Кстати, именно таким, как Дёгтев или Куприн, по складу характера противопоказана любая эмиграция. Они могут ничего не говорить о своем патриотизме, но они им пропитаны, каждая строчка, каждый сюжет изначально окрашены любовью к родине.
Посмотрите, как любовь к жизни делает поэтичными в рассказах Дёгтева самые грязные сюжеты. Он вроде бы не чурается чернухи, и военной, и воровской, и вокзально-бомжеской, но кто назовет его прозу чернушной? Думаю, это происходит потому, что Дёгтев не опускает своего читателя, подобно многим нынешним королям книжного рынка до помоечного уровня, не приземляет сюжет физиологическим видением мира, а раскрашивает его вроде бы простоватыми лубочными фольклорно- сказочными приемами. Вот и получается, что Вячеслав Дёгтев — сказочник от жизни.
Всё та же любовь к жизни делает Вячеслава Дёгтева вечным тружеником. Чувствую, как он любит трудиться, любит писать. Мне надоели эти бесконечные писательские стенания о мучительном сизифовом труде, о нежелании садиться за письменный стол. Так и хочется всем им крикнуть: не хочешь, не пиши. Не убудет… Дёгтев пишет легко и красиво. С удовольствием. Пишет много и разнообразно. Не всегда попадает в точку. Иногда мажет, иногда буксует. Но никогда не останавливается.
Думаю, сегодня он на самом деле — лучший рассказчик России. Рассказы — невыгодный жанр. Платят мало, в кинематограф с рассказом не прорвешься. Рассказы сегодня пишут не по расчету, а от любви. Рассказы пишут, как правило, молодые писатели. Потом они взрослеют, любовь и к жизни, и к слову улетучивается, почти все переходят на унылую затяжную, но более менее прибыльную прозу. Лишь отчаянные смельчаки не покидают и в зрелом возрасте пространство рассказа. Один из таких смельчаков — Вячеслав Дёгтев. Его рассказы — это азбука выживания русского человека в нынешней России.
Не собираюсь его идеализировать. Он не так прост, как покажется по одному-двум рассказам. Впрочем, в своей "Азбуке выживания" он сказал о себе все, что мог. Писатель, для того, чтобы выиграть, не должен кривить душой. Не должен строить из себя святошу, если таковым не является. На пути лицемерия погибло немало способных литераторов. Вячеслав Дёгтев победил, значит, — был искренним даже в своей непростоте. В своем осознанном литературном одиночестве. Может быть, в своей природности ему не хватает христианской морали? Смирения? Любви к ближним и дальним? Иногда его проза местами напоминает вой одинокого ожесточившегося волка. Да и он сам своим творческим поведением тоже похож на волка, на борца без правил. Привыкшего смотреть в глаза смерти, но и не жалеть других. Есть за что уцепиться нашим моралистам. Но почему же этого одинокого волка так тянет к простым и великим истинам? Почему он тоскует по идеалу, по несостоявшейся любви, от которой осталась одна лишь обрезанная фотография? Потому что ему чисто по-русски мало и виртуозной литературной игры, и динамичных сюжетов, и мужественных, одиноких героев. Он похож на язычника, готовящегося в Древней Руси к принятию христианства, к постижению Христа. И потому его искренние поиски человека среди руин некогда великой державы гораздо более нравственны и целомудренны, чем фарисейские заклинания отвернувшихся от реального мира литературных монахов.
Еще шаг — и он с неизбежностью обретет известность. Это необходимо даже не ему. Это необходимо о читателю, чтобы поверить в самого себя, чтобы вместе с Дёгтевым и его героями докапываться до простых истин и по-детски, с природной русскостью, надеяться на новую русскую победу!
А пока пожелаем ему победы на "Национальном бестселлере" 30 мая этого года.
