— Ну, теперь давай баранов.
— Каких баранов? — возмутился бай.
— Мы у колодца были?
— Были, — согласился Абдулла.
— Воду ты из него пил?
— Нет.
— Значит, я выиграл! Гони баранов к Пулату во двор!
В чайхане раздался дружный смех. Нельзя было не рассмеяться, взглянув на ошеломленного бая. Лицо его то чернело, то краснело, то становилось желтым.
— Говорил я тебе, — сказал ростовщик Керим: — не связывайся с этим нечестивцем…
— Давай еще спорить! — заорал Абдулла. — На десять баранов!
— Давай, — улыбнулся ходжа, — Кстати, Керим, тебе погонщик Икрам должен сумму денег, равную стоимости пятнадцати баранов. Так вот ты возьмешь эти пятнадцать голов у Абдуллы!
— Но я же еще не проиграл спор! — загрохотал Абдулла. — Мы же не договорились, о чем будем спорить!
— О чем хочешь, — вздохнул Насреддин, — мне и твоим бывшим баранам все равно.
— Давай спорить о том, что тебе больше ни разу не удастся меня сегодня обмануть! — предложил Абдулла.
— Хорошо, — согласился ходжа. — Но только я хочу быть честным — ведь что-то я должен поставить на спор со своей стороны? У меня нет десяти баранов. Договоримся так: если я выигрываю, то получаю десять баранов, кроме тех пяти, что я уже выиграл. А если выигрываешь ты, то я даю тебе тысячу орехов. Больше у меня ничего нет.
— Пусть будет так, — сказал бай.
— Тогда ты жди меня тут, а я должен сбегать домой, принести орехи, — выходя из чайханы, сказал ходжа.
Абдулла и его друзья пили чай и ждали Насреддина. | Прошел час. Два. Три. Четыре.
— Он испугался меня! — шумел Абдулла. — Знайте все о трусости Насреддина!..
на следующее утро Абдурахман распустил по городу слух, что у дальнего колодца уже три дня караванщики ведут спор с приезжим купцом и что они ждут Насреддина, который один лишь может рассудить их.
Ходжа сразу же стал собираться в путь.
И когда он приехал на базар, чтобы купить еды в дорогу, Абдулла уже ждал его возле лотка лепешечника.
— Ну, где мои орехи? — спросил он.
— Какие орехи? — удивился ходжа. — Ты хочешь сказать: «Вот твои бараны?»
— Правоверные! — зарычал бай. — Вот он, обманщик Насреддин…
— Да, я вчера дважды обманул почтенного бая, — подтвердил ходжа.
— Один раз ты обманул меня, нечестивец! А потом удрал за орехами и пропал… Я ждал тебя четыре часа…
Весь базар знал о споре и внимательно слушал бая. Но когда Абдулла сам сознался, что Насреддин заставил его четыре часа зря прождать себя, то поднялся такой шум, какой бывает в небе при сильной грозе.
— Неужели ты не понимаешь, — объяснил Керим-ростовшик, — что, раз Насреддин заставил тебя быть посмешищем и четыре часа ждать его зря, он обманул тебя! Говорил я — не связывайся с ходжой…
— Давай баранов! — шумел базар. — Давай баранов!
Абдулле пришлось отдать ходже пятнадцать баранов, а тот передал их тут же Кериму, в уплату долга Икрама.
Среди базарной сутолоки осталось незамеченным исчезновение Длинного Носа. Только что он стоял рядом с Насреддином — и вдруг его не стало. Раз Абдулле не удалось посрамить ходжу в споре, то нужно было пускать в ход последнюю из заготовленных ловушек: кражу ишака.
На эту кражу Абдулла, толстый судья и их друзья возлагали большие надежды. Подручные Абдурахмана выполнили все очень четко, как и положено профессиональным мошенникам, имеющим опыт придворной жизни.
Абдурахман посоветовал ходже ехать к колодцу кратчайшим путем: по старой, заброшенной дороге. Насреддин, разумеется, принял этот совет недоверчиво. Но друзья подтвердили: действительно, по старой дороге ближе вдвое, хотя часть ее придется идти пешком: ишак может поломать ногу среди мелких ям и колдобин.
Длинный Нос и строил свои расчеты именно на том, что Насреддин вынужден будет некоторое время вести ишака под уздцы.
Возле старого засохшего дерева Насреддин слез с ишака, взял его за повод и, думая, как обычно, о чем-то своем, пошел по расковыренной каменистой дороге. Пройти надо было немного, а дальше путь уже снова становился пригодным для верховой езды.
Кража была совершена так ловко, что Насреддин ничего не заметил. Первый вор — а это был брат муллы Хасан — снял с ишака недоуздок и надел его себе на шею. Второй вор тихо увел ишака в сторону, а затем спрятал его в находящейся поблизости пещере.
Так они и лавировали среди ям: ходжа, а сзади — вор.
