- Обычные собачки, - сказал я. – Гостеприимные. В отличие от их хозяев.
- Так чё те надо, пекарь? – повторил бородач.
Он решил оставить клифов в покое – вновь переключил внимание на меня.
- Пришёл в гости, - ответил я. – К госпоже Белецкой. Разве не понятно? Уверен, что она будет рада меня видеть.
Приподнял руку. Сам не понял, какой собирался изобразить жест – не успел понять. Одна из собак тут же сунула под мою ладонь голову, напрашиваясь на ласку. Тихонько заскулила. Ну точно, как щенок. Но не спускала при этом настороженного взгляда с бородатого толстяка. Как и два других клифа. Не стал разочаровывать псину – похлопал ладонью по её лбу. Не сумел избежал встречи с собачьим языкам – сука умудрилась лизнуть меня в лицо: вот уж действительно… самка собаки.
- С чего бы это ей радоваться? – спросил мужик.
Он наблюдал за тем, как я… не гладил – скорее тёр собачий лоб. Всем своим видом показывал, что он не простит четвероногой предательство. Но та пока в его прощении и не нуждалась.
- Потому что она хотела меня увидеть. Сама меня сюда пригласила. Вот: я пришёл.
Бородач ухмыльнулся.
- Хотела? Разве? Что-то я об этом не слышал.
- Зачем мне вас обманывать, уважаемый? - сказал я. – Можете уточнить этот вопрос. У госпожи Белецкой. Прямо сейчас. А я пока поиграю с собачками.
Клифы радостно запищали.
Неужто поняли, о чём я говорил?
- Я уточню, - пообещал мужик. – Обязательно уточню, пекарь. Жди…
Взглянул на волкодавов.
Нахмурился.
- …здесь.
***
Собаки не прекращали добиваться моего внимания. Толкали лбами, тыкали носами, наступали на ноги, хлестали меня хвостами. Ну и, конечно, продолжали облизывать моё тело, точно эскимо. Попытки оттолкнуть принимали за игру – радостно повизгивали и фыркали. На мои увещевания и угрозы почти не реагировали. Лишь показывали, что услышали меня. Но тут же забывали о просьбах «отвалить». Преданно заглядывали мне в глаза, вновь пытались лизнуть мои губы – едва успевал отворачиваться.
Наверняка, эти волкодавы так же справлялись и с волками: зализывали тех насмерть или случайно ломали серым хищникам хребты при попытке «поиграть». Сейчас мне не верилось, что эти три здоровенных подлизы могли рвать противников на части. Взгляды карих глаз говорили мне о том, что их владельцы вовсе не злые охранники. А «белые и пушистые» щеночки – просто большого размера. Я едва не задохнулся от запаха псины и вони из клыкастых пастей, пока дожидался возвращения бородача.
Мужик вернулся уже при оружии: с тесаком у ремня. Держал руку вблизи потёртой рукояти, грозно сверкал глазами, явно поднабравшись боевого задора. С недобрым прищуром взглянул на собак (те встретили его предупредительным рыком: почувствовали угрозу с его стороны). Но за оружие не схватился – лишь пренебрежительно скривил губы. Да и волкодавы не сделали попытку к нему подойти – посматривали на бородача из-за моей спины. Игривыми щенками они сейчас не казались.
Бородач указал на меня пальцем.
- Ты, - сказал он, - иди за мной. А эти…
Он направил палец на клифских волкодавов.
- …пусть остаются здесь. Наверх им нельзя. Мама Нора запрещает.
Взгляды трёх пар собачьих глаз скрестились на моём лице. Прочёл в них вопрос. Клифы словно поняли, о чём сказал мужик. Но показывали, что тот им не указ. Ждали моего решения. Причём, судя по их довольным мордам, не сомневались: я не брошу их в этом коридоре. Пришлось мне разочаровать собак. Какими бы влюблёнными глазами они на меня ни смотрели – брать их к Мамаше Норе в мои планы не входило: в покоях Белецкой мне их помощь не понадобится.
