– Они самые. А после, – загнула она второй палец, – солянку грибную, гуся с яблоками да жаркое картофельное.
– А из рыбы чего прикажете?
– Отварного леща с изюмом и пряниками…
У слушавших этот диалог друзей слюнки потекли, хотя полчаса назад они плотно позавтракали. Наконец, помещица завершила кулинарную тему и перешла к следующей.
– Бабы бельё стирают, как вы велели, с мылом, а не с золой, – доложил Егор.
– Вот и славно, – повеселела Фёкла Фенециановна. – Да скажи им, чтобы рубашки, которые белые, бережней драли – они сукна вельми тонкого, аглицкого.
– Всенепременно передам, – поклонился Егор.
– Что мужики?
– Мужики с Семёном по наказанию барина в поля уехали.
– А девки? – спросила помещица, то и дело посматривая на юного князя.
– Девки по ягоду подались, как вечор[91] наказывали.
Словно в подтверждение его слов, где-то далеко в яблоневом саду запел хор женских голосов. Прислушавшись к его тональности, Переверзева нахмурилась.
– Подай-ка, Егорка, коляску, – приказала она. – Сдаётся мне, бесстыжие девки ягоду лопают почём зря.
Оставшись одни, друзья принялись обсуждать полученное приглашение.
– Может, не пойдём? – засомневался Лера. – Что мы там забыли?
– Обязательно пойдём, – настаивал Шурка. – Во-первых, обстановку разведаем – вдруг инопланетяне объявились. Во-вторых, интересно на старинный бал посмотреть. А в-третьих, я хочу Варю с собой взять.
– Да она в жизни не согласится, – заверил Лера, – застесняется.
– А вот и согласится, – стоял на своём Шурка. – Я ей такое платье сделаю – закачаешься.
– И хрустальные башмачки, – усмехнулся Лера.
– И хрустальные башмачки, – подтвердил Шурка. – Так и сделаю, как в сказке. А ещё карету из тыквы…
Персы
В тот же день Шурка отправился к Лозовичам. Хотя до вечера субботы оставалось двое полновесных суток с небольшим хвостиком, он решил заранее пригласить Варю. «А вдруг она на самом деле откажется, – рассуждал Захарьев. – Тогда мне нужно будет время, чтобы её уговорить». Лера, уверенный в том, что крепостная девушка ни в жизни не пойдёт на господский праздник, увязался следом.
Подойдя к воротам Лозовичей, друзья увидели телегу, заставленную ивовыми клетками. В клетках порхали с жердочки на жердочку и щебетали на разные лады с полсотни крохотных птиц.
– Канарейки, – подойдя ближе, расплылся в улыбке Лера.
– Какие же это канарейки? – не поверил Шурка. – Канарейки совсем жёлтые, как цыплята, а эти ни то, ни сё – чуть жёлтые, чуть зелёные, чуть серые, чуть белые.
– Много ты понимаешь, – снисходительно посмотрел на него Лера. – Если хочешь знать, это самый настоящий канареечный окрас. На Канарских островах только такие и водятся. А совсем жёлтых любители потом уже вывели.
– Канарские острова? – заинтересовался Шурка и поднёс к глазам ладонь.
На ладони тотчас вспыхнуло цветное изображение карты мира.
Так это в Атлантическом океане, – ткнул он пальцем, – возле северо-западного побережья Африки. А кто их там ловит?
– Местные туземцы одомашнили. А в Европу испанцы завезли ещё в 15 веке. В Россию канарейки попали из Германии при Петре Первом, – пояснил Лера, который с четвёртого класса увлекался певчими птицами и знал о них буквально всё.
Он хотел рассказать, каким образом канарейки из пёстреньких и неприметных стали жёлтыми, но тут ворота открылись и на улицу вышли хозяева телеги.
– Подданный персидского шаха купец третьей гильдии Ибн-Ватута, – поклонился один из них, похожий на внушительных размеров шар с крошечной головой и коротенькими ножками.
– Абу-Фульдун, – назвался второй, напоминающий своим квадратным туловищем средних размеров холодильник.
Друзья раскланялись с холодной учтивостью, как и полагается аристократам, а затем отошли в сторонку.
– Слушай, – зашептал Лера. – Никакие это не персы. Персы канарейками стали торговать, как пить дать, лет на сто позже.
– Выходит, – покосился на купцов Шурка, – это ино…
– Тише, – приложил палец к губам Лера, – и так всё понятно.
Действительно, в персидских купцах без труда угадывались папаша Всюси и его сынок Фью. Инопланетяне же, напротив, не признали в князе Захарьевском и графе Леркендорфе своих подопытных «кроликов». Возможно, тому способствовал богатый дворянский наряд. А скорее всего громадные белые парики, которые не только изменили друзей до неузнаваемости, но и сделали их значительно выше.
