Эфирова на миг оторопела, затем сорвалась с места и с всхлипываниями кинулась в коридор. На кафедре воцарилась тишина. Лаборантка, орудовавшая маникюрной пилкой, от волнения поранила палец. Присутствовавшие коллеги, пряча улыбку, потупили глаза, а сидевший в углу доцент Бояринов, бывший номером три в кафедральном табеле о рангах, незаметно для остальных в знак одобрения поднял вверх большой палец. Хабаров в ответ подмигнул ему. «Я не одинок», — обрадовался он.
Взбудораженный новостью юридический факультет гудел как пчелиный улей. Или как осиное гнездо — оба сравнения точно соответствовали обстановке. До Хабарова доносились обрывки разговоров. Все сошлись во мнении, что увольнение заслуженного человека, руководителя с большим стажем работы накануне праздников по меньшей мере бестактно. «Поздравили, называется», — разносился голос Эфировой по коридору. Ее поддержал дружный хор:
— Это в духе нашего времени.
— Сейчас никого не ценят.
— Отблагодарили человека.
— Какое свинство!
Когда Кирилл Борисович проходил мимо кучки обступивших Эфирову адептов, все притихли.
— Глядите, самовыдвиженец пошел, — прошипела вслед доцент.
Он даже бровью не повел. Только подтянул и без того плоский живот да пошире расправил плечи, демонстрируя уверенность в себе и в завтрашнем дне. Как и подобает перспективному кандидату на выборную должность!
Зачет в группе заочников прошел организованно, а главное быстро — все торопились по своим делам. Кирилл Борисович спешил на встречу с подругой Каретной, студенты — отмечать наступление Нового года. Судя по разговорам, они намеревались пойти в ближайшую от факультета пиццерию.
Это была обычная группа, каких КэБ за время своей преподавательской карьеры повидал сотни.
Заочники отвечали вполне сносно, пока один из них не допустил ляп. Перечисляя основоположников криминалистики, он назвал австрийца Ганса Гросса «первопроходимцем» этой юридической науки.
КэБ подумал, что ослышался.
— Как? Повторите…
— Первопроходимец…
Отсмеявшись, профессор поправил: «Первопроходец».
На лице ничуть не смутившегося студента читалось: «Какая разница?»
Отпустив его с миром, Хабаров поспешил на встречу с Мариной Белоглазовой.
Еще вчера он звонил ей, и они договорились увидеться в обеденное время в кафе торгового центра неподалеку от агентства. Ее пришлось немного поуговаривать: «Это поможет пролить свет на смерть Каретной». Однако сработал, главным образом, другой аргумент.
— Вас порекомендовал Альберт Николаевич… Как ее лучшую подругу.
— Пусть не гонит, — отрезала Белоглазова, — никакая я не подруга…
— Ну вот и расскажете… Это важно, поверьте.
Он торопился прийти первым, нельзя же заставлять даму ждать. Едва Хабаров расположился за столиком в дальнем углу, показалась стройная девушка в приталенном черном пуховике, украшенном ненавязчивым рисунком на груди. Комплект из шапочки, шарфа и перчаток фисташкового цвета, кроссовки Adidas с красными полосками по бокам — все было новым, будто с обложки глянцевого журнала.
«Она», — предположил Хабаров. Как и договаривались, Марина позвонила:
— Чё, вы здеся?
Хабарову хотелось ответить: «Тута», но он не стал экспериментировать, опасаясь вспугнуть девицу. Вместо этого сказал: «Это я» — встал и помахал рукой.
Она подошла и представилась:
— Марина…
Кирилл Борисович помог ей снять пуховик, который аккуратно повесил на вешалку. Все это время он разглядывал ее.
— Мне показалось или вы действительно похожи на Каретную? Я видел ее фото — между вами есть сходство. Едва уловимое, мимолетное…
— Вы не один приметили. Были случаи, когда нас принимали за сестер. Но я куда симпатичнее, не находите?
