Читать интересную книгу Рассказы о Бааль-Шем-Тове - Шмуэль-Йосеф Агнон

Вот, говоря это, вспомню я человека, всегда пребывавшего в действии, вспомню сокрытые тайны, открывшиеся ему, и представлю вам замечательную историю. Итак, был я [тогда] меламедом в Янове, что близ Ковны, и в то время проживал в окрестностях города учитель и гаон рабби Хаим Маргалиот, раввин из города Большое Дубно, сочинитель комментариев Шаарей тшува на Шульхан арух*, [жил он там], потому что у него были торговые дела в окрестностях города, и он имел обыкновение временами наезжать в город. Один раз он приехал в город, и почтенные люди из изучающих Тору пришли его встретить. Был среди пришедших и я, он же сказал им несколько толкований из Торы. Потом случилось, что они стали обсуждать хасидов и возводить напраслину на некоторых больших раввинов из хасидской общины, дойдя до того, что открыли рот, [посмев] говорить [хулу] на святого Бешта. Рабби сильно взволновался и сказал: «Братья и друзья мои, просьба у меня при всем к вам почтении, чтобы вы оставили сей разговор, чтобы уши мои не слышали боле таких слов об ангеле святом, человеке благостном, ибо вот и я поистине из митнагдим*, как это известно, и тем не менее святому Бешту нет противления в этих местах, не приведи Господь. Напротив, велик он в наших глазах воистину как святой Ари[65]». И когда, [услышав] это, все сильно изумились и сказали: «Учитель наш, не соизволишь ли открыть нам его сущность, ибо поистине сие весьма нам удивительно: если был он так велик, отчего слыл столь низким в глазах людей и поведение его было необычным, не таким, как у великих людей на земле?» Сказал им: «Как вы и говорите, верно, что поведение его было необычно и проповеди его необычны, и, невзирая на это, тому, что он стал известен в нашей стране, вовсе не стоит удивляться, и, буде даже и найдется в его проповедях стих, который в Торе выглядит иначе, не дай Бог вдаваться в [излишние] раздумья об этом. Ибо все буквы Торы даны ему были свыше, так что он мог поступать с ними, как ему заблагорассудится. Для сравнения возьмем великого и славного царя, у которого был единственный сын, миловидный и приятный, и возлюбил его царственный отец великой любовью, поистине души в нем не чаял, и передал ему все свои драгоценнейшие сокровища. Однажды пришли к царю вельможи его и сказали: “Государь наш, да продлятся вечно твои дни и дни сына твоего, стало нам известно, что царь, да продлятся его дни, передал сыну своему все свои драгоценнейшие сокровища, и кто же хоть что-либо скажет на это, когда царь уже сделал так, тем более что сын, да продлятся его дни, достоин сего [благодаря] глубокой мудрости своей и добрым деяниям; но разум наш не в состоянии постичь того, что царевич распоряжается этими сокровищами не так, как царь, поистине самым противоположным образом”. Сказал им царь: “Да, я передал сыну моему все сокровища, и он вправе ими распоряжаться по своему усмотрению, тем более что уверен я в его обширной мудрости и в том, что он, конечно же, ничего не испортит и не выйдет из-под руки его деяния несовершенного”. Как в этой притче – таков был этот святой человек. Вот, я поведаю вам о чудеснейшем из чудес скрытого учения его, верьте и знайте, что было так, как расскажу вам. Послушайте, братья мои, о скрытых чудесах его учения. Однажды он толковал одно речение из трактата Шабат, раздел Ѓа-моци яин (81а): “Рав Хисда и Раба бар рав Хуна плыли в лодке, сказала им одна женщина: – Посадите меня к себе, – и не посадили ее. Сказала слово и остановила лодку. Сказали слово и освободили лодку”. И толковал Раши[66], благословенной памяти, “сказала слово” – произнесла “Имя нечистоты”, – “сказали слово”, – произнесли “Имя чистоты”. И добавил о ее слове, что оно не приведено в Шасе*, поскольку это “Имя нечистоты”; “их же слово, которое “Имя чистоты”[67], – отчего же не приведено в Шасе, что [именно] они сказали, чтобы мы знали заклинание, которым отменяется колдовство, тем более что мы находим в трактате Гитин несколько листов, где упоминаются заклинания против нескольких болезней?” И сказал он, да будет благословенна его память, что отмена колдовства – это когда произносят стих: “И колдунью не оставляй в живых”, условием чего являются направление мысли[68], на которое намекает данный стих. И дал обширное толкование чудесным тайнам в этом стихе, и сказал, что посредством таких намерений отменяются всякие виды колдовства, существующие в мире. И сказал, что и рав Хисда и Раба бар рав Хуна отменили колдовство, произнеся этот стих с совершенным устремлением мысли, потому как то, что написано в Шасе: “сказала слово”, – это только простой смысл, то есть “Имя нечистоты”, и не упомянуто, что именно она сказала; их же слово должно быть без буквы алеф на конце, а без нее это начальные буквы слов “И колдунью не оставляй в живых”[69], и так они отменили это колдовство. А после, услышав об этом чуде, мы озаботились усиленным поиском старого издания Шаса и нашли предревнее издание, напечатанное почти сразу после изобретения книгопечатания, и обнаружили, как и следует по его словам, что “ее слово” напечатано с буквой алеф и “их слово” напечатано без буквы алеф, да еще и обозначен сверху знак, какой пишется при сокращениях. И так мы удостоились воочию увидеть, что учение его истинно, как Тора, данная Моше на Синае. Посему, возлюбленные братья и друзья мои, не хулите и не поносите боле, упаси Бог, святого и грозного Князя Торы, когда говорите о нем, истинная Тора была на устах его, и многих укоренил он в святости, и искали Тору в речениях его, ибо был он посланником Бога Воинств».

