Читать интересную книгу КОШКА. - Тарасик Петриченка

Степанова в какой-то непонятной кабале.

Может

быть, из-за своей менее выдающейся комплекции, может быть из-за того, что

состоял в законном браке со степановской сестрой, может быть в силу каких-то

других причин, Потапенко явно перед Степановым пасовал и выглядел покладисто

и вяло.

Степанов же наоборот позволял себе многое. Он называл Потапенко Сеней, хотя

прекрасно знал, что по паспорту тот, аки Достоевский, является Федором

Михайловичем. А в последнее время повадился брать в долг у Потапенко деньги и

сигареты, причем возвращать ни те ни другие явно не собирался.

– Как-то ты сегодня поешь вяло, Сеня. Опять грудь запираешь. Ты воздух-то,

братец, выпускай, не зажимайся. А то оно ведь как: обычному зрителю может быть

и все равно, а если какой профессионал, к примеру, – так сраму не оберешься. Да

еще и фа-диез в сцене на полянке взял грязно. Куда это годится?! Ну-ка попробуй.

Раскройся! Выпускай воздух из нижней части живота, из пашка, словно бы. Давай

давай, Сенечка! «Снова туда, где море огней…» Давай!

– Снова ту-у-уда, где мо-о-оре а-а-агней, – затянул Потапенко.

– Вот-вот, раскрывайся, из пашка выпускай! Давай, Сеня!

– Сно-о-ова туда…

– Из пашка-а-а…Думай об этом, Сенька, думай!

– С ме-ечто-ою ма-аей, – Потапенко уже начинал краснеть от напряжения, – сыно-

ова туда…

– Во-от! От так вот! Ма-аладе-ец! – Степанов запел вместе с коллегой по цеху, – и-

из па-аши-ика-а!

Издалека послышался голос:

– Ну кто же это орет? А? Ведь мешаете репетировать детской студии! У нас

премьера завтра, а вы тут скулите, как коты мартовские! Из пашка! Совсем уже

одурели, ослы старые. Все туда же! Вон! Нет, ну вы слышали, Светлана

Анатольевна, а? Из пашка!…

А усталые звезды оперной сцены, перекинувшись чем-то вроде: «Да…, Да…», со

смущенными лицами уже торопливо топали по коридору к общей гримерке.

ПОТЕРЯННЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ. ٭

1) Бумага, ручка и кошка из Microsoft Office

спали меня от меня…

2) Это история о потерянных возможностях.

Я написал неординарный роман-эпопею, но потерял его в пьяном автопилоте.

Я сочинил конгениальную фугу, но позабыл её по дороге в метро.

Я нарисовал изумительную фигуру на белом листе, но до этого её уже нарисовал

Малевич.

Я вывел новую формулу сверхзвуковой струи, но она была присвоена научным

руководителем.

Я догадался, в чем смысл жизни, но это было слишком несерьёзно.

Я несколько раз прыгал с парашюта, но это было во сне.

Я придумал новое слово, но никто в это не поверил.

Я построил для дочки мегаполис в песочнице, но он был стерт с лица земли

собаководами и их питомцами.

Я шел впереди демонстрации протеста, но никто из демонстрантов этого не

заметил.

Я считал, что знакомился с красивыми женщинами, но женщины считали с

точностью до наоборот.

Я верил в сакральность фамилий и имен, но это не работало.

Я занимался по утрам гимнастикой, но хронический недосып и нервное

истощение сказали «нет».

Я хотел работать, но работа не хотела.

Я ЖИЛ НЕЛЕПО И БЕСПОЛЕЗНО.

٭ – (Так шаг за шагом Я не состоялся.)

ПРОКЛЯТЫЙ ШАТУН.

Володенька умел шить.

