Читать интересную книгу Игра с тенью - Лев Самойлов

Здесь царят покой, умиротворенность, тишина. Здесь может из-под ног выпорхнуть перепуганный куренок и, кудахча, шмыгнуть в подворотню, здесь может, грохоча цепью, залиться сердитым лаем «злая собака». Здесь еще можно встретить памятники уходящей старины: колодезные колонки и полные ведра воды в руках местных жителей.

…Три стука. Щелкнул замок, звякнула цепочка второго — для надежности — запора, и обитая войлоком дверь неслышно отворилась. В лицо пахнул пряный запах огуречного рассола, квашеной капусты и еще каких-то аппетитных солений — зимних заготовок рачительных хозяев. На пороге стоял Яков Васильевич. Одетый в цветной плюшевый халат с кистями, в шлепанцах на босу ногу, простоволосый и небритый, он напоминал запившего купца.

— Александр Степанович! Какими судьбами в наших краях? Чем обязан? Прошу… прошу…

Гость ответил не сразу. Вошел, огляделся и негромко спросил:

— Есть кто дома?

Яков Васильевич мотнул головой. Ему не терпелось побыстрее узнать причину столь неожиданного визита. Но гость не спеша потянулся к дивану, где в беспорядке были разбросаны беговые программки, наугад взял одну и стал листать.

— Скажи, пожалуйста… Апис-Ганновер, — и многозначительно покрутил головой.

— Сыграть хотите, Александр Степанович? Для вас все сделаю… Можно наверняка.

— Не до этого, Яков Васильевич, дело у меня к тебе серьезное, куда серьезнее, чем эта шарашкина фабрика, — и он кивнул в сторону программок.

— Что случилось? — В голосе хозяина прозвучала тревога.

— Только что у себя в баре услышал я одну историю… Поганую историю. Пришел предупредить. Уж не знаю, будешь ли ты и твой дружок мне благодарны? Серьезное дело.

— О чем разговор! Услуг я никогда не забываю и не торгуюсь.

— Лады! И по этому пунктику, значит, договорились.

— Что случилось?

— Витьку Лунева знаешь?

— Какого Лунева? Пацана этого видел пару раз…

— На другой день после убийства Мухина уголовный розыск взял его. Раскололи парня. Выложил он им все, что знал: и про твое поручение зайти к Мухину, и про посещение Лаше мухинской квартиры…

— Сволочь! — сквозь зубы процедил Яков Васильевич.

— При чем тут мальчишка! Его сам Федор Гончаров допрашивал. Понял?

— Гончаров? — упавшим голосом повторил Пузач. — Да, против такого Витьке не выстоять. Не по плечу.

— То-то и оно! Придется сматываться, Яков Васильевич.

— Это почему же? — вскинулся хозяин. — Я слышал, что старика дочернин хахаль убил. Я-то тут при чем?

— Тебе виднее, — флегматично ответил буфетчик и потянулся к беговой программке.

— Хватит ерундой заниматься, — не выдержал Пузач. — Говори все, что слышал. Ведь знаешь, за мной не пропадет.

— Знаю. Вот я и пришел обо всем рассказать, да, видать, тебе неинтересно. Чего ты мне комедию ломаешь: дочерний хахаль… Я, мол, ни при чем… Кому мозги вкручиваешь?! Или, думаешь, Гончаров хуже тебя соображает?

— Ты меня не коли, — огрызнулся Пузач. — Я здесь ни при чем…

— А мне-то что? — усмехнулся гость. — Я к тебе по старому знакомству наведался. Знаю, калач ты тертый, в разных переделках бывал. Устоишь. Да не хлипок ли твой помощничек?

— Клеить мне никого не надо. Он сам по себе, я сам по себе. А вообще за Ремку не тревожься. Он у меня во где! — Яков Васильевич сжал мясистый кулак. — В огонь за меня пойдет, скажу, чтобы утоп, — утонет.

— Ври, да не завирайся, — недоверчиво протянул Александр Степанович.

— А что, точно! — пуще прежнего распалился Пузач. — Если бы не я, знаешь, где Ремка сейчас находился?

— Меня ваши дела не интересуют, — оборвал гость. — Смотри, как бы самого не упекли. А зачем на мокрое дело полез?

— Какое мокрое? Чего мелешь? — Хозяин боязливо огляделся по сторонам.

Гость не ответил, отмахнулся, как от назойливой мухи: опять, дескать, свое.

Яков Васильевич долго, неотрывно смотрел на буфетчика, будто хотел просверлить его взглядом. Потом решительно встал, вышел в соседнюю комнату, повозился где-то в сенцах и вернулся, неся в руке пару колец.

— Хотя за мной ничего такого нет, но Яшка услуг не забывает, — он протянул кольца буфетчику. — Подбери хорошего покупателя. Что выручишь — пополам.

