уже повидал — хотя, может быть, это была дань времени.
Интересный разбор рисунков Дейнеки начала века сделал Андрей Губко, исследователь и знаток творчества художника, хранящий значительную часть его архива. Изучая листы юного Саши, Губко пишет: «Динамичен сам взгляд на натуру: лицо человека дано и в фас, и в профиль, тут же полнофигурное изображение; в композиции смело совмещаются контрастные элементы — портреты, фигуры, предметы, надписи и т. д. Эти наивные и занятные рисунки сопровождаются автографами — „Диенека — нина“, „Денека — ниночка“. Некоторые рисунки, например, „Лошадь“, „Спящий мальчик“, очень живы, хотя в них уже чувствуется твердость, уверенность и определенность линий». Изучая рисунки еще юного Дейнеки, исследователь наблюдает, как от первых бытовых зарисовок он постепенно переходит к изображению фигур, натурщиц и танцовщиц с покрывалом в духе Льва Бакста. Первые его графические женские портреты отличаются необыкновенным изяществом и притягательной прелестью.
В студии Саша окончательно понял: главное его призвание — живопись. Не побоявшись вызвать гнев отца, он сделал решительный шаг и, оставив железную дорогу, осенью 1916 года отправился в Харьков — ближайший от Курска крупный город, где было художественное училище. С этого момента, как вспоминал он позже, и началась его самостоятельная жизнь. «Отец, рабочий, недолюбливал художников, выбор мой не поддерживал и потому мне не помогал материально», — рассказывал Дейнека. В одном из харьковских писем семнадцатилетний студент жалуется родителям, что «поотморозил уши и руки», потому что у него украли перчатки. Просит прислать денег, поскольку «израсходовался», но мы не знаем, выполнил ли эту просьбу отец, раздосадованный упрямством наследника.
Среди педагогов, с которыми он встретился в Харькове, Саша с особой теплотой относился к двух мастерам-наставникам — М. Р. Пестрикову и А. М. Любимову. В разные годы оба прошли обучение в Императорской академии художеств, где получили блестящее профессиональное образование; в начале творческого пути были близки к передвижникам, выставлялись на их выставках, но уже в конце 1880-х — начале 1890-х годов стали осваивать новые направления в искусстве. В 1912 году Александр Михайлович Любимов по рекомендации И. Е. Репина приехал в Харьков, где возглавил художественное училище, в судьбе которого деятельное участие принимал великий живописец.
Илья Ефимович Репин, как известно, был родом из Чугуева, что недалеко от Харькова, и на протяжении всей своей жизни не прерывал связей с малой родиной. Репин воспитал целое поколение харьковских художников, которые учились в его классе в Петербургской академии художеств, а потом преподавали в Харьковском художественном училище и художественных студиях города. С особым воодушевлением поддерживал он деятельность частной школы рисования и живописи, созданной в 1869 году благодаря подвижнической деятельности М. Д. Раевской-Ивановой (1840–1912), первой в Российской империи женщины, которой Петербургская академия художеств выдала диплом и присвоила звание классного художника.
История этой необыкновенной женщины-подвижницы, сыгравшей значительную роль в развитии отечественного художественного образования, заслуживает отдельного рассказа. Мария Дмитриевна Иванова (в замужестве Раевская-Иванова) родилась в харьковском селе Гавриловка в семье крупных землевладельцев. Родители дали дочери прекрасное домашнее образование, что она подтвердила блестящей сдачей экзаменов перед серьезной гимназической комиссией. На экзаменах Маша познакомилась с известным педагогом и просветителем Х. Д. Алчевской. О ее неутомимой деятельности на пользу народного образования Мария была хорошо осведомлена и восхищалась этой необыкновенной женщиной. Это она порекомендовала девушке продолжить обучение за границей — благо семья имела такую возможность.
Пять лет будущая художница провела в Европе. Она была прилежной и любознательной ученицей, жадной до знаний. В Дрезденском университете Мария изучала немецкий язык и литературу, в Миланской академии наук — лингвистику, историю, зоологию и геологию, слушала лекции в Сорбонне и Карловом университете в Праге, посещала курсы археологии, этнографии, истории искусств. Но главной целью она считала обучение живописи, в которую была влюблена с детства. Поэтому во время учебы в Дрездене пошла еще и в частную студию живописи к профессору Академии художеств Карлу Эргардту, прославленному портретисту и автору исторических картин. Одновременно осваивала технику настенной живописи водяными красками (фресковую живопись) и брала у скульпторов уроки лепки. Словом, осваивала самые разные виды изобразительного искусства.
В Россию Мария Дмитриевна вернулась прекрасным специалистом, глубоко знающим основы теории и практики живописи. Молодой художнице очень хотелось поделиться своими знаниями с земляками, приобщить их к искусству, а самым талантливым, возможно, и помочь определиться с профессией. Но для этого не хватало «маленького пустячка», без которого невозможно было заниматься преподавательской деятельностью, — диплома профессионального художника, который выдавался только выпускникам Академии художеств.
И тогда Мария отважилась на дерзкий поступок — она отправилась в Санкт-Петербург, явилась в академию и заявила, что хочет сдать экстерном экзамены для получения заветного диплома. Администрация академии посчитала всё это чуть ли не наглостью: женщина, экстерн — и сразу диплом! Конечно, устав академии вроде не запрещал дамам сдавать экзамены и получать диплом, но до Марии Ивановой ни одной из них это даже в голову не приходило. Тем не менее настойчивую девушку допустили к испытаниям. Сначала она с блеском сдала устный экзамен по теории, который, как пишут исследователи, был проведен «с пристрастием». Потом наступило время обсуждения ее творчества. В качестве дипломных работ Мария Дмитриевна представила картины «Смерть крестьянина в Малороссии», «Девушка у плетня» и «Автопортрет». Комиссия с недоверием приняла эти произведения, не поверив, что художница сама написала их. За подтверждением авторства направили запрос в Дрезден. Получив положительный ответ, мэтры академии вынуждены были признать, что соискательница приобрела в Германии очень хорошую профессиональную подготовку, и присвоили ей звание свободного художника.
Говорят, когда чиновник канцелярии Петербургской академии художеств протянул молодой женщине заветный диплом, она будто бы поинтересовалась: «Какие права это мне дает?» — «Носить мундир», — ответил канцелярист. На самом деле, Мария Иванова отлично знала, зачем ей диплом академии: она давно мечтала открыть в Харькове частную художественную школу, которая стала бы уникальным учебным заведением, одним из культурных центров города. Своей идеей она увлекла не только мастеров искусств, но и многочисленных меценатов, поддержавших ее. Оказывали помощь школе Строгановское училище и Общество поощрения художников, известные живописцы Иван Шишкин и Иван Крамской, бывший харьковчанин Генрих Семирадский, Григорий Мясоедов. В числе прочего они помогали учебными пособиями, иногда в виде собственных рисунков, этюдов, художественных произведений. Восторженно отзывался о школе и даже прислал ей в дар свою книгу «Славянский и восточный орнамент» выдающийся музыкальный и художественный критик, историк искусства Владимир Стасов.
В организации работы Марии Дмитриевне помогали и многие общественные деятели города, среди которых был профессор Харьковского университета С. А. Раевский. Он стал