И с Женечкой Стригалёвым, и с Тарасиком Петриченкой, и с Андрейкой

ИвАновым, и с Димулей Левитанчиковым, не говоря уж о всяческих там Сизовых,

Лускиновых, Нарзанычевых, Альбрехтовичах и Чанских…

С барышнями и без…На брудершафт и под салатики…Взаем и на широкую…

С потерей телефона и без…С ударом и оскорблением охранника в клубе и с

медленным танцем…

Короче, умел шить…

Но речь о другом. Дело в том, что в процессе оного «шитья» Володенька как-то

странно покачивался.

«Чё ты тут качаешься всё, как маятник?» – говорили ему.

«Да что ты… Нормально всё… Подквасим давай, да… По полтинничку, да…

Давай по полтинничку, да… Да…» – отвечал Володя, внутри у которого неприятно

подщемляло: «Проклятый шатун».

И вот однажды некий юный купидон, вооружившись лучком и стрелами по

заданию небесной канцелярии, собрался помочь одному человечку ворваться, как

это сейчас модно, в жизнь другого. Короче, типа любовь…

Зависнув где-то над стойкой бара у ТВ…

–

…Красная точка прицела уже упала в район грудины юного неформала. Спуск…

…Володенька в этот вечер шил… Пробираясь к бару в поиске «кого бы окучить»

и желанием «накатить», Володенька снова нелепо качался.

«Проклятый шатун». Вдруг он почувствовал какое-то странное жжение то ли в

животе, то ли в шее… В груди?

Так Володя попал, купидон промахнулся, а проклятый шатун остался виноватым.

ПРЯТКИН И СУНДУКОВ.

Пряткин, спрятавшись в сундук, заметил там Сундукова. Сундуков прятался.

–

Вот тебе раз! Да что ж это такое-то? Что вы мне всё на пятки наступаете,

вздохнуть не даёте!? Поймите же, наконец: наша жизнь – ведь действительно –

театр! И роли уже распределены!… Понимаете, это моё! Я всю свою жизнь в

«любовниках»… Чего вам-то здесь?! Это нелепо в конце концов!

–

Слушайте, отстаньте! А? Плевать мне на ваше дурацкое амплуа, или чё

ещё! У меня дома жена с дочкой… Ушел бы с радостью уже!… Думаете, приятно

тут с вами лясы затачивать?

–

Ах вы – хам, молодой человек! Хотя б подвиньтесь! ТеснО, знаете ли…

Вы ж у нас фигуристый!

–

Оставьте ваш скепс! Сидите тихо. Слышите, он идёт уже…

Вдалеке послышались уверенные мужские шаги. Это фундаментальное движение

было встречено неожиданно радостным женским эмоционом:

–

Саша! Радость-то какая!…

Прячущиеся Сундуков и Пряткин нервно заёрзали в сундуке… Сундук закачался,

вызвав весёлый шепот в зрительном зале. Первый акт «завязывался»…

– А, знаете что, Саша?– вдруг сказал Пряткин,– это ведь действительно нелепо…

Мы вот с вами сидим в этом нелепом сундуке, совершенно нелепо подгнабливаем

друг друга. Да, да. И не спорьте даже! Посмотрите вокруг! Тьфу, чёрт!.. Как тут

пыльно всё-таки! Так о чём это я?.. Да-с… Посмотрите правде в глаза, Саша! Мы

ведь с вами актёры второй гильдии. Если хотите второго плана. И это навсегда,

Саша! Понимаете!? НАВСЕГДА! Главные роли перехватят какие-нибудь

эпатажные психи, знакомые знакомых, любовницы режиссёров, но уж никак не мы!

…

…Даже педикам, говорят, больше везёт, чем нам, – продолжал Пряткин, некоторое

время спустя, – Мы с вами навечно в этом

сундуке, Сундуков! Понимаете!? Простите уж меня за этот каламбур или, как это

называется!… И знаете, что самое обидное?! Что из этого сундука за весь

спектакль вы не выйдете ни разу! Зритель вас не увидит! Понимаете. Сундуков!?

НЕ УВИДИТ! Такова задумка этого дурака-режиссёра! Вот так вот! А мы с вами,

Сундуков – пешки! Понимаете, пешки! И ничего