Велел клифам оставаться на местах – ждать. Зверюги поняли мой приказ. И точно обиделись. Кобель опустил уши, отвернул морду (но украдкой всё же следил за выражением моего лица). Мне почудилось, что в глазах самок блеснули слёзы: женщины всех видов прекрасно понимали, каким именно способом могут влиять на решения мужчин. Вот только не на того напали: влажный блеск глаз на меня давно не действовал. Как и показные обиды. В подобных состязаниях характеров я опытный боец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Проследовал за бородачом – тот поспешно прикрыл за нами дверь, даже щёлкнул замком. Я улыбнулся, но не поделился со спутником сомнениями по поводу того, что хлипкая дверка сумеет преградить путь трём четвероногим монстрам. Пусть хоть стулом её подопрёт, если ему так будет спокойнее. Бородач повёл меня на второй этаж. Там по длинному освещённому лишь фонарями проходу довёл до очередного поворота. Потом мы снова стали взбираться по ступеням.
Обстановка в доме Белецкой претендовала на статус «роскошная» - по провинциальным меркам. Производила на меня впечатление лишь безвкусицей. Мне казалось, что я шагал по складу старьёвщика. Повсюду замечал вазы и статуэтки сомнительной художественной ценности (впрочем, я не знаток искусства); видел подобранную по цвету, явно не к месту расставленную мебель. Но парочка предметов меня заинтересовали. Как, например, то кресло-качалка. Всегда о подобном мечтал. Обязательно прикуплю похожее… когда-нибудь.
Третий этаж дома оказался не таким мрачным, как прочие. Никаких узких коридоров – взобравшись по ступеням, мы ступили в большую просторную комнату. Здесь из многочисленных окон лился солнечный свет. Он хорошо освещал украшенный лепниной потолок, шкафы со стеклянными дверками, столы и массивные диваны. Впервые в этом мире я увидел на полу ковёр – без рисунка, с бежевым коротким ворсом. А вот дверь на стене заметил не сразу – лишь когда бородач подвел меня к ней едва ли не вплотную.
Мужик жестом велел мне остановиться.
Убедился, что я выполнил его распоряжение – приоткрыл дверь, заглянул за неё.
- Пусть заходит, - услышал я женский голос.
Бородач распахнул дверь, обернулся ко мне.
- Входи, пекарь, - сказал он. – И не вздумай чего учудить. Не то…
Что «не то», он не договорил. Лишь сдвинул брови и прикоснулся к рукояти тесака. Посторонился.
Когда я проходил мимо него, бородач добавил:
- Я слежу за тобой, пекарь.
- Следи, - разрешил я.
Вошёл… в просторную спальню.
Почему-то рассчитывал увидеть здесь огромное ложе – обязательно под балдахином. Непременно с периной, заваленное большими подушками. Но койка Мамаши Норы оказалась не намного больше моей. Двухместная, весьма скромная на вид кровать стояла в дальнем от меня углу – с незатейливым деревянным изголовьем, прижатым к стене; на кривых толстых коротких ножках. Перина на ней всё же лежала. Как и подушка весьма небольшого размера – всего одна.
- Что, милок? Соблазнился на сладенькое?
Белецкая сидела в кресле около окна – похожая на дрессированного тюленя. Босая. Забросив ногу на ногу, указывала на меня оголённой белой коленкой. Судя по её виду, проснулась она не так давно: предстала предо мной наспех причёсанная, с красными полосками на лице. Рассматривала меня мутными спросонья глазами, презрительно кривила губы. Её толстые пальцы, унизанные кольцами и перстнями, суетливо поправляли края халата на груди.
Отметил, что бородач вошел в спальню следом за мной – не остался снаружи. Пропустил момент, когда мужик подтолкнул меня в спину, вынудив сделать по направлению к Мамаше Норе ещё пару шагов. Хотел было высказать ему недовольство… Но передумал: краем глаза я заметил сбоку от себя движение. Повернул голову – увидел на стене большое ростовое зеркало. В нём – своё отражение: голый торс, запутавшийся в волосах зелёный лист, зажатую в руке смятую рубаху.
Взглянул на себя внимательно. И сразу же отметил произошедшие во мне изменения. В этом мире я впервые обнаружил столь большое зеркало. Но по пути из Следков не раз разглядывал доставшееся мне по наследству тело – на гладкой водной поверхности озёр и больших луж. Поэтому прекрасно представлял, как выглядел со стороны… раньше: был тощим, костлявым. С тех пор я так и не обзавёлся жировой прослойкой под кожей. Зато заметно окреп. Поверх скелета наросли мускулы.