклика между телом и новым хозяином. Я мог не полностью «подключиться» к нервной системе и потому ощущал боль в треть силы. Но скорее всего причина в адреналине, ведь несмотря на барахтанье и сопротивление, я находился в паре шагов от агонии.
— Не хочешь сдаваться?! — Ворон обхватил голову ладонями и рывком поднял. — Что ж, одним меньше.
Он запыхтел, силясь проломить череп, как тыкву. Лицо соперника покраснело, желваки заострились, а вены вздулись, как влажные жирные черви. Полагаю, я выглядел не лучше, а боль была такая, словно в виски медленно вонзали каленые гвозди.
И снова ноль эмоций со стороны хозяйки. Вернее, эмоции были — ярость, ненависть, вожделение — но ни одна из них не избавила бы меня от скорой смерти. А Семен, похоже, на полном серьезе решил избавиться от конкурента. Вот только лучше бы не выделывался и вцепился бы в шею — тогда бы я отъехал за несколько секунд. А череп всяко покрепче будет, и если я не сдался перед угрозой достойного поражения, то и в борьбе за собственную жизнь не уступлю.
Трофим — твой выход. Или подсобишь, или погибнем оба. Давай, брат — расчехляй свою магию.
Сей же миг разум прояснился, боль отступила, а в груди разлилось приятное тепло. Прямо из сердца, точно кровь по жилам, свет скользнул в правую руку, и на ладонь словно направили луч прожектора — горячий, но не обжигающий. Я замахнулся и вновь вцепился мучителю в рожу, и яркий свет пробился сквозь кожу и ударил сквозь веки.
Ворон зажмурился и недовольно заворчал, но хватки не ослабил — свет был слишком тусклый и доставлял не больше неприятностей, чем направленный в лицо фонарик. И все попытки хоть как-нибудь усилить магию — например, сфокусировать подобно лазеру, ни к чему не привели. Похоже, это конец — мальчишка сделал все, что мог, а я и вовсе не обучен волшебству. А жить так хочется, ребята, но колдовать уж силы нет.
И все же человек по сути своей барахтается до последнего. Пусть я не могу обжечь или подпалить врага, но ведь есть способ напакостить ему и доступной мощностью.