Только когда Насреддин собрался вновь взгромоздиться на своего четвероногого спутника, он обнаружил вместо ишака… средних лет мужчину довольно отвратной внешности.
— Кто ты? — спросил изумленный ходжа.
— О Насреддин, — со слезами ответил мужчина, — я твой ишак! Неужели ты не узнаешь меня? И-аа, и-аа…
«Интересно, во что обратится эта затея!» — оправившись от удивления, подумал ходжа.
Он обошел вокруг «ишака», потрогал уши, поискал под халатом хвост. Потом развел руками:
— Да, у тебя есть что-то общее с длинноухим. Расскажи мне, что же произошло с тобой, о мой верный ишак?
— Я долго был твоим ослом, — утирая пот со лба, начал мошенник. — Помнишь, ты купил меня на базаре в Хиве…
«Положим, я только говорил всем, что я купил ишака в Хиве, — усмехнулся про себя ходжа, — а на самом деле мне подарили его в Коканде. Ну ладно, что-то мы услышим дальше…»
— А знаешь ли, хозяин, как я стал ишаком? — продолжал мошенник. — Началось с того, что я был непочтителен со старшим братом, потом перестал слушаться свою мать. И она прокляла меня однажды в припадке гнева. Она сказала так: «Чтоб ты стал ишаком, нечестивец! И чтоб ты попал в услужение к такому же нечестивцу и вероотступнику, как ты сам!» Великий аллах! Я тут же стал обрастать шерстью, конечности мои превратились в копыта, и вместо человеческой речи я стал кричать по-ишачьи: «И-аа, и-аа!» И самое печальное, что я родом из этого города! Я ходил по родным улицам и кричал «и-аа, и-аа», призывая родных. И никто не откликнулся. Отпусти меня, великий и мудрый Насреддин, к родным! И сам обратись душой к аллаху, который во славу веры творит чудеса на глазах твоих.
— Конечно, — весело сказал Насреддин, — я должен был бы доехать на тебе до дальнего колодца, где меня ждут караванщики…
— Да тут же рядом! — испуганно произнес «ишак». — Ты и сам дойдешь.
— Тебе как ишаку это расстояние кажется близким, а мне, старику, далеким. Может быть, ты обернешься еще раз ишаком, довезешь меня до места, а потом уж будешь устраивать превращения?
— О ходжа! — взмолился Хасан. — Ведь моя судьба в руках аллаха! От него, а не от меня зависит, кем быть!
— А не сообщил ли тебе аллах, — спросил ходжа, — сколько времени тебе недостает, чтобы обратиться в святого?
— Нет, — растерялся мошенник, — не сообщил…
— Ну так я тебе покажу прямую дорогу к святости — с этими словами Насреддин начал прутом стегать «ишака», и тот, запутавшись в ишачьей сбруе, даже не мог увертываться от ударов.
— Будь почтителен со старшими! — приговаривал Насреддин. — Слушайся матери! Веди себя хорошо! Не обманывай! Не воруй! Не мошенничай! И тогда ты из простого человека превратишься в святого! Будешь святым ишаком!
— Ой-ой-ой! — кричал брат муллы, стараясь вырвать из рук ходжи уздечку.
— Ах, ты еще недоволен?! — вскричал ходжа и, ловко взгромоздившись на вора, погнал его вдоль дороги. — Беги веселее! Покажи, чему ты научился, побывав ишаком! Теперь я понимаю, кто меня послал к дальнему колодцу! Ишаки вроде тебя!
Так ходжа и въехал в город верхом на воре.
…Все сразу же узнали о пропаже ишака. Город только и говорил об этом.
«Аллах не любит Насреддина! — прошамкал мулла, впервые после случая с «дарами» появившийся в мечети. — Раз нечестивцев посылают на мучения к ходже — значит, ходжа ничем не отличается от шайтана…»
«Насреддин проклят, — заявил Абдулла, — раз у него среди бела дня пропадают ишаки».
«Не имейте дела с этим неверным!» — призывал толстый судья.
А на следующее утро на базаре охотник Вахоб увидел ишака Насреддина. Его продавал какой-то незнакомый человек. Продавец пытался скрыться, но подоспевший Икрам задержал его, а Вахоб отправился за ходжой. Да, сомнений не было: продавался ишак Насреддина. Но как доказать, что это именно он? В глазах посторонних все ишаки одной масти похожи друг на друга, как кошки ночью. То, что серый радостно приветствует своего хозяина и даже узнает его среди толпы, ничего не доказывает. Можно и чужого ишака приучить узнавать кого угодно.
Сам ходжа мог определить по одному ему известным приметам, что это его собственный ишак. Но этого было недостаточно для суда.
— Какой ты невоспитанный! — сказал Насреддин, гладя ишака по холке. — Опять не был почтителен со старшими! Опять не слушался матери! Значит, мои уроки не пошли тебе впрок?