он, — С какой стороны мне ждать удара?
Ответа не было. Единственной его зацепкой было назначение наследного принца. Дан не знал, как устроена система престолонаследия в этом мире, но не сомневался, что вокруг этого мероприятия будет крутиться множество опасных интриг. Тем более что выводы о жестокости этого мира он уже сделал из слов служанки Лю и евнуха Вона. Могло ли быть так, что Лиминь просто-напросто сбежал от тех козней, что строили ему братья?
Или же интриги вокруг назначения наследного принца — сущая мелочь в сравнении с той угрозой, о которой Дан еще не знал?
В любом случае, первое, что нужно было сделать, это отправиться в Чен-Мэй-Ву. За окном давно рассвело; самое время было подняться и выйти на улицу.
Никого, кроме него, в покоях не обнаружилось. С одной стороны, это было плюсом: Дана аж передернуло от мысли, что кто-то будет стоять и смотреть, как он спит. С другой, минусом, поскольку теперь ставило его в весьма неловкое положение.
Первым его порывом было снова попробовать одеться самостоятельно, но он остановил себя. Он должен привыкать вести себя так, как вел бы себя принц Лиминь, если не хочет привлечь ненужного внимания.
Конечно, дело в этом, а не в том, что от нового опыта он испытал постыдное удовольствие.
Итак, будем рассуждать логически. Лиминь не одевается сам, его одевают служанки. Но сейчас служанок здесь нет. Тогда каковы его действия? Идею высунуться в коридор и позвать кого-нибудь оставим, как явно плебейскую. Даже если принц мог сделать это при необходимости, он не стал бы делать так каждый раз. Если проблема известна, у нее должно быть установленное решение.
Тщательно обыскав комнату, Дан наконец нашел, что искал. Шелковый шнурок, свисавший с балдахина, тянулся к стене и уходил в специально проделанное отверстие. Как предположил юноша, на другом конце шнурка должен был быть колокольчик в комнатах прислуги.
Только прежде чем тянуть за него, он все же натянул местные «трусы».
Служанкой, пришедшей на зов, оказалась не Лю: хотя все три девушки были похожи внешне, эта была чуть выше ростом, обладала более узким лицом и смуглой кожей. Однако она не уступала ей ни красотой, ни услужливостью, и Дану снова пришлось напоминать себе, как мантру, ставшие уже привычными соображения. Благо он сразу сказал ей, что не в настроении для развлечений, так что свою работу она выполнила быстро и ни на что не отвлекаясь.
Хотя его «настроение» она могла увидеть невооруженным взглядом.
Взяв меч и надев на шею талисман, Даниил вышел во двор. Карета и охрана уже ждали его, хотя когда он выбирал способ передвижения вчера, то представлял себе нечто более… основательное. Хотя бы классический европейский экипаж.
Больше всего карета напоминала деревянный ящик размером где-то три на полтора метра. Нижняя половина стенок была сплошной, верхняя — решетчатой. Сверху «ящик» был укрыт изогнутой крышей, а снизу — установлен на платформу. Эта самая платформа покоилась на двух колесах и сохраняла ровное положение только за счет специальной подставки, дававшей ей третью опору.
Две запряженные в карету лошади, одна рыжая, другая серая в яблоках, казалось, ехидно скалились, лучше людей почувствовав, насколько привычен господину такой способ передвижения.
Дан, однако, постарался сохранить видимость невозмутимости.
— Евнух Ли, евнух Ган — вы на козлах. Евнух Ли пусть правит лошадьми, а евнух Ган показывает дорогу. Наша цель — Чен-Мэй-Ву. Евнух Чжан, евнух Юн, на вас охрана. Мне нужно, чтобы если мои братья или кто-то еще решат устроить засаду, мы узнали о ней как можно скорее.
Он надеялся, что о том, как именно организовать охрану, какие-то инструкции у них уже были, поскольку сам не имел достаточного опыта, чтобы сказать по этому поводу что-то умное.
Когда же карета тронулась, Даниил тут же мысленно проклял того, кто проектировал этот гроб на колесиках. Трясло его немилосердно, и если первоначально он рассчитывал в дороге осмотреть места, через которые они поедут, то очень скоро все его мысли сосредоточились на том, чтобы не опозориться и не вывалить свой завтрак.
И как Лиминь умудрялся в этой пыточной машине еще и трахаться?!
Всадник в простом соломенном плаще, скрадывавшем фигуру, следовал за каретой до бамбуковой рощи, возле которой дорога раздваивалась. Низко надвинув шляпу на глаза, он внимательно наблюдал, куда направится третий принц.
Если бы он направился по левой дороге, в сторону владений клана Лунь, то за ним пришлось бы последовать далее: нужно было бы убедиться, что принц не съедет с дороги и не изменит курс на земли Цзао.
Однако этого не потребовалось. Принц свернул направо, в сторону земель клана Фен. Здесь дорога пролегала через бамбуковую рощу, и свернув с проторенной колеи, карета просто не проедет через заросли.
Можно было докладывать.
Всадник остановился и, привязав лошадь, ушел подальше от дороги. Он не боялся, что лошадь украдут: тот, кто додумался бы украсть лошадь заклинателя, пусть и всего лишь третьего ранга, не заслуживал даже почтительной речи над могилой.
Если от него осталось бы, что класть в могилу.
Наконец, убедившись, что с дороги его не видно, он остановился. Извлек из-за пояса лист бумаги и быстро, убористым почерком написал на нем свои наблюдения. Принц Лиминь отправился в земли Фен, взяв с собой лишь четырех охранников и не оповещая никого официально о своем визите.
Этого достаточно, чтобы план господина мог осуществиться.
Закончив писать, всадник педантично приложил свою личную печать, поручаясь жизнью за все написанное. Затем с величайшим почтением извлек из походной сумки небольшого бумажного журавлика. Создать подобную вещь самостоятельно было бы ему не по силам, даже будь Дерево его стихией.
Привычным образом прицепив письмо, заклинатель кольнул палец иглой и окропил кровью символы на крыльях.
«Жизнь» и «Ветер».
В следующий же момент журавлик зашевелился. Подхватив письмо, он поднялся над бамбуковой рощей и устремился обратно к столице.
Неся весть о скором крахе третьего принца.
Глава 4. Серебро
"Когда из глины и грязи родились первые люди, Небожители смеялись над ними. Люди были слабы и бессильны, ползали в грязи и не смели поднять глаз на Небо. Голос их был жалким писком, а жизнь полна страха перед буйством стихии, диким зверем, заразной болезнью и всемогущим Временем.
Единственной на всех Семи Небесах, кто сочувствовал людям, была Одинокая Хэнъэ, богиня Луны. Смотрела она на то, как забавлялись другие боги со своими смертными игрушками, и непереносимая печаль терзала её сердце. Казалось ей, что все