провода и копаясь в ящиках стола. Бутылки, какие-то документы… Я сгреб бумаги в черный портфель, выглянул в окно. Вдалеке раздались частые выстрелы. Черт, черт… Надо спешить. А то сейчас караульные могут начать обстрел с вышек, видя, что им никто не мешает. И подмога может подоспеть в любую минуту. Вот тогда совсем кисло будет. Понятное дело, разбегающаяся толпа сильно затормозит немцев, но всё равно — чем быстрее мы отсюда смоемся, тем лучше.
— Давай підпалимо! — к нам подошел Енот с каким-то крупным мужиком в штатском. — Це Махно… родич мій…
Ага, знаем такую родню — я заметил синие татуировки на огромных кулаках спутника подпольщика. Осмотрел свое воинство. Четверо с майором, Быков, Енот с Махно. Итого со мной девять человек. Не густо. Остальные разбежались.
— Поджигай, чего уж там, — махнул я Еноту и его родственник побежал внутрь.
Быков, наспех вытерший кровь с лица, полез на вышку снимать пулемет.
— Андрей, ты его как тащить собрался? — крикнул я ему.
— Так сейчас вот, без станка…
— Двенадцать кило, да ленты тоже не летают. Далеко не унесешь. Слезай, уходим.
Разведчик тяжело вздохнул, видать, и сам понимал, что носильщики из нас сейчас никакие.
— Да вдвоем с кем-нибудь понесем, — не согласился Быков. — Хоть и в переменку. Нельзя бросать такое добро!
Наша добыча, кроме пулемета с шестью лентами, составила пять карабинов с подсумками, браунинг и парабеллум от начкара и коменданта, да три «толкушки», найденные в караулке. Ну, и сухпаи вместе с какой-то жратвой сгребли, не разбираясь, в ранец, подаренный немчиками. Было бы время, нашлось бы еще что-то, но ждать нельзя: совсем рядом, метрах в трехстах, наверное, снова началась стрельба. Одна надежда, что это патруль какой-нибудь, а не летящие по тревоге парочка грузовиков, набитых солдатней. Хотя времени прошло совсем немного.
Оружие распределилось как-то само собой. Вот оно лежало кучкой, не успел оглянуться — а и нет ничего. Майор Иван схватил парабеллум, а карабины рассосались между остальными участниками. И только мне остались «толкушки». И сиротливо лежащий на земле ранец. Ничего, еду тащить даже приятно: мне с каждым приемом пищи легче будет, а карабин как весил четыре кило с довеском, так и оттягивает плечо, становясь все тяжелее.
Я посмотрел на черный портфель, который до сих пор держал в руках. Хорошая вещь, богатая. Да только ну его, такую радость. Бумаги комендантские — тоже в рюкзак, место там еще найдется.
— Ну, куда идем? — спросил я Енота. — Веди, не стесняйся.
— Пішли, — кивнул он. — Тут не дуже далеко.
— Погоди, — говорю я. — Еще одно дело осталось. Совсем небольшое. Командир отряда, — и я посмотрел на майора.
— Как старший по званию, принимаю командование на себя, — сказал Иван. — Приказываю следовать за…, — он замолчал, глядя на подпольщика, с которым еще не познакомился, — проводником. Замыкающий — лейтенант Быков. Старшина! — кивнул он еще одному молодому, лет двадцати пяти, — бегом в караулку, забери шинели, сколько есть.
Вот это командир, про всё думает. В отличие от остальных, тут собравшихся. Холодно ночью каждому, а про укрыться один майор подумал.
Вот шинелек немецких на всех не хватило, шесть штук только нашлось. Наделили тех, кто полегче одет, Енот посмотрел на нас, кивнул, и махнул рукой в сторону города, мол, туда идти. Я, тяжело вздохнув, вытащил из кармана комендантов браунинг и отдал ему. Так правильнее будет.
И мы пошли.
* * *
Пока пробирались на запад какими-то дворами и закоулками, пошептался с Иваном Федоровичем.
— Ничего, что я командовать начал?
— Тебя, Соловьев, Игорь Никитин узнал, царствие ему…, — майор вздохнул, вспоминая елабужца. — В штабе видел. Да и момент такой был… как раз твое командование и вывезло всё.
— Из Киева придется уходить, — тяжело вздохнул я. — Предлагаю в Брянские леса. Согласен, далеко. Можно в Припять, поближе. Но на восток отсюда не пройти, там немецких войск — хоть задницей ешь. А на юге — и того больше.
— Ну, так себе план, — пожал плечами майор. — Карта нужна, запас провизии на неделю минимум. А лучше на две…
— Это организуем, я думаю. Есть у кого спросить, — успокоил я его. — Только вот какая заковыка. Тут в Дарницком лагере Яков сидит. На казнь привезли. Так что предлагаю задержаться.
— Кто это хоть? — не понял Иван. — Знакомый?
— Яков Иосифович Джугашвили, — уточнил я.
— Самого… сын?!
Майор обалдел, даже остановился.
— Пойдемте, а то отстанем! — я подтолкнул вперед Ивана Федоровича и мы догнали основную группу.
Виляли мы еще так — то один плетень перескочим, то бегом от дома к дому. Хаты стояли темные, ставни закрыты. Только изредка собаки вдали лаяли. Хорошо, что выпавший снег стаял — иначе нас бы выдали следы. Интересно, откуда Енот так здешние места знает? Но ведет отлично: ни одна живая душа не встретилась по дороге. А отмахали уже больше километра, стрельба в районе лагеря, возникающая время от времени, стала намного глуше.
— Откуда узнал? — продолжил допытываться командир.
— Подслушал телефонный разговор коменданта.
— А ты немецкий знаешь? Вот так, на слух определить смог?
Иван Федорович выпытывал у меня все что можно и нельзя. Я даже притомился отвечать на его вопросы. Отвлекался он только время от времени на то, чтобы посмотреть на то, как движется отряд да скомандовать смену несущих пулемет.
Зато за разговорами я чуть не пропустил момент, когда мы пришли в Киев. Вроде только что были сельские хаты, а уже мостовая с городскими домами. Вот тут скорость наша сильно упала, а упражнение «лечь-встать» выполнялось намного чаще, чем того хотелось. Потому что поймал бы нас кто-нибудь просто так, может, и не было бы ничего: сунули в колонну к пленным и шагай. А с немецким оружием и в трофейных шинельках — покрошили бы на месте в мелкую капусту.
Наконец, мы зашли во двор какого-то наполовину разбомбленного дома. Один из двух подъездов четырехэтажки был полностью разрушен, а во второй я бы не полез, насколько ненадежными с виду казались остатки здания.
Но Енот уверенно привел нас к углу развалин и показал на