Читать интересную книгу Только ты - Наталия Костина

– Ближе к вечеру поедешь в парк Горького, обойдешь все заведения, какие там есть, и везде предъявишь потерпевших. Расспросишь, если их там видели: с кем, когда были, когда ушли и, опять-таки, с кем. Поняла?

Марина так тяжело вздохнула, что Сорокина оторвалась от бумаг и внимательно на нее посмотрела. Но расценила этот вздох по-своему:

– Что, боишься? Ну что ж, – теперь пришел черед вздыхать самой начальнице. – Раз боишься… приказывать права не имею. Да и блондинка ты… и по возрасту подходишь… ладно, у меня для тебя другое найдется. А в парк мы сейчас Скрипковскую отправим. Она девка тертая, в разработках всяких участвовала и не робеет ни тучи, ни грома, как говорится. Да и вообще, это работа опера. А наша с тобой работа – анализировать и бумажки писать. Поняла?

Марина кивнула. Писать бумажки ей нравилось куда больше.

* * *

Они съездили к Наталье на новоселье и провели там всю субботу и часть воскресенья, но… Даже после того, как оба изрядно выпили, они продолжали держаться друг от друга на некотором расстоянии. Как будто кто-то провел между ними невидимую черту, переступать которую нельзя было ни в коем случае. Опасно для жизни. И даже когда Антон Борисович – муж Натальи – отговорил Тима садиться за руль и вызвал такси, чтобы отвезти их домой, они расселись каждый у своего окна – чинно, как малознакомые люди, вместо того, чтобы воспользоваться романтической обстановкой и целоваться на просторном заднем сиденье. Тим даже не повернулся к ней, даже не взял ее за руку! Да и у Натальи в роскошной гостевой спальне, при которой имелась даже джакузи, они не воспользовались случаем разнообразить свою личную жизнь, а просто улеглись спать как супруги, прожившие бок о бок долго, даже слишком долго… Они развернулись спинами друг к другу – вернее, сначала повернулась спиной к Тиму Катя, а потом уже отвернулся и он… И пока она раздумывала над тем, не сделать ли ей первый шаг, не положить ли по привычке голову Тиму на грудь – она любила перед самым моментом сна полежать вот так, вдыхая его родной запах и слушая, как сильно и редко у него бьется сердце, – Тим встал и ушел на балкон. Сделал вид, что хочет подышать воздухом или посмотреть на луну… Конечно, она не пошла за ним. Потому что вспомнила, как за весь день он даже не посмотрел в ее сторону – болтал то с Натальей, то с Антоном, который водил его показывать разнообразные технические новшества их нового жилища. А после обеда Тим отправился гулять по лесу, который примыкал к участку, а ее с собой не позвал… и вот теперь она пойдет к нему и будет стоять и ждать, а он, чего доброго, ее и не обнимет?!

Утро понедельника началось, как всегда: Тим приготовил себе и ей завтрак, но съеден он был в полном молчании. Роскошный букет, в котором, как назло, не пожух ни один лепесток, по-прежнему торчал на подоконнике и вместо благоухания источал некий зловредный яд, разрушающий вокруг все и вся. Катя пожалела, что не избавилась от него сразу, а теперь выбрасывать было уже незачем. Тим этого запоздалого шага не оценит. К тому же после завтрака он объявил, что давно не был у своих и после работы заедет к родителям. Может быть, даже останется у них ночевать. Он ушел раньше, потому что до его работы ехать было значительно дольше, чем до Катиной.

Когда она вышла, на улице моросил противный дождь, и ей пришлось вернуться, чтобы взять зонт. Возвращаться – плохая примета, так учила ее мама. Еще мама говорила, что если уж приспичило воротиться, нужно обязательно посмотреться в зеркало. Однако Катя была в таком подавленном настроении, что совсем забыла об этом. Найдя свой веселенький светло-зеленый зонтик, она рассеянно прошла мимо зеркала и, уже выходя из квартиры, увидела, что зонт Тима болтается на крючке вешалки. Она подумала и сунула его в сумку. Может быть, Тиму некогда было бежать обратно – в больнице так же, как и у нее на службе, не жаловали тех, кто опаздывает на планерку. А может, дождь тогда еще не разошелся… От парка Горького, куда ей сегодня было выписано поручение, до неотложки рукой подать, и она решила заехать к нему на работу.

– Начальство приказало, шоб я тебя возил, – объявил Приходченко, когда Катя спустилась в дежурку. – Зараз поедем чи писля обиду? Якшо писля обиду, то я зараз кой-куда змотаюсь. Ферштейн?

Приходченко, водитель, закрепленный за их отделом, изъяснялся исключительно на суржике. Также он очень любил вставлять в свою речь иностранные слова и даже целые выражения.