(Сипурим нораим, 5)

Сила Торы предпочтительнее

Известный гаон рабби Ицхак Шор, возглавлявший суд общины Гвоздеца, был силен также и в мудрости каббалы и тайнах Торы. И действительно, небывалые и чудесные истории рассказывают о нем и о деяниях, совершенных им на глазах у всего Израиля, отчего всегда будут почитать его и прославлять его имя и память. Но я не стремлюсь здесь рассказывать о чудесных его деяниях, ибо сила Торы предпочтительнее, и расскажу лишь то, что слышал от гаона рабби Йосефа-Шауля-Натана Зонна, да будет благословенна его память, так как в бытность его в Лемберге гаон с удовольствием проводил со мной время в беседах о Торе, и каждый день пребывал в радости, и [однажды] сказал сидевшим с ним судьям: «Всю свою жизнь я жаждал увидеть потомка [известного] этого праведника из Гвоздеца, так как же теперь мне не радоваться, когда Господь привел под мой кров мудреца – одного из его внуков?» И повернулся ко мне, и сказал: «Исчерпать рассказы о всей праведности деда твоего, рабби Ицхака Шора, да будет благословенна память праведника, не хватит никакого источника, расскажу тебе только то, что слышал от тех людей, кто знал его лично, расскажу о том, как он посвящал дни и ночи свои одной только Божественной Торе. И был день, и пришел к нему рабби Исраэль Бааль-Шем-Тов, да будет благословенна память праведника, и нашел его выходящим из миквы, и поспешил взять у него кувшин с водой, и сказал: “Вот, я готов и расположен выполнить заповедь услужения мудрецам”[70], – и полил водой на руки, и подал ему плат вытереть руки. Затем простился с ним, и тот простился с ним, и, скоро благословив его на прощание, пошел Бешт своей дорогой. После того пришел к нему Бешт снова и сразу быстро позвал его в синагогу, дверь же они закрыли за собой, и никто не слышал разговора, который был между ними. Сын же господина моего и прадеда, то есть учитель и гаон рабби Яаков Шор, глава суда общины Патика, тогда еще был отроком; он прокрался на галерею синагоги и нашел место, откуда мог видеть и слышать все, что делалось и говорилось в синагоге между его отцом и Бештом, однако сразу напала на него дрема, и, задремав, он погрузился в сон. И было, когда они выходили из синагоги, вдруг позвал Бешт моего деда, сказав: “Дитя спит”. И до сего дня то место открыто там на галерее синагоги, а под окном напротив написано на память “Дитя спит”. И в третий раз пришел к нему Бешт и сказал ему так: “Реб Ицикл Гвоздицер, пророк Элияѓу послал меня возвестить тебе, что этой ночью он придет к тебе”. И ответил ему господин мой и прадед, и сказал: “Нет у меня желания видеть ни его, ни тебя, вот, я учу Тору ради нее самой, и не дай мне Бог отвлекаться от учения хоть и на краткое время”». Все это рассказывал мне учитель и гаон из Лемберга, который слышал это из уст правдивого человека.

