— А пока давай напьемся, — предложил Трэгер.
Конечно, на самом деле он не имел в виду опьянение. В нынешнем состоянии Родригес мог выпить без последствий кварту бренди. Но они все-таки опрокинули по несколько стаканов, пока Родригес говорил — а ему нужно было высказаться. Наконец он умолк, а потом, помолчав, сказал:
— Значит, смерти объяснимы. Вот за чем охотился убийца.
Трэгер не сразу сообразил, что Еугенио Пьячере кардинал. Как и его предшественник Йозеф Ратцингер, Пьячере носил мантию только в конгрегации. На встречу он пришел в простой черной сутане, с беретом, низко надвинутым на лоб. Сняв убор, он словно похвалился лысиной. Встретив Трэгера и Родригеса улыбкой, Пьячере провел их в свой кабинет, закрыл дверь и жестом пригласил сесть. Сам он прошел к креслу с высокой спинкой, слишком просторному для него.
— Ваше известие очень тревожно, — тихо промолвил кардинал, переводя взгляд с Родригеса на Трэгера.
Родригес уронил плечи.
— Вы ничего не знали? — спросил он.
— Я ничего не знал. — На смену улыбке пришла опечаленность. — Порой я думаю, предполагала ли Богородица, сколько бед сотворит, открыв все эти тайны сестре Лусии.
— Но разве третью тайну не обнародовали? — спросил Трэгер.
— Обнародовали. Все надеялись, что это положит конец самым безумным догадкам. Разумеется, то, что ее не раскрывали так долго, воспламенило любопытство. Появились самые странные домыслы о содержании третьего секрета. И наконец его святейшество — тогда он был кардиналом Ратцингером — решил положить всему этому конец. И вот тайну опубликовали, а кардинал написал замечательные комментарии. — На мгновение вернулась грустная улыбка. — И сразу же нас обвинили в обмане. Пошли слухи, что это не все.
Трэгер внимательно посмотрел на Пьячере.
— Но больше ничего не было?
— Огласке предали все.
— Кто мог похитить послание? — спросил Трэгер.
Пьячере развел руки, словно на мессе.
— С моей стороны было бы очень опрометчиво строить предположения.
— Мы вынуждены строить предположения, ваше высокопреосвященство, — заметил Родригес.
И только тут до Трэгера дошло, что этот мягкий маленький священник, источающий святость, является одним из князей церкви.
— Предположения я оставлю вам, — любезно промолвил Пьячере. — Представляю, какое разочарование испытал похититель.
Далее кардинал развивал мысли, изложенные Ратцингером в примечаниях, сопровождавших публикацию третьей тайны в 2000 году. Суть христианской доктрины была полностью раскрыта еще во времена апостолов. Разумеется, затем происходило то, что кардинал Ньюмен назвал «развитием доктрины», — раскрытие нюансов, заложенных в основах веры. Но любое развитие истинно только тогда, когда не противоречит исходному откровению.
— Мы узнаём все больше и больше о том, чего не в силах понять, по крайней мере в этой жизни. — Пьячере покрутил перстень на правой руке, словно опасаясь, что тот свалится с пальца.
Разумеется, были и другие откровения, некоторые из которых получили официальное признание, однако и в их случае проверка на истинность заключалась в сравнении с каноном.
— У откровений простым людям есть положительные и отрицательные стороны, — пробормотал Пьячере. — Многие подобные явления укрепляют веру. Плохое же заключается в страстном желании узнать, что ждет впереди, услышать пророчества. Есть те, кто, кажется, мечтает о конце света. Разумеется, явления Богородицы в Фатиме стали благословением для церкви. Павел Шестой посещал город, а за ним и Иоанн Павел Второй. Однако суть послания, услышанного в Фатиме, стара, как сама церковь. Молитва, раскаяние, воздержание. Вся тайна заключается в том, что на самом деле никакой тайны нет.
— Но как же покушение? — напомнил Трэгер.
— Да, да, конечно. Покушение.
К моменту расставания Трэгер решил: если он когда-нибудь обратится к религии, то будет мечтать, чтобы у его смертного одра стоял кардинал Пьячере.
