Читать интересную книгу Погоня за призраком: Опыт режиссерского анализа трагедии Шекспира "Гамлет" - Петр Попов

Вы – по своим делам или желаньям,–

У всех свои желанья и дела,–

Я – по своим...

И вдруг:

– Нет, преступленье налицо, Гораций,

 Клянусь Патриком!

– И дальше требует клятвы не говорить о виденном, клятвы не просто устной, а клятвы на рукоятке меча – то есть практически на кресте. Что за поворот? Решился ли Гамлет поделиться секретом? – Ничуть, он, в конечном итоге, так ничего и не рассказал. Он просто понял, что погасить интерес свидетелей к происшедшим загадочным событиям не удастся, поэтому необходимо связать их клятвой, дабы обезопасить себя. Призрак из-под земли поддерживает это требование клятвы.

Еще одно, казалось бы, противоречие: сейчас Призрак помогает Гамлету, и тот эту помощь принимает:

– Ага, старик, и ты того же мненья?

 Вы слышите, что вам он говорит?

 Извольте ж клясться.

Но тут же: «Перейдем…», и это знаменитое:

– Ты, старый крот? Как скор ты под землей!

 Уж подкопался? Переменим место.

Это противоречие, вызывающее неизменное недоумение толкователей, (в частности, Л.Н.Толстого) – легко объяснимо, если прочесть эпизод, исходя из логики действия. Гамлет, желая запугать свидетелей, де- монстрирует им способность Призрака быть повсюду («Hic et ubique») и, тем самым, делает их «поднадзорными», а также выставляет напоказ свою родственную близость с нечистой силой,* позволяющую ему столь амикашонски обращаться с выходцем из загробного мира. После таких убедительных демонстраций и угроз, свидетели будут молчать любое неопределенно долгое время, по прошествии которого Гамлет, возможно, вновь призовет их к себе. Он уже чувствует, что ему понадобится много часов и дней, прежде чем появится возможность перейти к решительным действиям; какой-то конкретный план – уже сложился:

– ...как бы непонятно

Я дальше ни повел себя, кого

Ни пожелал изображать собою...

Отсюда, собственно, начинается новый этап в жизни принца.

Что же это за план, и почему нельзя посвятить в него заговорщиков, почему необходимо обречь себя на долгое и мучительное одиночество?

Л.H.Толстой пишет: «В легенде личность Гамлета вполне понятна: он возмущен делом дяди и матери, хочет отомстить им, но боится, чтобы дядя не убил его так же, как отца, и для этого притворяется сумасшедшим, желая выждать и высмотреть все, что делается при дворе. Дядя же и мать, боясь его, хотят допытаться, притворяется ли он или точно сумасшедший, и подсылают ему девушку, которую он любил. Он выдерживает характер, потом видится один на один с матерью, убивает подслушивающего придворного и обличает мать. Потом его отправили в Англию. Он подменивает письма и, возвратившись из Англии, мстит своим врагам, сжигая их всех.

Все это понятно и вытекает из характера и положений Гамлета. Но Шекспир, вставляя в уста Гамлета те речи, которые ему хочется высказывать, и заставляя его совершать поступки, которые нужны автору для подготовления эффектных сцен, уничтожает все то, что составляет характер Гамлета легенды. Гамлет во все продолжение драмы делает не то, что ему может хотеться, а то, что нужно автору: то ужасается перед тенью отца, то начинает подтрунивать над ней, называя его кротом, то любит Офелию, то дразнит ее и т.п. Нет никакой возможности найти какое-либо объяснение поступкам и речам Гамлета, а потому никакой возможности приписать ему какой бы то ни было характер».*

Толстой средствами своего анализа с позиций жизненной достоверности пытается опровергнуть Шекспира. Но, между прочим, с тех же позиций, легко опровергнуть и логику самого Льва Николаевича: ведь для того, чтобы «выждать» (что?) и «высмотреть» (опять же – что?), даже из соображений опасения коварства со стороны дяди, – совсем не нужно прикидываться сумасшедшим! Куда естественнее и логичнее в этой ситуации сделать вид, что вообще ничего не произошло, втереться в доверие к Клавдию, закрутить любовь с Офелией, – словом вести себя так, как это делают все разведчики и шпионы. Зачем напускать на себя блажь, зачем нарочно создавать ситуацию, когда обеспокоенные король и королева вынуждены начать свою слежку, вызвать Гильденстерна и Розенкранца? Какой в этом смысл, какая логика? – Удивительно, как Толстой не заметил это кажущееся противоречие прямому житейскому правдоподобию, свойственное в paвной мере и пьесе Шекспира и древней легенде.

А, может быть, нет никакого нарушения логики поведения Гамлета ни в легенде, ни у Шекспира? Может быть, он специально ведет эту странную и опасную игру, чтобы побудить своих противников к активным действиям?

