территориальными и собственническими, и Аксель был одним из худших. Несмотря на то, что все они согласились делить меня, им потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому.
— Дело не в этом, — закричала я в смятении. — Мне понравилось это платье. И тебе следовало бы раздать деньги бедным вместо того, чтобы покупать мне платья. Мне они не нужны.
— Ты такая красивая, Печенька, — его горячий рот заглушил остальные мои протесты, а его сильные пальцы проникли в мое влажное лоно.
Наслаждение затопило меня, и я забыла, о чем мы с Акселем спорили.
Я приоткрыла для него губы, и его язык вторгся в мой рот, переплетаясь с моим языком и ведя меня в эротическом танце.
Мои пальцы вцепились в его густую шевелюру, чтобы притянуть его ближе.
Он усмехнулся мне в губы, и его язык выскользнул из меня и он отодвинулся.
Я пристально посмотрела на него.
— Будь терпеливой, Печенька. Я позабочусь о тебе.
Я только стиснула зубы. Полубог Войны слишком любил дразнить.
Прежде чем я высказала ему все, что думаю, его губы коснулись линии моего подбородка, успокаивая меня, прежде чем они проследовали вдоль моей шеи, задевая каждое чувствительное местечко.
Аксель был очень искусным любовником. У меня не было ни ума, ни времени ревновать к тому, как он стал таким, поскольку он заставлял меня падать в обморок и стонать от каждого обжигающего прикосновения, играя на мне, как на инструменте. Я пожинала плоды его опыта.
Я выгнула спину, когда электризующее ощущение пронзило меня насквозь.
— Еще, Аксель, — простонала я.
Каким-то образом я заметила, что его пальцы отступили от моего разгоряченного входа. Я пошевелила задницей, показывая ему, что мне снова нужны его пальцы, но он пустил их в ход, лаская мою грудь. Его длинные, сильные пальцы нетерпеливо мяли мой сосок.
Его рот двинулся к моей груди, пока не обхватил мой сосок, жадно посасывая.
У меня перехватило дыхание.
Он поднял лицо и посмотрел на меня сверху вниз. Его глаза потемнели настолько, что все золотые крапинки исчезли. В их глубине, треща и свертываясь, заряжалась сила, но я не боялась.
Он мог сдерживаться, когда был с другими женщинами, но со мной ему не нужно было сдерживаться. Я не позволю.
— Дай волю своему зверю, — прошипела я. Мне нужно было насытиться этим.
Он мрачно усмехнулся.
— Ты единственная женщина, которая когда-либо требовала этого, Печенька.
Он раздвинул мои ноги шире и пристроил свой таз между моих бедер, пока мы смотрели друг на друга. Похоть прожигала нас обоих.
Он вошел в меня одним толчком, и был глубоко внутри.
Я закричала от удовольствия.
Его размер был огромным, но я была такой влажной для него. Поэтому, когда он растянул меня, я почувствовала себя просто прекрасно.
Он немного отстранился и снова вошел.
— Я хотел сделать это с тобой с тех пор, как впервые увидел тебя, — сказал он. — Я хотел трахнуть тебя прямо там, на глазах у всех, перед Доминионами, перед твоими друзьями. Вот как мне было тяжело рядом с тобой. Я хотел сделать тебя своей даже тогда.
— Теперь у тебя есть я. Так что трахай меня, как хочешь, и поменьше болтай.
Но мне больше нравилось трахать его, как я хотела. Я приподняла бедра и подалась к нему, врезаясь в него.
— Поменьше болтай? Давай посмотрим, насколько тебе понравится, когда я говорю поменьше.
Он вонзался в меня с жестокой силой Полубога.
Наша плоть идеально сочеталась. Его сущность, сотканная из звездного света и дикого ветра за пределами этого мира, влилась в меня. Я вдыхала ее, впитывая, позволяя ей остывать и залечивать шрамы во мне.
Каждая моя клеточка получала мощную энергию, дарованную Полубогом, подобно растению, получающему столь необходимый солнечный свет и влагу, пока оно не начнет излучать эту силу.
Глаза Акселя расширились.
— Никто не мог забрать всю мою силу, но ты требуешь большего. Теперь возьми все, что тебе нужно, моя пара.
Он вошел в меня, грубо и жестко.
И я приняла то, что он мне дал, как бездонный колодец.
Его чистая энергия Полубога вливалась в меня, как солнечные лучи, когда он толкался между моих бедер.
Его не волновало, что я могу истощить его. Он открылся мне, предлагая свою потрясающую, могущественную сущность. Полубог Войны обнажился передо мной, показав мне уязвимость, которую он не позволил бы увидеть никому другому.
В ответ мои внутренние стенки безжалостно сжали его, втягивая в себя, доя так, как не смогла бы ни одна смертная женщина, и доставляя ему максимальное удовольствие.
Аксель запрокинул голову, низкий, грубый стон вырвался из глубины его горла.
— Я никогда раньше не испытывал такого удовольствия, моя Печенька, — простонал он. — Я даже не знал, что такое удовольствие существует.
И я замерла как вкопанная.
Что, если я питалась Полубогом Войны демоническими способностями?
Если Локи был прав, то я была полудемоницей, дочерью падшего Архангела. Локи восхищался Лилит, говоря, что она даже могущественнее Люцифера. Она могла быть просто королевой суккубов.
Как ее дочь, яблоко не могло далеко упасть от яблони.
Что, если все Полубоги поняли это неправильно — что, если не моя божественная часть нуждалась в подпитке, а моя демоническая часть? За исключением Пакстона, никто из Полубогов не знал о моей материнской линии. Что, если они узнают, что, возможно, мой демон питается от них половым актом?
Прикончили бы они меня голыми руками, если бы узнали грязную правду?
Как я могла утаить от них такой страшный секрет? Я чертовски ненавидела лжецов. И теперь я была одной из них.
Я вздрогнула.
— Аксель, — сказала я. — Я…
— Не бойся, Печенька, — сказал он. — Я никогда не причиню тебе боль.
Но я причиняла ему боль, только он этого не знал.
— Я…я не такая, как ты думаешь, — прошептала я. — Я…
Я не могла выдавить из себя ни слова. Я не могла сказать ему, что, возможно, я принцесса демонов. Я бы скорее умерла, чем увидела отвращение на его лице, когда он двигался надо мной.
Позволила стыду покрыть меня, как слизи, которую я никогда не смогу отскрести. Я просто не могла признаться ему в том, кем я была.
Аксель отстранился от меня.
У меня перехватило дыхание. Сердце заколотилось в грудной клетке, боль пронзила меня насквозь.
Почувствовал ли он во мне демоническую силу?
Я приму любую темную судьбу, которая меня постигнет.
Аксель приподнял меня, похоть исказила его великолепное лицо. Он пробормотал что-то неразборчивое, как будто был во власти какой-то силы, и я не была