– Тогда, может, Россия достойна тех, кто ей ныне суждён? Если во «властителях дум» – Лариса Рубальская? А когда-то Марина Кудимова обмолвилась: «Где лишь суждён России большой поэт Рубцов…» И я понимал, что её не устраивала и эта суждённость, хотя в свете нынешней «суждённости» она выглядит просто желаемой.
– Это, несомненно, так. И что оно доказывает? Что культура – организм развивающийся и очень не линейный. Как у любого ребёнка. Он вроде растёт всё время в высоту и не понижается, но у него же бывают колоссальные периоды регресса. Когда вчерашний отличник вдруг становится полным балбесом. Точно так же и в культуре бывают всяческие откаты и временные предпочтения. Если говорить о Рубцове, это совершенно удивительный по интонации поэт, которому, на мой взгляд, не хватило судьбы, чтобы доразвиться, как и очень многим русским поэтам, умершим молодыми. Для культуры это – лишний вопросительный знак. И оно ведь зашкаливает, количество лишних вопросительных знаков. Поэтому невозможно говорить объективно, кто России суждён, а кто не суждён. На мой взгляд, шкала русской поэзии сбита. Не могу сказать, что безнадёжно. В конце концов даже усилия людей, которые создают бесконечные антологии русской поэзии, так или иначе нацелены на то, чтобы попытаться выправить ситуацию. И ты сам принимаешь в этом огромное участие, публикуя тех же «дикоросов» в Интернете и «Литературной газете». Это попытка создать как бы полный «перечень причин», заполнить зияния и пустоты. И я очень надеюсь, что когда-нибудь этот список всё-таки будет создан. И, если уместна эта аналогия, состоятся выборы – всеобщие, равные (подчёркиваю) и прямые. Тогда посмотрим. Это же будет не подтасовка, как в передаче «Имя России», когда голосуют за одного, а получается за другого. Вопрос здесь в том, кто придёт голосовать? Какое поколение воспитают те, от кого сегодня в ужасе бежит Строкань? Речь теперь уже об этом. Они ведь тоже далеко не дети.
– Есть такое словосочетание – «выход стиля наружу». Вот был осознанный затвор, избранное молчание. Но с какого-то времени вновь стали появляться твои стихотворные подборки – в «Новом мире», «Континенте», «Детях Ра». Что изменилось?
– Ничего, кроме того, что пошли отклики на мои стихи в Живом Журнале. Я даю ссылки – и люди читают. Потому что на самом деле «толстых» журналов никто не видит. Именно они сейчас виртуальны. А в Интернете всё-таки – живая жизнь. Я впервые за много лет услышала отклик.
– Названия публикуемых тобой циклов на слух, отягчённый «изячным искусством», далеко не поэтичны: «Утюг», «Талды-Кустанай», «Матчасть». Будто сказалось пребывание автора в некой подвально-скобяной темнотище. Отчего такая тяга к «чугунным» словам?
– Поэт слов не выбирает. В том смысле, что они в нём живут, как книги в библиотеке. Если он знает свою библиотеку, он просто в нужный момент протягивает руку, находя необходимое. А сегодня, в эпоху адаптированного русского языка, на мой взгляд, задача поэта заключается в том, чтобы, ко всему прочему, восстанавливать языковую полноту и единство. Вот почему Солженицын всю жизнь пополнял «чугунными» словечками свой «Словарь языкового расширения». Это то, чего, наверное, не смог бы сделать датчанин Даль, который просто любовался акустикой чужого для себя языка. И то, что он там не записал, может быть, это главное, что осталось в живом великорусском? А то, что записывал Солженицын, возможно, то самое тяжёлое и чугунное. Плюс к этому я, кажется, до сих пор не пережила юношеского обожания Андрея Платонова и всех его слов. Для него слово «паровоз» было исполнено такой поэзии!
– Тогда спрошу с прямотой паровоза: ты – поэт или поэтесса? Допустим, Юрий Влодов говорил про Цветаеву: «Она – барабанщица, маяковка». А его тёзка Юрий Кузнецов – про Ахматову: мол, это рукоделие. В чём, на твой взгляд, отличие между мужскими и женскими стихами?
– Да ни в чём, кроме родовых окончаний. Мужик пишет «дал», баба – «дала». Я, много лет слушая славословия мужского шовинизма, всё время глубоко задумывалась: в чём же разница-то? Разумеется, какие-то элементы женской судьбы не могут не проявиться. Извини, но я написала «Родильный цикл». Потому что рожала. Однако Лев Толстой описал роды ничуть не хуже.
– Но я не раз слышал: «Кудимова пишет не бабские, а нормальные мужские стихи».