— Определенно… Спасибо, что пришли. Тем более вы плохо себя чувствовали.
— Траванулась чем-то! На больничном неделю провела…
— А я как раз хотел предложить вам пообедать. Не против?
Марина придирчиво оглядела его и как будто осталась довольна.
— Ну а чё, можно… — Она отказалась от меню, предложенного официанткой. — Я знаю вашу кухню, — сообщила Марина и без запинки продиктовала заказ из зеленого салата с авокадо и креветками, супа-пюре со шпинатом и филе лосося с запеченными на гриле овощами. Изысканный выбор резко контрастировал с напитком — большой кружкой нефильтрованного пива. — Пиво вперед, — нетерпеливо бросила она официантке.
Кирилл Борисович внутренне напрягся: «Только бы хватило денег заплатить по счету». Сам он поскромничал — ограничился тарелкой мексиканской кесадильи.
— С Каретой… Ой, с Каретной мы не были подругами, — Белоглазова решила взять инициативу разговора на себя, — одно время общались, потом прекратили. Кстати, в это кафе заходили вместе. Раза два, может быть…
— Извините за любопытство, чем вы занимаетесь в агентстве? — приступил он к расспросам.
— Администратор… Отвечаю за все… Закупки, организация мероприятий, работа техперсонала, — заученно перечисляла Белоглазова. — Все на мне…
КэБ не разобрал, досадовала ли она или подчеркивала свою значимость. На общие вопросы о личной жизни журналистки, ее интересах и круге знакомых Марина отвечала неохотно и односложно.
— Личной жизни никакой… Если бы у Светки кто-то был, она точно бы сказала. Женщины любят этим прихвастнуть. — Девица с удовольствием отхлебнула пива.
Кирилл Борисович вежливо поддакнул:
— Обычно так и есть.
— Об интересах сказать ничего не могу. По-моему, у нее одна работа была на уме. Все строчила… В редакции стопудово ни с кем не дружила. На журфаке — не знаю. Кажется, нет. Она больше о Бродвее своем пеклась…
— О ком?
— О лабрадоре… Бродвеем звала. Редкая кличка, правда?
— Я таких не слышал.
На вопрос о здоровье Каретной, который КэБ задавал всем, кто ее знал, Марина ответила неожиданно грубо:
— Здоровая была как лошадь…
С появлением на столе еды девушка заметно повеселела.
— О чем вы обычно говорили? — спросил Хабаров.
— Больше кости перемывали нашим утыркам…
— Кому, простите?
— Утыркам. Так мы с Каретой называли наших журналюг. Она их презирала, хотя виду, надо сказать, не подавала. Ох, вы бы слышали, как она их чморила… Всем придумала смешные погоняла. Сашка Иванов из отдела политики был у нее Ванька-дурак, Ксюша Точилина из культуры — Точилка, Андрей Уколов из спорта — Шприц…
— Рассказову тоже доставалось?
Она громко рассмеялась:
— Ему больше всех. Боров, бегемотина, Бэримор… Как только не называла, всего не помню, — администратор с аппетитом уплетала салат. — Креветки вкусные, — похвасталась она. — Обожаю…
— А в чем причина такой нелюбви к коллегам?
— Да мерзотные они… Вы же были в редакции, видели. Неопрятные, вонючие, не к столу сказано, — она брезгливо поморщилась.
Кирилл Борисович не стал возражать.
— Светлана с кем-то конфликтовала?
— Нет, говорю же, презирала только. Считала неудачниками, неучами… Тут она не врала. Я сама слышала от Изольды Владимировны — это наша корректорша, — как та ныла про безграмотность и невнимательность писак. Все переврут, вплоть до фамилий… И пофиг им…
— Соглашусь с вами, уровень журналистики упал… А Света не делилась с вами, почему она выбрала криминальную тематику? — КэБ подсадил на вилку кусочек пряной кесадильи.
Марина, громко стучавшая ложкой по дну суповой тарелки, откликнулась:
— Были такие тёрки. Говорила, что