Читать интересную книгу Соперницы - Ольга Покровская

– Хороший мой…

Эд подался вперед, обхватил ладонями мое лицо. От его темно-каштановых с медным отливом волос пахло холодом, а от рук, тронутых загаром, – солнцем. От этого запаха, от прикосновений неловких нетерпеливых пальцев в голову гулко ударила кровь. Дыхание сбилось, я почти перестала соображать.

– Вот вы где! – раздался прямо над нами низкий голос Голубчика.

Мы, словно парочка застуканных на месте преступления школьников, отпрянули друг от друга. Однако Анатолия Марковича, похоже, вовсе не волновали наши страстные поцелуи. Его высеченное из мрамора лицо античного героя было, разумеется, как всегда исполнено властного спокойствия, однако в глазах читалась все же некоторая озадаченность. Бармен, завидев подошедшего хозяина, бросился протирать столик и менять пепельницу. Голубчик же, отослав его прочь небрежным жестом, приземлился напротив и спросил меня, внимательно глядя прямо в глаза:

– Алена, сегодня, когда вы со Све… Стефанией гуляли по городу, ничего не произошло?

– М-м-м… Что вы имеете в виду? – на всякий случай уточнила я.

– Не знаю… Может быть, что-то ее расстроило, напугало, – предположил он. – Что-то не нравится мне ее состояние…

– Она ведь еще утром начала хандрить, – напомнил Эд. – Может, отвыкла от этого климата?

– Мда, наверно, эта поездка была не слишком хорошей идеей, – сдвинул могучие брови Голубчик.

Э, нет, друзья мои, встрепенулась я. Только не вздумайте раньше времени отчалить по домам, дабы уберечь хрупкую нервную систему примадонны от лишних потрясений. В мои планы это совсем не входит.

– Так как же, Алена? Вы ничего не заметили? – снова уставился на меня Голубчик с видом государственного прокурора.

И я уверенно тряхнула головой:

– Нет, ничего такого я не заметила. По-моему, она просто немного устала. Да и солнце было очень яркое, наверно, у нее голова разболелась.

Ни слова о произошедшей днем «встрече на Эльбе». По крайней мере, пока сама не разберусь, что за отношения связывают итальянскую напыщенную синьору и российского зашуганного неудачника, и не соображу, как лучше использовать такую ценную информацию. Ответ же на этот животрепещущий вопрос следовало поискать в черной клеенчатой тетради.

8

Я взбегаю по крутой деревянной лестнице. Ступеньки стонут и кряхтят под ногами. Я знаю, что он догонит меня, но все равно на всякий случай перевешиваюсь через перила и кричу вниз:

– Не поймаешь!

Проскакиваю площадку второго этажа и несусь выше, на чердак. Влетаю в низкую комнатушку под крышей с покатым дощатым потолком. Старая скрипучая дверь захлопывается за мной. Я стою посреди комнаты, жадно вдыхая пряный запах слежавшейся соломы, сердце подпрыгивает от быстрого бега. За маленьким низким оконцем шуршат капли дождя.

Дверь снова хлопает. Я слышу его прерывистое дыхание, стою все так же, не оборачиваясь, не сводя глаз со стекающей по ветвистой трещине на стекле капле воды. Он приближается бесшумно, как опытный хищник, и я вздрагиваю, почувствовав прикосновение его губ к шее. Руки его стаскивают с меня через голову колючий свитер, я подчиняюсь его движениям, как тряпичная кукла. У меня нет больше своей воли, я хочу делать лишь то, что велит мне он.

Он целует между лопаток. Лицо влажное от дождя, ресницы трепещут на моей коже. Потом разворачивает меня к себе, приникает к губам, и в животе у меня вспыхивает пламя. Мне кажется, что от наших прижатых друг к другу тел сейчас посыплются искры и загорится солома на полу. Пальцы мои, выпачканные в золе, оставляют темные следы на его коже, будто нас и в самом деле опалило огнем, и у губ его горьковатый дымный привкус.

Колени мои дрожат, и он осторожно опускает меня прямо на пол. Сухие травинки щекочут спину. На секунду мне становится холодно, но вот он прижимается ко мне, снова обжигая. Я больше не знаю, где я и где он. Я чувствую, как исчезает, испаряется моя душа, и словно со стороны слышу собственный хриплый крик.

Потом мы лежим, сраженные, остывающие, медленно возвращающиеся в себя. Дождь кончился, и в окно бьет солнечный луч, дробясь в мокром стекле на тысячи радужных осколков. Я закидываю руки за голову и потягиваюсь, учась снова, клетка за клеткой, ощущать собственное тело.

– Стой! – вдруг говорит он. – Не двигайся!

И я застываю на полу. Он торопливыми судорожными движениями нашаривает джинсы, достает из кармана огрызок карандаша, отдирает от покрывающих стены выцветших обоев неровный кусок и принимается рисовать, изредка быстро поглядывая на меня из-под упавших на лоб спутанных влажных волос. В серьезных прищуренных глазах его солнце зажигает изумрудные искры, сильные умелые пальцы скользят по бумаге. Я смотрю на него из-под полуопущенных ресниц. Я еще не знаю, что когда-нибудь буду исступленно ненавидеть это прекрасное точеное лицо греческого бога и больше всего на свете захочу уничтожить его, стереть навсегда из своей памяти.

– Светка, давай еще разок для верности! – попросила Тата и опустила руки на клавиши пианино.

– Нет! Не могу больше. Надоело!

Семнадцатилетняя Света повалилась в кресло, закинула ноги на подлокотник и принялась смотреть в потолок. Тата неодобрительно покачала головой. В их отношениях давно уже выработались неизменные роли: Тата – серьезная рассудительная наставница, Светлана – очаровательная взбалмошная сумасбродка. За многолетнюю дружбу эти роли так закрепились за ними, что сейчас стало уже непонятно, так ли уж нужна постоянная опека легкомысленной Свете и действительно ли Тата такая обязательная и ответственная, или девушки просто продолжают по инерции двигаться в заданном раз и навсегда направлении.

Теперь, когда Светлане в самое ближайшее время предстояли вступительные экзамены на вокальное отделение консерватории, Тату приставили к ней заботливые родители в качестве стража-репетитора. В ее задачи входило следить, чтобы абитуриентка не удрала гулять и не слонялась целыми днями без дела, а занималась и занималась. Ирония ситуации заключалась в том, что Светка, бессменная участница всех школьных концертов, лауреатка многочисленных детских конкурсов, ни капли не боялась предстоящих экзаменов и готовиться не желала. В совместных занятиях была скорее заинтересована Тата, собиравшаяся попытать счастья в консерватории уже в третий раз. Бог весть отчего она, обладавшая не слишком сильным, хотя чистым и приятным голосом, решила тоже идти на вокал. Должно быть, вслед за Светкой, которая с самого детства иной карьеры для себя и не мыслила, заразив этой мечтой и неизменную строгую подругу-дуэнью.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«Наш домик маленький» – ария из оперы «Тоска» Дж. Пуччини.