— Добре, — без особого энтузиазма согласился гость и сунул кольца в карман. — Вот это уже подходящее дело, а ты обмозгуй что к чему. Если не причастен — о чем разговор, тогда все в порядке, а если твоих рук — выкручивайся. Не мне тебя учить. Ну, я пошел. Мне тут задерживаться тоже ни к чему. Будь здоров. Заходи. — Он пожал руку Якову Васильевичу и направился к двери.

Проехав на трамвае пару остановок, Александр Степанович вышел и двинулся вперед в поисках телефона-автомата. Шел, озираясь, точь-в-точь как много лет назад в такую же теплую, лунную ночь, и даже липы, протянувшиеся по обеим сторонам неширокой, притихшей улицы, напоминали деревья фронтового леса, по которому вышагивал в памятном 42-м старшина полковой разведки Александр Степанович Скворцов.

«Куда ты, удаль прежняя, девалась… Километры не в счет были, а сейчас? Сердце как плохо смазанный мотор: тук, тук, тук…»

— Притормози, браток! — вслух приказал он самому себе и остановился, тяжело переводя дыхание. Постоял секунду-другую и скомандовал: — А ну, шагом марш!

Александр Степанович не спеша добрался до телефонной будки, вошел, плотно прикрыл за собой дверь кабины и набрал номер. Характерный щелчок вызова: на другом конце города кто-то поднял трубку.

НЕОЖИДАННЫЙ ВИЗИТ

Много людей побывало в кабинете прокурора. Разных, непохожих друг на друга. Самоуверенные дельцы, в алчных, ищущих взглядах которых отчетливо читалось: «Нет таких, кого нельзя было бы не купить, и тебя тоже…» Вкрадчивые речи, двусмысленные намеки. Всякое бывало, и все разбивалось о сдобренное немалой дозой иронии спокойствие советника юстиции третьего ранга.

Были преступники и такие, кому «море по колено», и впервые вставшие на путь порока. Были чистосердечно кающиеся и разыгрывающие целые представления, в которых неизменно фигурировали одни и те же персонажи: сбежавшие от семьи и погубившие «безоблачную юность» греховные папы и легкомысленные мамочки. И, конечно же, невнимательный коллектив, проглядевший, как катился вниз добрый молодец, бородатый, басовитый, которому в пору самому удерживать и воспитывать. Были всякие, и постепенно волнения и тревоги первых лет работы в прокуратуре, в прошлом неизменно сопутствующие встречам и разговорам с людьми, сменялись неторопливой мудростью житейского опыта и просто возрастной усталостью.

Сергей Сергеевич вновь перечитывал мухинское дело. Посмотрел на стенные часы, опаздывает подполковник милиции. Потянулся к звонку, чтобы пригласить следователя Николая Петровича Куликова и вызвать подследственного Зотова.

Андрей вошел, держа руки за спиной, слегка сутулясь, не поднимая глаз.

— Как на медкомиссии, — невесело пошутил он. Лицо его осунулось, побледнело.

— А что же, удачное сравнение, — улыбнулся прокурор. — Мы сейчас и есть медкомиссия, и диагноз нам нужно поставить быстро и точно.

Зотов не реагировал на реплику. Задумавшись, он смотрел в открытое окно.

Легкий туман, опустившийся ночью на город, нехотя отползал, и казалось, кто-то незримый сдергивает с домов, с улиц полупрозрачную молочно-сероватую кисею.

— Что, вспомнили горы, утро туманное? Вы же геолог?

— Геодезист я, — отозвался Зотов и неожиданно признался: — А горы люблю. Это верно. Не часто, но приходилось бывать. Люблю горы. Я же альпинист-разрядник.

— Значит, всякое бывало: и над пропастями висели и к вершинам по крутым склонам ползли?

— Всякое.

— Твердый характер для такого спорта нужен. А у вас какой, крепкий?

— Полагаю, что так, — сдержанно ответил Зотов.

— А нам думается, что как раз твердого характера вам и не хватает.

— Зря думается.

— Я вам в отцы гожусь, — продолжал Сергей Сергеевич. — В жизни многое и многих перевидал. И то, что рассказал о вас Николай Петрович, — он кивнул в сторону Куликова, — напомнило мне некоторые фронтовые встречи. Попадались к нам в плен эсэсовцы. Как правило, осатанелые черти, но бывали и такие, что начинали кликушествовать. Несли всяческую чертовщину. Стреляйте, мол, мы жгли, грабили, убивали, и сыпали на допросах, как горох, названия районов, сел, деревень, где, в самом деле, их и видеть не видели. «Хайль Гитлер!» — кричали, а через минуту — «Гитлер капут!». Мы часто не понимали, чего у них больше: трусливой истерии или нагловатой фальши…

Вот что, гражданин Зотов, — уже резко продолжал прокурор, — на прошлом допросе вы заявили, что убили Мухина. Всякое признание обвиняемым своей вины должно быть подкреплено фактами. Таких фактов мы не нашли. Более того, вы запутали дело. Чем вы при этом руководствовались, я могу только догадываться. А ваше поведение сравнимо лишь с поведением истерика!