Емельян Марков СОЗИДАТЕЛЬНАЯ ИНТУИЦИЯ
В №3 газеты "День литературы" опубликована статья о.Димитрия Дудко "Канонизация классики", имеющая довольно сенсационный характер: у многих она может вызвать негодование, а у иных — и смех. В статье предлагается канонизировать людей, по нашим устоявшимся представлениям канонизации вряд ли достойных. Сколько говорено о демонизме Лермонтова, антиклерикализме Л.Н.Толстого, антихристианстве В.В.Розанова, античном язычестве, ветрености А.С.Пушкина; о канонизации Ф.М.Достоевского речь, правда, заходила, но последнее время и он обличаем как литературный грешник, предпочитавший "содомский идеал христианскому". О.Димитрий Дудко действительно рискует оказаться в комическом положении. Он прямо утверждает святость перечисленных русских писателей, осознавая при этом, что на него "вопить станут". И действительно — наивно, на первый взгляд. Институт канонизации выработан веками, а соответствуют ли вышеназванные люди его критериям? Можно ли сравнивать Игнатия Брянчанинова с Достоевским, Толстого с Феофаном Затворником? И потом, мыслима ли икона Пушкина или акафист Лермонтову? Но, может быть, как раз закостенелость наших представлений о святости и является одной из причин, мертвящих духовное возрождение в России? Думается, не следует цепляться за формальную сторону дела: решать сию минуту вопрос — канонизировать или не канонизировать? Надо услышать вибрацию национального нерва в слове священника, поверить его созидательной интуиции, подсказавшей ему эту идею — идею канонизации русских писателей. Священник обращается и к современным литераторам, своим призывом он пытается остеречь их от легкомысленного отношения к слову и через это к жизни, поэтому он и в биографическом аспекте утверждает наших великих писателей на нравственной высоте, в каждом находит действительную черту святости.
Повсюду восстанавливаются храмы… но кто восстановит культурную традицию, уничтоженную вместе с ее носителями? Православию дана особая миссия во времена, когда мораль почти не совместима с жизнью. Но Православие — это не только церковные службы, это и определенный стереотип поведения: мимика, интонации, манера выражать мысли и чувства.. А откуда это и взять, как не из великой русской литературы? Но как обратить взор современного человека к ней? О. Димитрий предлагает способ, можно с ним и не соглашаться. Но, во всяком случае, не должна его статья промелькнуть, пройти незамеченной, как многое сейчас проходит, оставляя за собой мучительную пустоту. Статья о.Димитрия — это прежде всего подвиг. Подвиг во имя веры Христовой и России.
Василий Иванов КАНОНИЗАЦИЯ ФЕДОРА ДОСТОЕВСКОГО
Священник отец Дмитрий Дудко недавно выступил на страницах печати с предложением о канонизации пяти русских писателей, на первое место среди них поставив Ф.М. Достоевского (Канонизация классики. День литературы, март 2003 — № 3). Мы согласны с этой идеей в принципе. И хотя принимать решение о канонизации будет Церковь, но поскольку много лет мы занимаемся изучением творчества Достоевского, то хотели бы привести свои доводы в пользу канонизации именно этого человека.
В феврале 1854 года в письме к Н.Ф. Фонвизиной Ф.М. Достоевский написал о своем символе вере: "Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и с ревнивою любовию говорю себе, что и не может быть. Мало того, если бы кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы остаться со Христом, нежели с истиной".
Чрезвычайно высокую оценку этому "символу веры" Достоевского дал сербский святой преподобный Иустин Попович, сказал, что это "Павлово исповедание веры в Богочеловека Христа. Со времен апостола Павла и до настоящего времени не раздавалось более смелого слова о незаменимости Господа Христа. Единственный, кто мог в этом отношении в некотором роде сравниться с Достоевским — это пламенный Тертуллиан со своим знаменитым "Credo quia absurdum" ("Верую, ибо абсурдно").
Такое бесстрашное исповедание веры во Христа — соблазн для чувствительных и безумие для рациональных. Но именно через такое исповедание веры Достоевский в новейшее время стал самым большим исповедником евангельской веры и самым даровитым представителем Православия и православной философии. Да, православной философии, ибо она по сути отлична от неправославных философий тем, что для нее первым и последним критерием всех истин и всех добродетелей является Личность Богочеловека Христа.
Надо сказать, что христианские воззрения в известной мере существовали и до Христа. Некоторые христианские моральные принципы и догматические истины можно найти в иудаизме, некоторые в буддизме, некоторые в конфуцианстве. Но в них нельзя найти то, что является самым главным, что "едино на потребу". А это — Личность Богочеловека Христа.