с которой они должны иметь дело” [3, c.396]. «Они» – это «истерики», которые по
Мак-Вильямс прибегают к диссоциации для уменьшения “
беспредметной тревоги, вины и стыда”. В психоаналитической концепции [3]
тревога – основной аффект (сильная эмоция) истерической личности; но в когнитивной концепции [1] основная эмоция –
радость, а тревога лишь сопутствующий аффект. Можно попытаться примирить эти концепции, отнеся радость к аффекту
функциональной гистрионной личности, а тревогу – к аффекту
заболевания (личностное расстройство), которое подлежит лечению.
Вы скажете: хорошо, но что же такое диссоциация?
В норме это – ролевое поведение, которое в явной игровой форме свойственно детям, а для взрослого соответствует Эго-состоянию Естественного Ребенка (по Берну – см. «Игры, в которые играют люди» [16]). Взрослый может с увлечением и радостью играть разные роли в зависимости от ситуации (дома, на работе, в спортзале и т. д.), оставаясь при этом самим собой, тем, кто «наблюдает» за процессом. Оставаясь цельным.
В тяжелой патологии диссоциация приводит к развитию множественной личности, когда роли превращаются в суб-личности, а субличности выходят из-под контроля и, в конце концов, разделяются и не осознают друг друга. Левая рука не знает, что творит правая – человек невменяем.
Карлссон – в норме. Он осознанно и радостно диссоциирует по принципу: угадай (к Малышу) кто «самый лучший в мире» пылесосчик (обрабатывая пылесосом Малыша, как «самую грязную вещь в комнате»), бегальщик (спасаясь с Малышом от разъяренной сестры, которой сорвали свидание с мальчиком), ухаживальщик за детьми (нянча малышку Гюль-Фию, оставленную голодной легкомысленными родителями), и так далее. И каждое «самый лучший в мире» сопровождается полный театральной постановкой: с завязкой, основным действием и финалом. Да вы только посмотрите, как профессионально провел Карлссон сеанс фокусника, выступая с «летающей» собакой Альбергом! Какое счастье иметь дело с театральной личностью! Так, по крайней мере, считает Малыш (но не его мама; впрочем, и она постепенно привыкла к Карлссону – ведь он необходим её Малышу).
Я бы сказала, что радостная театральность – ядро личности Карлсона, и если соответствующая ей диссоциация – защита, то это его основная защита. Кстати, Мак-Вильямс отмечает, что “Жане объяснял многие истерические симптомы участием диссоциативных процессов, недвусмысленно отвергая фрейдовское предпочтение репрессии в качестве главного объяснительного принципа” [3, c.415].
А что касается других признаков диссоциации: «фантазийная псевдологика», неуёмность в еде, приступы истерической ярости [3, c.396], все они у Карлссона налицо. Приведу лишь по одному примеру.
“ – И залезла на самую верхушку дерева? – удивлённо спросил Малыш.
Карлссон кивнул:
– Тебе, ясное дело, и в голову не приходит, что моя бабушка умеет лазать по деревьям, а?! Да, представь себе, если ей приспичит, чтоб я сменил носки, она куда хочешь влезет, на любую вершину. «Смени носки, милый Карлссон, смени носки» – нудила она, залезая на ветку, на которой сидел я” [15, c.143].
“ – Боже милостивый! – произнесла фрёкен Бокк. Она уставилась на Карлссона и на поднос, который был уже совершенно пуст.
– Не очень-то много остается там, где побывал ты, – сказала она.
Карлссон поднялся с края кровати и похлопал себя по животу:
– Неправда! Когда я поем, я встаю из-за стола, а он остается на месте. Правда, это единственное, что остается” [15, c.238].
“ – Летающий бочонок! – заорал он. – Ты называешь меня летающим бочонком! И после этого я должен быть твоим лучшим другом! Фу!” [3, c.275].
Правда, в ярость Карлссон приходит редко, но обиженное надувание губ с угрозой «Тогда я не играю!» – его излюбленный прием.
4. Карлссон ретирует DSM
Ошибка, – сделает замечание читатель, – надо «третирует».
“Такие дурацкие замечания Карлссон терпеть не мог.
– Если бы я имел в виду «третировать», я бы так и сказал. Ретировать – примерно то же самое, только звучит оно более дьявольски. Неужели ты сам не слышишь?” [15, c.170].
Истерические личности дьявольски ретируют психотерапию еще со времен Фрейда. Сначала его пациентки «вспоминали», что были изнасилованы собственными отцами; потом – что эти «воспоминания» были фантазией; и так далее. А ведь научные труды уже написаны, теория уже создана! Какое безответственное поведение!
Теперь история повторяется с DSM – почтенным, международно признанным «Руководством по диагностике и статистической классификации психических расстройств» Американской психиатрической ассоциации (APA). Драматическая история ретирования Карлссоном DSM описана в [1, c.290]. История началась еще до рождения Карлссона (1955). В первой версии DSM-I (1952) личностные аспекты истерии характеризовались как «эмоционально неустойчивая личность». Карлссон мог бы обидеться («тогда я с вами не играю!»): это он-то, мастер высшего пилотажа, укротитель Домокозлючки и победитель воровской шайки – «неустойчивый»?
В DSM-II (1968) выражались уже более уважительно: истерическая личность определялась как паттерн поведения, «характеризующийся возбудимостью, эмоциональной неустойчивостью, чрезмерной реактивностью и демонстративностью… Эти люди незрелы, сосредоточены на себе, часто тщеславны и сильно зависят от других». Концовка, разумеется, тенденциозна, да и слово «истерия» неподобающе вульгарно по отношению к смелому, умному, в меру упитанному мужчине в цвете лет.
Партия Карлссона добилась пересмотра: в DSM-III (1980) термин «истерия» вообще не используется, а приводятся критерии гистрионного расстройства личности. Ну что ж, «гистрионное» звучит красиво и благородно, а «расстройство» – это не к Карлссону.
Наконец, в DSM-IV (1993) в разделе о театральном расстройстве личности «подчеркиваются актерские аспекты истерического характера в ущерб другим не менее важным чертам» [3, c.396].
– Ладно, – говорит Карлссон, – всем в мире известно, кто лучший в мире актер («Конечно ты, Карлссон!» – говорит Малыш), а за «ущерб» DSM-APA ответит – мало не покажется, потому что
“ – Ты ведь сам знаешь, есть три способа: ретировать, фигурить и филюрить. И я думаю все три использовать” [15, c.403].
5. «… Самый больной на свете»
“ – Неужели тебе хочется заболеть? – удивился Малыш.
– Да ведь этого хотят все люди. Хочу лежать в постели с высокой температурой. Чтобы ты спрашивал, как я себя чувствую, а я отвечал бы, что я самый больной на свете. Чтобы ты спрашивал, не хочу ли я чего-нибудь. А я буду отвечать, мол, я так сильно болен, что не хочу ничего… разве что много тортов, целую гору пирожных, шоколада и большую кучу конфет” [15, c.60].
Разумеется, Карлссон – функциональный «истерик» – не болен. Просто устанавливает интенсивный «теплообмен» с окружением: требует тепла (внимания, любви, эмоций) – но и платит тем же. Вопреки утверждению посла Швеции, он всё-таки угощает Малыша булочками, правда, сворованными из его же кухни, у Домокозлючки. Но иначе Малышу не видать бы этих булочек; к тому же Карлссон заплатил за них, как обычно, 5 эре, потому что он – самый