— Я ни минуты не сомневаюсь, что мнение мое верно, милорд. — Она с серьезным видом взглянула на него. — В наших письмах мы с вами обрели поистине идеальную интеллектуальную и духовную связь. Я убеждена, что эта связь — связь более высокого порядка приведет нас к истинному пониманию…
— Довольно, — резко прервал он. — Мисс Фарингдон, глупо полагать, что можно полностью доверять мужчине там, где речь идет о страсти.
Она безмятежно улыбнулась, уверенная в своей правоте:
— Не думаю, милорд. Только не в нашем случае. Я доверяю вам всецело.
— Черт! — Саймон покачал головой и отпустил ее подбородок. — Похоже, ваша семья права. Полное отсутствие здравого смысла… Так, значит, вы не против риска любовной игры?
Она слегка пожала плечами:
— У меня в роду много азартных игроков, сэр. Это в крови.
— И как же часто вы рисковали подобным образом?
Эмили окинула взглядом пруд, тщательно подыскивая слова. Гордость требовала от нее честности, но мысль, что вся идиллия безвозвратно исчезнет, если она поведает ему свою историю, была невыносимой.
— Я еще никогда не любила. По-настоящему. Теперь я это знаю. Однажды, очень давно, я думала, что люблю, но, увы, ошиблась. С тех пор я не встречала никого, с кем бы мне захотелось рисковать.
— Любопытно.
Она с трудом повернула голову — граф наблюдал за ней холодным оценивающим взглядом.
— Милорд?
Он что-то пробурчал себе под нос и поднялся:
— Не обращайте внимания. Верно, я утратил четкость мысли. Следствие опасного приближения к златым манящим брегам… Идемте же. Я провожу вас, пока взору нашему не откроется Сент-Клер-холл.
— Я опять сказала что-то не то, милорд?
— Ни в коей мере. Думается, теперь между нами все пойдет гладко. Просто мне хотелось получить определенные сведения, прежде чем действовать. И кажется, я их получил.
— Я понимаю вас. Очень мудро. — Эмили с облегчением улыбнулась ему, совсем не заботясь о том, что глаза выдают все ее чувства. Она ясно осознавала, что будущего у них нет, но есть настоящее, и она собиралась насладиться им как можно дольше. — В вашем последнем письме вы признались, что мои стихи о треснувших вазах и разбитых сердцах произвели на вас сильное впечатление.
Его губы тронула улыбка. Граф взял Эмили за руку и повел к лошадям.
— Да, весьма сильное впечатление, мисс Фарингдон.
— Что ж, мне очень приятно, что они вас заинтересовали, — бодро сказала Эмили. — А вот мистера Паунда, книготорговца и издателя, к сожалению, нет. С утренней почтой я получила от него еще один гнусный отказ.
— У мистера Паунда явно еще меньше вкуса, чем у критиков из «Эдинбургского обозрения».
Эмили рассмеялась от удовольствия.
— Совершенно верно. — Она опять замолчала, пронзенная острым чувством вины. Наверное, все-таки следует предупредить его о неизбежности разочарования. — Милорд?
— Да, мисс Фарингдон? — Саймон отвязывал ее серую в яблоках лошадь.
— Вы действительно хотели сказать, что приехали сюда, чтобы… чтобы просить у отца моей руки?
— Да, мисс Фарингдон, я сказал именно то, что хотел сказать. — Он легко подсадил ее в седло.
Она коснулась его руки, соскользнувшей с ее талии. На глаза навернулись слезы.
— Это совершенно невозможно, как вы сами скоро поймете… Но вы должны знать, я буду вам вечно благодарна за чудесные мгновения. Я на всю жизнь сохраню в моем сердце память о них.
— Что за черт?! — Саймон, нахмурившись, взглянул на нее.
Эмили не могла долее оставаться с Траэрном. Сейчас он непременно спросит о причине ее слез. Слегка сжав бока своей серой кобылы, она быстро развернулась и поскакала от него прочь к дороге на Сент-Клер-холл.
Холодный ветер смахнул с ее щек капли текущих по ним слез.
Саймон нашел в себе силы сдерживать обуревавшее его любопытство до тех пор, пока леди Гиллингем, как всегда элегантно-томная, не поднялась из-за стола, оставив джентльменов за традиционной порцией послеобеденного портвейна.
Как только леди удалилась, оба джентльмена сразу же отбросили церемонии. Откинувшись на стульях и вытянув под столом ноги, они взялись за свои бокалы. Лорд Гиллингем зажег сигару.
Саймон готовился сделать то, чем добропорядочные джентльмены грешили с незапамятных времен: обсудить некую леди за бутылкой портвейна. Он дожидался только удобного момента, и момент этот, разумеется, не замедлил наступить. Гиллингему, успевшему изрядно угоститься кларетом во время обеда, не терпелось поболтать.
— Ну и как вам наше литературное общество? — поинтересовался он, щурясь на сизые клубы дыма от своей сигары.
— Довольно любопытно. — Саймон покрутил в руке хрустальный бокал, наблюдая за игрой света на его гранях. — Страсть к новой романтической поэзии явно распространилась за пределы Лондона. По крайней мере, среди женщин.
— Даже не знаю, чего и ждать, — вздохнул лорд Гиллингем, мрачно покачав головой. — Вся эта романтическая чепуха, без сомнения, очень дурно повлияет на дам.
— Только не на почтенных дам в Литл-Диппингтоне.
— Ну, за тех, кто постарше, вроде наших сестер Инглбрайт, опасаться не стоит, но что касается леди помоложе, все это, определенно, никуда не годится.
— Беспокоитесь за таких, как мисс Фарингдон? — мягко осведомился Саймон.
— Чертовы поэтические бредни, они совсем погубили бедную девочку. Жаль. Но впрочем, вряд ли могло произойти иначе, ведь она росла в этом гнезде никчемных мотов и картежников. Вопрос времени… А после смерти матушки беда стала неизбежной.
— Насколько мне известно, ее мать умерла шесть лет назад?
— Славная была женщина. И красивая, конечно. Все эти вертопрахи Фарингдоны чертовски смазливы — что сильный пол, что слабый. Кроме разве что мисс Эмили. Эти ее рыжие волосы и веснушки как-то не очень… Да еще и очки. Может, ей и удалось бы на время светского сезона скрыть некоторые свои недостатки, да вот беда — девчонка так ни на один и не попала.
— Из-за смерти матери?
— А потом случилось несчастное происшествие, — грустно пояснил Гиллингем.
— И как же серьезно было то самое несчастное происшествие. — осторожно спросил Саймон. Пришло время выяснить все грязные подробности этого дела.
— Достаточно серьезно, если верить ее отцу. Бедная крошка.
— Это случилось пять лет назад? — закинул удочку Саймон.
— Где-то так. Мисс Фарингдон тогда исполнилось девятнадцать. Она с год как потеряла матушку. Ее чертов отец и шалопаи братцы вечно разъезжали, бросая ее одну в громадном доме. Фарингдона долго не удержишь вдали от карточных столов. В общем, мисс Фарингдон была предоставлена самой себе, жила со слугами. Конечно же, она чувствовала себя очень одиноко. Даже посоветоваться не с кем. Бедняжка была обречена на несчастье.