– Только приняв такую причину иррациональности поведения Гамлета, мы поймем, почему он медлит, почему сpaзy не свершает свою месть. Ему нужно, чтобы Клавдий первый напал на него!

Но по каким мотивам?

– Вот это-то и есть главный вопрос всей той части трагедии, которая заключена в отрезке между клятвой-отречением и «Мышеловкой». Сценически этот промежуток в роли Гамлета достаточно ограничен: сцена с Полонием, встреча с Гильденстерном и Розенкранцем, приезд актеров, разрыв с Офелией – вот и все… Но что предшествовало этим эпизодам?

Сколько времени «безумствует» Гамлет?

Есть ощущение, порождаемое невнимательным чтением трагедии, что прямо на следующий день после встречи с Призраком, Гамлет является в совершенно неприличном виде к Офелии «Как будто был в аду и прибежал порассказать об ужасах геенны». Так ли это?

– Оказывается, со времени той роковой встречи произошло множество событий; оказывается, слух о безумии Гамлета уже успел достичь Виттенберга, откуда вызваны Гильденстерн и Розенкранц. Более того, прошедший период датирован Шекспиром с абсолютной точностью. Полоний, получив признание Офелии, сразу же спешит с докладом к Клавдию, который занят приемом Гильденстерна и Розенкранца, а потом долгожданных послов, вернувшихся из Норвегии. Дальнейшие события развиваются непрерывно. Бывшие однокашники встречаются, затем являются актеры. Актеры получают задание от Гамлета и – «Завтра у нас представление!» Таким образом, все события от прихода Гамлета к Офелии и до «Мышеловки» заняли два дня. А на спектакле прозвучит:

– ...всего два часа, как умер мой отец.

– Нет, принц, полных дважды два месяца.

То есть – два месяца от кончины короля до появления Призрака в Эльсиноре («Два месяца, как умер... Двух не будет»), и два месяца с того дня, когда Гамлет поклялся отомстить.

– Как! Так много? – изумимся мы вместе с Гамлетом. Неужели опять «небрежность» Шекспира, его презрительное небрежение бытовыми подробностями?

А может быть, абсолютно точное ощущение гения, имеющее свой глубинный смысл? – И уже совсем по-иному воспринимаются слова Полония:

Он впал в тоску, утратил аппетит,

Утратил сон, затем утратил силы,

А там из легкого расстройства впал

В тяжелое, в котором и бушует,

На горе всем.

…………….

Он бродит тут часами напролет

По галерее.

Как интересно! Если бы я снимал фильм, я обязательно показал бы этого, слоняющегося неделями на виду всего двора принца, демонстрирующего своим поведением, что с ним что-то неладно. Но никто к нему не подходит, никто не проявляет никакого интереса. Тогда принц «меняет амплуа», теперь он начинает играть буйное помешательство, он «бушует». И все равно – никакой реакции! – Так и должно быть. Признать сумасшедшим наследника престола, сказать об этом вслух, тем более как-то попытаться повлиять на ход событий, – для этого нужно большое мужество. Пока король не признает факт сумасшествия, не оформит свое к нему отношение, не даст указаний, – всякий намек на ненормальность Гамлета со стороны придворных может оказаться роковым для них самих. Поэтому вообще лучше сделать вид, что ничего не происходит. А король почему-то упорно не реагирует на странности поведения племянника. И Гамлет доведен до отчаяния. Два месяца он старается изо всех сил, но его окружает вежливая тишина полного отчуждения.

Тогда он решается на крайний шаг. Но не будем спешить, все по порядку.

Что происходит в Эльсиноре

Вернемся немного назад. Прошло около двух месяцев с тех пор, как снят был траур, как Гамлет встретился с Призраком, как Лаэрт уехал во Францию.

Теперь мы видим Полония, отправляющего во Францию Рейнальдо для того, чтобы тот собрал информацию о Лаэрте. Обычно эта сцена воспринимается как свидетельство порочности Полония – шпиона и соглядатая – глупого, вертлявого болтуна. Надо бы понять, зачем нужна эта сцена Шекспиру, тем более, что о результатах миссии Рейнальдо мы так и не узнаем. Неужели ему так важно было скомпрометировать Полония, разве мало для этого имелось возможностей раньше и в дальнейшем?

Попробуем разобраться в этом эпизоде.

Во-первых, Рейнальдо везет Лаэрту во Францию деньги и письмо от отца. Это главная его задача. Значит и здесь, с первых реплик эпизода, Шекспиру важно отметить: прошло довольно много времени, достаточно, чтобы Лаэрт мог потратиться и ему понадобились деньги помимо тех, что он взял, уезжая из дома. В этом смысле, данный эпизод нужен, чтобы дать зрителю возможность ощутить временной разрыв.