(Коах Шор, вступление внука издателя рабби Авнера Катвана. Коломыя, 5648/1888)

Семьдесят языков

Рассказывал престарелый хасид реб Берл Липилис, внук святого учителя рабби Лейба Шарѓеса, да будет и в мире грядущем благословенна память праведника и святого, со слов своего святого прадеда, который сказал однажды: «[Как-то] был я у Бешта всю субботу, к третьей трапезе, когда все его святые великие ученики сидели за столом своего учителя Бешта и ожидали его прихода, они условились между собой спросить своего учителя Бешта по его приходе о том, что сказано у наших мудрецов, благословенной памяти: “Пришел Гавриэль и преподал Йосефу семьдесят языков”[71], чтобы разъяснил им эту вещь, ибо непонятно: ведь в каждом языке несколько тысяч слов, а если взять все семьдесят языков вкупе, выйдет всех слов и выражений без числа и счета, и невозможно человеческому разуму постичь все это за одну ночь в течение считанных часов. И было условлено меж ними, что святой учитель рабби Гершон из Кут, благословенной памяти, – шурин Бешта, – что он будет тем, кто задаст вопрос Бешту, когда тот придет за стол. По приходе Бешта вопрошающий задал вопрос: “Да разъяснит нам учитель наш речение наших мудрецов, благословенной памяти: “Пришел Гавриэль и преподал Йосефу семьдесят языков”, как объяснить сказанное с точки зрения разума, ведь в каждом языке несколько тысяч слов?..” Закончил вопрошающий свой вопрос и замолчал. И стал учитель Бешт говорить слова Торы, но казалось, они не имеют отношения к делу. И был пространен в своих святых речах, но посреди его слов – слов Торы – начал святой рабби Яаков-Йосеф из Полонного, благословенной памяти, стучать рукой по столу и говорить такие слова: “турецкий, татарский, греческий, английский, русский, волынский” – и так далее и тому подобное, то есть как бы благодаря святым словам Торы его учителя Бешта, да будет благословенна его память и в мире грядущем, постиг источник и корень всех семидесяти языков. И не мог сдержаться Йосеф, и стучал рукой по столу, и все произносил святыми своими устами “турецкий, татарский…”, то есть как бы постиг знание всех этих языков, и мысли претворялись у него в слова, слетавшие с его уст на языках [разных] народов, то на одном, то на другом. Так он продолжал все то время, что Бешт говорил слова Торы. Когда же Бешт, благословенной памяти, закончил говорить слова Торы, прекратил повторять свое и рабби из Полонного, благословенной памяти. А после всего этого открыл учитель Бешт рот и сказал так: “И говорил он о деревьях…” (Млахим I, 5:13) – имея в виду, что не осталось у них больше сил для постижения языков после того, как он закончил говорить слова Торы».