– Так это комплимент! Но как комплимент он меня не устраивает. Это идёт оттого, что литература и поэзия до сих пор считаются привилегией мужчин. Хотя ХХ век уже доказал, что это полная ерунда. Но точно так же не ругательство для меня и «рукоделие». Я, например, написала: «А душа взойдёт из праха – куда денется? Белошвейка, тонкопряха, рукоделица…» Поэзия – это колоссальная работа души и, может быть, самое полное доказательство наличия души в человеке и её способности к развитию. А женщина вообще существо душевное, если ты замечал…
– Поэтому как человек замечающий обратил внимание, что в концовке своей поэмы «Утюг» – так кличут её главного героя – ты обронила: «Я предам любовей много, А героя не найду». И хотя я понимаю, что здесь речь о личном, но не кажется ли тебе, что и Россия так и не найдёт своего героя? Может быть, русская жизнь и русская литература обречены больше уже никогда не дотянуть до древнегреческих мифов, о которых красноярский поэт-«дикорос» Сергей Кузнечихин воскликнул: «Вот где разврат! Божественный разврат!»?
– Нет, я так не думаю. Я полагаю, что миф творится на наших глазах, но миф – это явление не пространственное, а временное. Мы не в состоянии осознавать мифологию, которую сами творим. Тот же самый Кузнечихин, несмотря на всю свою «дикороскую» колоссальность. В философии ХХ века есть путь, который определён. Это путь, вбирающий триаду «миф–архетип–миф», как «товар–деньги–товар». Мне кажется, мы живём сейчас в эпоху архетипов, которые накапливаются, и они обязательно перерастут в миф, в том числе и в литературе. Что касается героя, произошла такая поразительная вещь. Два последних героя в России были поэты. Это Владимир Высоцкий и Виктор Цой.
– Но и Цой, и Высоцкий на каком-то витке из героев превратились в кумиров и где-то даже в идолов?..
– Конечно. Это другой вопрос. Это проблема массовой культуры, в которой они оба работали. А там по-другому и невозможно. Под этим лежат огромные деньги. Их надо отрабатывать. Но всё-таки я говорю о человеческом – о сознании огромных масс людей, для которых они герои. Высоцкий – это герой, условно говоря, эпохи застоя. А Цой – провозвестник новой России. Потрясающе, что это два поэта! Как ты к ним ни относись и куда ты их ни поставь. Согласись, два поэта – всё-таки лучше, чем два диктатора. И это говорит о том, что на самом деле мифологическая основа в России находится в движении. И «поэт в России больше, чем поэт», сколько бы над этим не смеялись.
Беседу вёл Юрий БЕЛИКОВ, собкор «ЛГ», ПЕРЕДЕЛКИНО–ПЕРМЬ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Цена свободы
Литература
Цена свободы
СЕТЕРАТУРА
Значение Интернета для современного общества трудно переоценить. Сегодня многие люди с трудом могут представить себе жизнь без ежедневного доступа к колоссальному хранилищу сетевой информации. Новая среда неизбежно корректирует сложившуюся систему обмена данными. Это вынужденное обновление далеко не всегда проходит безболезненно. Пожалуй, самой острой проблемой, сопутствующей развитию Интернета, стали скандалы, связанные с нарушением авторских прав.
Не избежала потрясений и «восетевленная» литература. Камнем преткновения в данном случае стали электронные библиотеки. Внушительные хранилища оцифрованных текстов на разных языках.
Первая электронная библиотека «Проект Гутенберг» появилась в США в 1971 году. С тех пор количество подобных ресурсов постоянно растёт. Старейшей в Рунете считается библиотека Мошкова. Этот же архив стал первой мишенью для претензий копирайтеров. В 2004–2006 годах владельцы интернет-портала, занимающегося платным распространением электронных книг, активно способствовали судебному преследованию Максима Мошкова за нарушение авторских прав. Это разбирательство дало старт целой серии дел, связанных с электронными библиотеками. Владельцы платных литературных порталов, в свою очередь, подверглись резкой критике со стороны защитников свободного Интернета.
Ещё один яркий пример столкновения интересов читателей и правообладателей – протокол Bittorrent. Система распределения информации, связавшая огромное количество пользователей в международную структуру по распространению контрафактной продукции. В том числе и нелегального литературного контента. Преследование учредителей торрент-сервисов со стороны представителей закона в Европе и Америке продолжается не один год. Наиболее значительным из судебных прецедентов стал процесс над главами сайта The Pirate Bay (2009 г.). Шведские пираты были приговорены к тюремному заключению сроком на один год и штрафу размером в 3,6 миллиона долларов. После этого к Пиратской партии в Швеции примкнули тысячи людей. «Викингам из бухты» даже удалось протащить в Европарламент своего человека.