– И что у нас тут? – спросил он, указав на белый конверт у меня в руках.
Я слегка приподнял его, удивляясь тому, как нервничал.
Папа не так много говорил о маме. Не то чтобы намеренно, просто я видел опустошенность в его взгляде – то же самое я бы испытывал, потеряв Эбби.
– Это письмо.
– Которое тебе оставила мама?
Я кивнул:
– Я отдал его Эбби перед свадьбой.
– Да, я надеялся, что ты не забудешь.
– Вот я и отдал.
– Хорошо, – сказал он, прокашлявшись. – Хорошо.
– Хочешь прочитать его?
Он покачал головой:
– Оно предназначалось не мне.
Я достал из конверта тонкий листок, взгляд пробежал по изящному почерку мамы.
– Знаю. Это будто снова услышать ее. Именно такой я ее запомнил.
Он озадаченно посмотрел на меня:
– Ты ее помнишь?
Я кивнул:
– Смутно, конечно, но да. Фрагментами.
Папа задумался, а потом кивнул, подзывая меня к себе:
– Хорошо, неси его сюда.
Я подпрыгнул с места, передал лист папе и вернулся на диван.
Отец заморгал, стараясь сосредоточить взгляд, а потом при виде маминых слов на бумаге у него задрожала нижняя губа. Он прикрыл рот ладонью, пряча эмоции, потом несколько раз моргнул, и его глаза засверкали. Папа улыбнулся и покачал головой. Опустил письмо и вытер рукой глаза. Спустя долгую минуту он прокашлялся и посмотрел на меня:
– Много времени прошло. Я был рад вновь услышать ее голос. Пусть и в моей голове. Спасибо, сын.
Я кивнул:
– И я тоже по ней скучаю. Постоянно.
Он снова усмехнулся, смахнув слезу.
– Я скучаю по ней каждую секунду каждого дня. Уже проклятые семнадцать лет. И то, как ты смотришь на Эбби… – он вздохнул, – так я смотрел на твою мать. О боже, как я любил эту женщину. Я никогда ничего не испытывал до или после.
Я свел брови на переносице.
– Ты думаешь, я могу потерять ее, пап?
– Эбби?
Я кивнул.
Папа прикоснулся ладонью к губам, а потом посмотрел на пол.
Я не мог вздохнуть или шевельнуться, ожидая его ответа.
Наконец он подался вперед и посмотрел мне в глаза:
– Трэвис, мне не хочется говорить тебе этого… но твоя жена… она сильнее тебя. Ты оставишь ее прежде, чем она тебя.
Его слова вышибли из моих легких воздух, я не мог спокойно смотреть на него, не мог сдержать эмоций, тогда я закрыл лицо ладонями, давая волю чувствам.
Папа никогда не ошибался, и я мог доверить ему свою жизнь.
Я снова посмотрел на него. Я любил свою жену и поэтому уберег его от правды. И из-за той любви, которую он испытывал к маме, я знал, что он поймет меня.
Глава 7
Первый вдох
Эбби
Рядом со входом в Рейджер Холл пробковая доска пестрела объявлениями, заголовки гласили: «Продается», «Ищу», «Нужна помощь», а внизу, на полосках бумаги, были номера телефонов. На самом верхнем объявлении красовался официальный герб школы и список предметов.
Я сощурилась, читая аккуратный шрифт, потом сорвала объявление и сунула номер телефона в карман. В школе требовались репетиторы, один из предметов – математический анализ.
Шел уже второй семестр, учебники и принадлежности тяготили мой рюкзак, а лямки впивались в плечи. Я и не понимала, когда выбирала курсы перед зимними каникулами, что буду замужем и в поиске работы. Я подпрыгнула, придвигаясь к выходу и пытаясь переместить лямки рюкзака подальше от шеи, чтобы дать ей передохнуть.
Прохладный весенний ветерок подул мне в лицо, как только я вышла на бетонные ступеньки крыльца. На тротуарах, чуть поодаль от нашего серого здания, собирались студенты в куртках любого стиля и расцветок. Я посмотрела на небо, и влажный воздух окутал мое лицо. Весь день шел дождь, сначала накрапывал, потом усиливался. Утренний туман только-только начал рассеиваться.
– Привет! – выкрикнула Америка, подбежав ко мне. Она помахала мне рукой, среди этой серости ее яркая улыбка сверкала, словно солнце. Подруга подошла ко мне, прижав рюкзак к груди и тяжело дыша. – Девчонки из сестринства просто с ума сходят. Обожаю!