Беседуя на следующий день с отцом Кроу на крыше Ватиканской библиотеки, Трэгер уже знал о пропаже третьей тайны. И он никак не мог отделаться от мысли, что Кроу тоже об этом известно. Однако оставалось неясным, несмотря на вчерашнее замечание Родригеса, связаны ли как-либо убийства в Ватикане с исчезновением документов.
— Будьте осторожны, — напутствовал Трэгер Кроу, когда они спустились вниз и остановились у кабинета монсеньора.
— Я всегда осторожен.
— Хорошо.
Трэгер решил не говорить пока, что ему удалось установить связи Кроу с братством Пия IX.
III
Моторный отсек лодки Святого Петра
После ухода Трэгера Брендан Кроу еще час просидел в своем кабинете. Все, кто проходил мимо открытой двери, видели его за письменным столом, поглощенным работой, — этот день ничем не отличался от любого другого. Наконец Кроу поднялся и запер дверь, после чего долго стоял совершенно неподвижно, дыша глубоко и размеренно. Он был потрясен в тот жуткий день, когда по Ватикану разгуливал убийца; он был глубоко шокирован, обнаружив тело начальника на крыше. Но сейчас Кроу впервые прочувствовал правду в предостережении Трэгера. Он видел преступника. Если того схватят живым, Брендан Кроу должен будет сказать: «Это тот самый человек». Однако его беспокоила не только личная безопасность. Две жизни, которые Кроу вел на протяжении многих лет, теперь грозили превратиться в одну.
«Сейчас» — все, что было в послании Катены. Кроу получил его позавчера, в интернет-кафе на виа Боецио, проверив электронный почтовый ящик на имя Джона Берка. Фамилия Берка была последней из тех, которые он использовал в качестве связующего звена между собой и адресом почты, куда приходили сообщения от братства Пия IX. Все это казалось игрой.
Не каждый священник, получивший назначение в Рим, со временем разочаровывается в слишком приземленных сторонах закулисной жизни церковного руководства. Когда Джона Генри Ньюмена назначили кардиналом, он испросил разрешения не приезжать в Вечный город за красной шапкой, и такое разрешение было ему дано. Своим друзьям англичанин признался, что лучше не подходить слишком близко к моторному отсеку лодки Святого Петра. Брендан Кроу принадлежал к разочаровавшимся.
Все началось еще в годы студенчества — его потрясла ересь, которую преподаватели несли прямо под сенью Ватикана. Пришло время, и Кроу задумался: может быть, не профессоры, а он сам сбился с пути. Несомненно, эти безумные теории были известны курии, его святейшеству. Трактовка Второго Ватиканского собора ставила под сомнение само иерархическое устройство церкви. Утверждалось, что теперь мы люди Господа, а не монархическая бюрократия, ведущая отсчет с эпохи императора Константина. Нужно сомкнуть брешь между духовенством и паствой, а также между верующими мужчинами и женщинами. Безбрачие, заверяли их, скоро останется в прошлом, как напоминание о неудачной попытке понять в полной мере воплощенный характер веры. Кроу обратился к пожилому отцу Донохью, земляку-ирландцу, который преподавал историю церкви и не пользовался симпатией своих более радикальных коллег.
— Разумеется, все это чистой воды безумие, — ответил Донохью.
Достав бутылку ирландского виски, он плеснул Брендану пол-унции.
— А вы не будете, преподобный?
— Мне нужна трезвая голова.
Далее Донохью развил тему, затронутую им еще в лекциях. В долгой истории церкви период после очередного Вселенского собора нередко становился временем смуты. Особенно верно это в отношении Нового времени. Взять, к примеру, Первый Ватиканский собор. Донохью долго распространялся о Дёллингере, [23]лорде Актоне [24]и бичевании модернизма, о «старых католиках», отколовшихся от Рима. Похоже, в созерцании прошлого отец Донохью находил утешение: все пройдет. Однако Брендану Кроу этого было недостаточно.
Дисциплины, которые стали преподавать в архиерейских университетах Рима после собора, указывали на то, что произошел самый настоящий переворот. Казалось, деятелям Реформации шестнадцатого столетия предложили профессорские кафедры в Риме для распространения их доктрины. Оставался один маленький шаг до мысли, что в самом Ватикане к власти пришли враждебные силы, задумавшие разрушить церковь.