Решение начальства было более чем кстати: шлепать по грязи через весь город и потом бродить по мокрому парку ей не хотелось. Да еще в одиночку! Она, разумеется, не подавала виду, что может испытывать страх. Однако после той страшной истории, когда в результате оперативной разработки она сама едва не умерла, – если бы не золотые руки Тима и не Натальин кот Финя, который тоже принимал во всем этом посильное участие, – Лешка Мищенко мог бы принести букет разве что на ее могилку… Фу ты, снова этот Мищенко! Что ж он объявился с утра у нее в мыслях? Не потому ли, что она категорически не желает с ним встречаться – но, наверное, все же придется: ее отправили на те же самые курсы повышения квалификации… и зачем, спрашивается? Неужели кого-то не устраивают ее профессиональные навыки? Или же это тайные происки Тима, который спит и видит, чтобы она ушла из оперативников хотя бы в прокуратуру, наивно полагая, что там спокойнее? Катя машинально потрогала шрам, уходящий от виска далеко вглубь ее пышной шевелюры, а затем проверила, на месте ли ее табельный ПСМ. Наверное, ее манипуляции не укрылись от всевидящего ока Приходченки, потому как он тут же спросил:

– Шо там Сорокина кажэ: маньяк у городе или как? – поинтересовался он, осторожно выруливая со двора Управления.

– Не знаю пока, – попыталась отделаться от его расспросов Катя.

– Ото й бачно, шо нэ знаешь… а за пистоль хапаешься! Та не бойсь – мы ж з тобою вдвох, так? Сама никуды нэ пидеш! – тоном ревнивого мужа предупредил Катю шофер. – Велено скрызь из тобою! Отак… Давно у нас маньяков нэ було. Годов так з пьятнадцять, мабуть. Пардон, мадам! – сказал он, попав колесом в выбоину и забрызгав водой какую-то необъятную гражданку, несущую с рынка полную кошелку помидоров. – Выбачаюсь! Я тэбэ чего спытав, Катерино: у меня ж самого две девки, не считая жинки. Дви студентки, иттить его душу! Писля занятиев додому не йдут, а на свиданки так и шастають.

– Жинка тоже? – невинно поинтересовалась Катя.

– Шуткуешь, да? – оценил юмор Приходченко. – Та хай бы й шастала, а то вже вид своих сериалов аж жопой до дивана приросла. Ой, Катерина, поганое то дело, када в городе маньяк! – Шофер снова стал серьезным, но, поскольку Катя никак не реагировала, продолжил: – Та йому моя жинка до лампочки. В нее не та весовая категория, тай возраст… Я ж чув, вин на молодых кидаеться? А девки ж у меня две! За девок чего скажешь? Ходють они на дискотеки ети самые, а оно вже й вечером тэмно, не говоря шо ночью! Чего з нымы робыть? Нэхай ходють или как?

– Не пускайте пока, – кратко ответствовала пассажирка.

– От дела! – крякнул Приходченко. – Скажешь тоже – нэ пускать! Та воны й хату рознэсуть! Угораздило жинку двух девок… слидкуй тэпэр за нымы… Як не в подоле принэсуть, так у якусь холеру вляпаються! А точно маньяк?

– Да откуда мне знать!

– Кому ж знать, як нэ тоби? – удивился Приходченко. – Ты ж теперь до дела приставлена, машину новэньку тоби ж далы, а нэ кому-нэбудь! Й на ти курсы тэбэ ж послалы, а не мэнэ! И начальство кажэ – тебя до капитана представлять будуть, если шо.

– Да? – неподдельно удивилась Катя.

– А то ж! Начальству виднее, хто дило робыть, а хто так… груши околачуе!

Кого имел в виду Приходченко под околачивателем груш, для старлея Скрипковской так навсегда и осталось загадкой. У них в отделе каждый тянул непосильную нагрузку. Не жалуясь. Не отлынивая. И даже тогда, когда становилось просто невмоготу от придирок вышестоящего начальства. Лысенко и Бурсевич недавно получили по майору, а Кате до капитана было еще далеко. Ей даже старлея дали относительно недавно. Впрочем, поговаривали, что шофер Управления Приходченко обладал неким даром ясновидения – особенно относительно очередных выговоров, а также штатного расписания. Может быть, потому, что его услугами частенько пользовалось то самое вышестоящее начальство?

– Ну, дак ты мэни скажэшь, скоко он вже положил? А то й спытать не в кого – шо я, в самого генерала пиду справляться, што ли! Пока з роботы выпруть… за панику у рядах граждан! Говорят, шо вже на второй десяток пошло… Ото так! Кирпич повесили!

– Не имею права ничего разглашать, – отбоярилась от не в меру любопытного шофера Катя, и Приходченко тут же засопел носом:

– Ото так и знав… точно, маньяк, хай бы ему сто чертей у одно место… и нихто ничего не скажеть! Хочь полгорода нехай передушить!

– Сама пока не знаю, честно, Пал Петрович… мне Сорокина материалов не давала… сюда проехать можно?