– О чем ты?
– О вас с Трэвисом, конечно же. Все только об этом и говорят. Мне пришлось сказать Алексис, что она завистливая тварь. В лицо. Это было феноменально.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мои щеки вспыхнули.
– Отлично.
Я пошла по тротуару, Америка последовала за мной, излучая гордость.
– Половина девчонок вообще не поверили.
Я резко остановилась.
– Во что не поверили? Что мы поженились? Или что он женился на мне?
Она пожала плечами.
– И то, и другое. – Поняв, что я обиделась, она пошла на попятную. – Да ладно тебе. Посмотри на себя. Конечно, он хотел на тебе жениться. Но это же Трэвис, никто не думал, что он когда-либо женится. На ком угодно.
Я посмотрела на свою ничем не примечательную клетчатую рубашку и оливковый жилет, узкие джинсы и высокие коричневые сапоги. Влажные волосы были собраны в высокий небрежный пучок. Я даже не могла вспомнить, нанесла ли макияж перед выходом из дома. Осмотревшись, я увидела на себе любопытные взгляды.
Кто-то присвистнул, и я обернулась, глядя на море студентов, которые расступались перед шедшим ко мне Трэвисом.
Он прошествовал до центра коридора, сунув руки в карманы джинсов, в серой трикотажной шапочке, черно-белой футболке «Ramones» под распахнутой фланелевой рубашкой в черную с красным клетку. Черные кожаные ботинки добавляли к образу парня, который словно говорил: «Не шути со мной, иначе прикончу».
Даже учитывая обручальное кольцо на его пальце, сокурсники все равно таращились. Идеальная линия подбородка, ямочки на щеках, безупречная походка – Трэвис был прекрасен. Он излучал секс и обаяние, не прикладывая особых усилий.
Меня бы не удивило, если бы он шел в замедленной съемке, а откуда-то заиграла бы «My Type» Свити.
– Посмотри только на него, – сказала я. – Вот поэтому люди не верят.
– У вас будут такие красивые детишки, я тебе зуб даю, – сказала Америка. – И ты только погляди, вы такие милашки. Женаты и оба в одинаковой клетчатой одежде.
– Разного цвета, – нахмурилась я.
Трэвис слегка улыбнулся, правая бровь чуть поползла вверх, и я сглотнула ком в горле, ощутив, как внутри все перевернулось.
Он остановился в нескольких шагах, глядя на меня с тем же выражением, как и в Вегасе, когда священник объявил нас мужем и женой. Трэвису даже не нужно было признаваться мне в любви, это было видно по его взгляду, по каждому движению, по его словам, даже когда говорил он не обо мне.
Муж чуть усмехнулся, заметив выражение на моем лице.
– О чем же ты задумалась?
Я тряхнула головой, потом обхватила его за шею.
– Все хорошо, – тихо сказала я, прижимаясь щекой к его щеке. Щекотание его щетины, аромат его одеколона – все это было таким родным.
– Я просто… – Отстранившись, я пожала плечами. – Люблю тебя.
Он несколько мгновений просто смотрел на меня, потом на его лице расцвела улыбка.
– Мне большего и не надо.
Он снял с моих плеч рюкзак, перебросил через свое, взял меня за руку и повел на стоянку.
Если кто и не таращился на нас, то только притворялся, пока мы не скрылись из виду.
Спину мне прожигали любопытные взгляды. Слышал ли Трэвис эти перешептывания о пожаре, свадьбе и том факте, что мы шли вместе после огромного скандала, который мог волновать только такой крохотный студенческий городок, как Истерн?
– Мер, ты будешь со мной разговаривать? – спросил Трэвис, толкнув ее легонько локтем.
– Возможно, когда я перестану ненавидеть тебя.
– Ведь ты не ненавидишь меня, – с улыбкой сказал он.
Она нахмурилась.
– Когда ты забираешь ее рюкзак, даже не спросив, здесь стоит призадуматься. Но не могу отрицать, что ты ведешь себя достойно.
– И это не изменится.
– Лучше, чтобы так и было, – сказала она, обнимая меня на прощание.
Трэвис повел меня по газону, держа за руку, проминая ботинками сырую землю. Я прыгала через лужи и ямы, пока мой муж наконец не подхватил меня на руки, чему я безумно порадовалась.