С ощущением, будто он идёт по лезвию ножа, Лера подошёл к телеге – не стоять же столбом посреди улицы, вызывая подозрение. Важно осмотрел клетки с канарейками и… сделал задумчивое лицо, не зная, что предпринять дальше. Пауза становилась тягостной, даже опасной. Выручил Леру, как ни странно, лжекупец Ибн-Ватута.
– Ви зачэм суда, уважаеми? – изображая из себя плохо говорящего по-русски перса, вкрадчиво спросил он.
– Мой есть энглиш[92], гранд[93] покупник, – изображая из себя плохо говорящего по-русски англичанина, сказал Лера первое, что на ум пришло.
– О, – оживился Ибн-Ватута, – купать по канарейка?!
– Ес, ес[94], – кивнул Лера и вернулся к Шурке. – Денег дай.
Шурка, недолго думая, поднял с земли плоский камешек, который в просторечии называют голышом. Посмотрел на него пристально, пошевелил беззвучно губами, а потом щёлкнул ногтем по голышу, и тот превратился в золотую монету.
– Класс! – Лера взял золотой и принялся рассматривать барельеф[95] царицы Екатерины Второй на его аверсе[96]. – Как ты это делаешь?
– Вначале камень ужал, а потом наложил на него голографическое изображение золотого империала, – шепнул Шурка, искоса поглядывая в сторону инопланетян. – Только такая конструкция не очень надёжная, при ударе голограмма может исчезнуть.
– А империал – это сколько?
– Десять рублей…
Вернувшись к персам, Лера протянул им преобразованный голыш.
– Многа-многа, – увидев золото, закачал головой Ибн-Ватута, – многа за адын канарейка. Сдача нэт.
– Гранд покупник, – напомнил Лера, – брать не один, а – уан, ту, фри, фо[97]… – десять канарейка.
– Многа-многа, – продолжал качать головой Ибн-Ватута.
Лера хотел было отказаться от сдачи – чего камень жалеть, но тут к нему подступил Фу-Фью в образе Абу-Фульдуна.
– Дарагой, беры не дэсат, беры двадцат канарэйка, – стал уговаривать он нараспев, будто был вовсе и не инопланетянин, а самый всамделишный персидский купец.
– Ну, – засомневался Лера, – можно и твенти[98].
– А мога весь тридцат? – подмигнул Абу-Фульдун.
Лера глянул в поросячьи глазки инопланетянина, и у него закружилась голова, будто у какой-нибудь слабонервной девчонки. Он вдруг вспомнил, как Фу-Фью воздействовал на них лабораторными аппаратами, и как плохо им с Шуркой было после этих экспериментов.
– Ес-ес, конечно, – промямлил он, отдавая империал.
– О-о, – заулыбались персы. – Карошый пан.
И принялись нахваливать свой товар, предлагая бесплатно и клетки, и корм впридачу, если покупатель возьмёт и сороковую, и сорок пятую, и пятидесятую по счёту птицу. Наконец, они до того заболтали «карошего» пана, что вынудили его купить канареек на всю золотую десятку.
Одна весёлая и две грустные истории
Сгрузив с телеги больше половины клеток, весьма довольные собой лжеперсы уехали восвояси.
– Фух, – перевёл дух Лера, – еле отделался от них.
– Слушай, – посмотрел он на стоявшего поодаль друга, – а чего Фу-Фью так старался канареек продать, он же ненастоящий купец?
– Ха, – усмехнулся Шурка. – Он себе и папаше Всюси внедрил в мозги программу, которая скопирована с манеры поведения персидских купцов. Теперь, когда торговать начинает, за него автоматически эта программа работает.
Захарьев подошёл ближе и присел у клеток.
– Куда нам столько канареек? – спросил он, любуясь птицей.
– Лозовичам подарим, – нашёлся Лера. – Пусть разводят и взаправдашним купцам продают.
– Нужны им твои птички.
– А чего, их можно всем сельцом разводить. Тут ничего сложного нет. Если захотят, могут запросто разбогатеть и выкупить себя из неволи.
В это время к воротам подошёл Никифор Ворсанафьевич.
– Здравствуйте, паничи, – снял он шапку. – Слыхал, про выкуп речь ведёте?
– Так и есть, дядя Никифор, – приподнял цилиндр в знак приветствия Лера. – Разве нельзя вам выкупиться?
– Отчего же, – усмехнулся Лозович, – возможно. Но господа редко нашему брату вольную дают.
– Так вы, наверное, мало предлагали? – улыбнулся Шурка.