Читать интересную книгу Морские ворота - Буало-Нарсежак

— Как раз успеете скрыться. А потом позвоните кому-нибудь из местных, и сообщите, что я здесь заперта. Значит, когда меня освободят — будет зависеть от вас. Сами дадите сигнал… Согласны? Может, в конце концов, она и в самом деле испугалась? Ну что ж, еще одна причина, чтоб стоять на своем. Он присел подальше от нее, на ручку кресла. Она закурила новую сигарету и смотрела на него прищурившись от дыма. Она курила по-мужски, не вынимая сигареты изо рта даже когда говорила.

— Это разумно, разве нет? Остаемся свободны, и вы, и я. Не надо обещаний, которые все равно не сдержать. Договор. Я за договоры… А вы?.. Ну-ну! Скажите что-нибудь… Ладно! Как хотите!

Она встала, потянулась, зевнула, не обращая больше внимания, и присела у чемодана, который принялась расстегивать.

— Почему вы не оставили его в камере хранения? Слова вырвались помимо его воли. Он чуть не стукнул себя по лбу от досады. Однако, он с нетерпением ожидал ответа, полный недоверия. Зачем таскаться с чемоданом, когда едешь всего на каких-то несколько часов в отдаленный поселок? Она медленно погладила кожу, с некой мечтательной чувственностью.

— Слишком привыкла к своим шмоткам, — сказала она. — Ценный багаж не оставляют в камере хранения.

Она открыла чемодан. Он чувствовал себя ужасно лишним, но что она подумает, если извиниться? Впрочем, она уже вытаскивала под самым носом комбинации, чулки, нижнее белье, заботливо все раскладывая на диване. Она доставала блузки, шерстяные платья, тщательно расправляя их, чтоб отвисли.

— Так мнется, — объяснила она. — Вы должны знать, раз женаты.

— Я…

— Вы сняли кольцо, но от него остался след… Это же сразу видно.

— А что вы еще заметили?

— Не думайте, что я так уж вами интересуюсь!

Диалог продолжался. Она сразу этим воспользовалась.

— Положите-ка эту стопку в шкаф… в правый нижний ящик…

— Ну как тут отказаться? Теперь он как челнок курсировал между спальней и гостиной, с яростью и отвращением таская платки, плавки, резиновые перчатки, раздушенные тряпки, которые ему хотелось швырнуть через всю комнату, но что поделаешь! Если уж вынужден играть роль тюремщика, то нельзя же в конце концов быть хамом! Он протянул руку к коробочке, но она быстро выхватила ее у него из-под носа:

— Мои сережки! — закричала она.

Потом засмеялась, обезоруживающим смехом доброй подружки.

— О! Они не дорогие, не думайте!

Она открыла футляр. Он полон был сережек; там были всякие, похожие на цветы; в виде фруктов; под драгоценные камни. Она выбрала две, как розовые раковинки.

— Красивые, правда?… Купила в Нанте, на автобусной остановке.

Сколько ей лет. Тридцать пять не меньше… а ведет себя как девчонка. Сидя на диване, поджав ноги под себя, созерцает свои сокровища.

— Голубые мне тоже понравились. Но голубое мне не идет!

Она сняла сережки, что были на ней, надела раковинки, подняла глаза к Севру.

— Как они вам? Новая хитрость? Он уже не мог понять. С Денизой все было совсем иначе! Надевая новый костюм, это он спрашивал мнения жены, и это она указывала, что необходимо перешить. Он с некоторым недоумением глядел на незнакомку, которая вскочила на ноги и кинулась к первому попавшему зеркалу.

— Ой, я совсем растрепанная, — воскликнула она.

И, кончиками пальцев, как паучок в паутине, она вернула своей прическе первозданный, изначала задуманный вид. Она вела себя совершенно естественно, без всякого страха, стеснения вызова, нарочитости. Она чувствовала себя в своей тарелке. И именно это пугало Севра больше всего остального. И завораживало. Он смотрел на нее с каким-то страхом и сдерживаемым восторгом, как на клоуна в цирке, когда был маленьким, так же, как он смотрел тогда на наездниц, эквилибристов, этих существ из другого мира, делающих невероятные вещи с застывшей улыбкой и некого не видящими глазами.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Фрек, вы же знаете.

— А имя?

— Доминика.

Он только что испугался, что она скажет: «Дениза». Она снова подошла к нему, руки в боки, тихо покачиваясь.

— Ах, вас это интересует? — сказала она с насмешкой, но без неприязни. — Доминика… Мне это имя нравится… А вас как звать?

— О, неважно. Дюбуа, Дюран, Дюпон, как хотите.

— Понятно… Господин Никто! Все окутано тайной… Вы все еще не передумали оставаться?

— У меня нет выбора… Да я переночую здесь, на диване. Я вам не буду мешать. Переночую, и все.

— Ах, так! Значит, рассчитываете провести ночь со мной?

— Я ж вам объяснил, что…

— Да, конечно… Дайте мне привыкнуть к этому.

Они опять замолчали, но на этот раз уже как-то по-другому. Между ними возникло некое сообщество, что-то странное, только из-за того, что она сказала: «провести ночь».

— Я могу запереться в своей спальне? — спросила она, и в ее голосе снова прозвучала насмешка.

— Вам нечего меня бояться, уверяю вас.

— Она лучше меня?

— Кто?

— Ваша подружка… Та, которую вы ждете.

Она не опустила оружие и продолжала искать брешь в его укреплениях. Севр сел в углу дивана, твердо решившись молчать.

— Я же все равно ее увижу; можете мне все рассказать.

Севр об этом как-то не подумал. В присутствии этой женщины ему невозможно будет поговорить с Мари-Лор. Даже если он запрет ее в комнате… Значит надо пойти в квартиру-образец?… Но тогда придется оставить Доминику одну… На его лице, наверно, ясно читалась растерянность, так как Доминика продолжала:

— Предупреждаю. Здесь вам не дом свиданий… У меня, конечно, широкие взгляды, но не до такой степени…

— Я жду свою сестру! — вне себя заорал Севр.

— Ах, вот как… Вашу сестру!

Она уже ничего не понимала, и пристально следила за Севром, не обманывает ли он ее.

— Вам не кажется, что вы должны сказать мне правду?… Раз вы не вор и не убийца, я думала, не страшно, если я обо всем узнаю, если это, конечно, не семейная тайна.

— Именно. Это семейная тайна.

— Как хотите!

Она повернулась на каблуках, как испанская танцовщица, платье на ней закружилось, приподнялось, открывая чулочную подвязку. Она направилась в спальню, но Севр окликнул ее.

— Мадам Фрек, клянусь вам, это правда… Я жду сестру… Поэтому хотел бы… То, что вы предложили, помните: я вас закрою, а потом предупрежу полицию… Да, это лучший выход. Когда она приедет, я закрою вас на ключ и уйду… И еще, если вы согласитесь не рассказывать обо всем… вы бы оказали мне большую услугу…

— Это так важно?

— Да. Никому не нужно знать, что я жду сестру. Кроме того, вы могли бы описать меня не совсем… точно; понимаете?

— В общем, вы не только держите меня заложницей в моем собственном доме, но и считаете нормальным сделать меня соучастницей в чем-то, чего я не знаю… Вы не находите, что это слишком, мсье Дюран? Она чуть повысила тон, но не казалась в самом деле рассерженной. Она лишь играла возмущение, чтоб вызвать его на откровения. Он развел руками.

— Мне очень жаль.

Она тут же передразнила его.

— Мне тоже очень жаль… — и она вошла в спальню и закрыла за собой дверь. Севр понял, что его на грани провала. Если она позвонит в полицию и скажет, что он ждал свою сестру, сразу все станет ясно. Как избежать такого риска?… Как нейтрализовать эту женщину, чьим первым стремлением будет месть? И чем дальше он будет ее задерживать, тем хуже. И потом, придется еще все объяснять Мари-Лор, рискуя совсем ее напугать. Что ж? Не может же он задушить Доминику, чтоб не дать ей… Сжать руками шею… там, где кожа все нежнее, где бьется жизнь… Только чуть-чуть, чтоб посмотреть, что будет…

Дверь спальни снова открылась. Доминика надела легкий пеньюар, подпоясанный скользящим пояском, и сунула ноги в шлепанцы. Полуобнаженная она чувствовала себя вполне уверено. В руках у нее был флакон с красным лаком и маленькая кисточка.

— Раз вы долго собираетесь меня держать, — сказала она все так же и естественно, и нарочито-наигранно, — муж начнет беспокоиться. Тем хуже для вас.

— Он далеко, — проворчал Севр.

Она открыла флакон и начала красить ногти на левой руке.

— Три часа самолетом!

— Он ревнив?

— Да, и в то же время безразличен… потому что уже постарел, теперь. Все достаточно сложно. Он столько раз был перед лицом смерти, что каждый день для него — это подарок Провидения.

— Перед лицом смерти?

— Да… Он воевал, под Ораном, там, где война была особенно ужасна.

От красного лака ужасно пахло эфиром. Севр следил за осторожными движениями кисточки, которой молодая женщина действовала с исключительным вниманием, приоткрыв рот и сдвинув брови. Не отрывая глаз от ногтей, она наощупь отступила к креслу напротив Севра, и когда почувствовала бедром подлокотник, медленно села, опускаясь на одной ноге. Пеньюар распахнулся, и он увидел черный чулок на подвязке.

— Понять не могу, как это мы поженились, — продолжала она. — Тогда я еще не была его женой. Он женился на мне позже, когда мы жили в Испании, потому что испанцы на этот счет не шутят… Вы не поддержите? Левой рукой у меня не очень получается.