у каждого на спине вращался небольшой пропеллер.
Папа остановился как зачарованный и стал смотреть на это чудо.
— Теперь вы мои гости, сказал Карлсон. — Только не пытайтесь убежать, ведь тогда мне придётся вас убить. Я так всегда делаю — с тех пор, когда у меня была винтовая подводная лодка. А теперь мы предадимся научным беседам.
— Что суть вещей? — бодро спросил папа. — Всё есть вода. Так говорит Фалес.
Карлсон махнул рукой и какая-то женщина, подбежавшая сбоку, взяла папу за подбородок (маму передёрнуло) и сказала:
— Но всё есть воздух, сказал мне юный Анаксимен.
— Но всё есть число, — не сдавался папа. — Лысый Пифагор не может ошибиться.
— Отож! — ответила женщина, и со странным акцентом произнесла: — Но Гераклит ласкает меня, шептая: всё есть огонь.
Карлсон (которого всё ещё держали на руках, как ребёнка), вмешался:
— Всё есть судьба.
В этот момент с обоих сторон Обитаемого Таинственного Острова запели два хора. Один сразу же сообщил, что он не хор, а воплощённая волна физика де Бройля и вкупе с ней — логика истории, а другой хор стал с ним спорить. Пело всё — и карапузы с пропеллерами, и деревья и кусты — запел даже какой-то минерал.
Извините, если кого обидел.
28 сентября 2008
История про таинственный остров сокровищ (III)
…Малыш успевал только глазами хлопать, как тут к ним сбежались какие-то матросы, появились торговка с букетом лилий, продавщица фиалок, похожая на Элизу Дуллитл и женщина с бэджиком "Торговка Разных Цветов". Торговка с лилиями стала спрашивать, отчего огорчается Торговка Разных Цветов. Та отвечала, что её дочь собирается замуж за вчерашнего прохожего.
На пришельцев никто не обращал внимания, и папа заскучал. Он всё время хотел ввернуть в разговор что-то научно-техническое, про распад атома, но не мог вставить ни слова. Наконец, когда торговки закончили свой бесконечный диалог, он вырвался из рук охраны и заговорил:
— Всё это трагедия философа, который постиг абсолют-формулу. Нужно быть набитым ослом, чтобы из факта атома не дедуцировать факта, что сама вселенная лишь атом, или, правильнее будет сказать, какая-либо триллионная часть атома. Это ещё геньяльный Блэз Паскаль интуитивно познавал. Напрягите внимание. Сперва поясню на примере фантазии. Допускается, что некто физик сумел разыскать среди абсолют-немыслимой суммы атомов, из которых скомпоновано всё, фатальный атом тот, к которому применяется наше рассуждение. Мы предполагаем, что он додробился до самой малейшей эссенции этого как раз атома, в который момент Тень Руки (руки физика!) падает на нашу вселенную с катастрофальными результатами, потому что вселенная и есть последняя частичка одного, я думаю, центрального, атома, из которых она же состоит. Понять не легко, но, если вы это поймете, то вы всё поймете. Прочь из тюрьмы математики! Целое равно наимельчайшей части целого, сумма частей равна части суммы. Это есть тайна мира, формула, абсолют-бесконечности, но, сделав таковое открытие, человеческая личность больше не может гулять и разговаривать. Поэтому мы грешим и творим добро вслепую. Один физик создал геликоптер, и тут же был схвачен и препровождён в узилище и там исчез. Знал ли он, что дано было сотворить ему: добро или зло? Погибель ли нёс этот геликоптер народам или благо? Или такой случай: один человек изобрёл невиданную бомбу, и ей пугали все окрестные страны и племена, зато из-за общего испуга никто не стал воевать. Добро сделал этот человек или зло? Или еще так: другой учёный надрызгался водкой и натворил с генетикой, что тут, пожалуй, и сам полковник Абакумов не разобрал бы, что хорошо, а что плохо. Грех от добра отличить очень трудно".
Карлсон, задумавшись над папиными словами, упал на железную землю Таинственного Летающего Острова Сокровищ и погнул несколько цветов.
— Хо-хо, — сказал он, лежа и подёргивая ножками, — че-че.
Папа продолжал: "Возьмем любовь. Будто хорошо, а будто и плохо. С одной стороны, сказано: возлюби, а, с другой стороны, сказано: не балуй. Может, лучше вовсе не возлюбить? А сказано: возлюби. А возлюбишь — набалуешь. Что делать? Может возлюбить, да не так? Тогда зачем же у всех народов одним и тем же словом изображается возлюбить и так и не так".
— Шо-шо, — сказал Карлсон, лежа на полу. — Хо-хо. Малыш отметил, что и движение сотен пропеллеров вокруг как бы замедлилось, будто карапузы, приводившие в движение Летающий Остров, задумались.
Папа сказал: "Добро ли такая любовь? А если нет, то как же возлюбить? Один учёный так любил свою жену, что сделал её клон. А когда она умерла, то стал жить с её клоном, а её клон сделал его клона, и когда он умер, её клон стал жить с его клоном. И тогда его клон сделал своего клона, и когда её клон умер, стал жить с её клоном… Кто ответит мне, любовь это, или не любовь"?
— Сю-сю, — сказал Карлсон, ворочаясь на земле.
Папа продолжал: "Грешит ли камень? Грешит ли дерево? Грешит ли зверь? Или грешит только один человек?"
— Млям-млям, — сказал Карлсон, прислушиваясь к папиным словам, — шуп-шуп.
Папа сказал: "Если грешит только один человек, то значит, все грехи мира находятся в самом человеке. Грех не входит в человека, а только выходит из него. Подобно пище: человек съедает хорошее, а выбрасывает из себя нехорошее. В мире нет ничего нехорошего, только то, что прошло сквозь человека, может стать нехорошим".
— Умняф, — сказал Карлсон, стараясь приподняться.
Папа заметил: "Вот я говорил о любви, я говорил о тех состояниях наших, которые называются одним словом "любовь". Я думаю, что сущность любви не меняется от того, кто кого любит. Каждому человеку отпущена известная величина любви. И каждый человек ищет, куда бы её приложить, не скидывая своих фюзеляжек. Раскрытие тайн перестановок и мелких свойств нашей души, подобной мешку опилок…"
— Хветь! — крикнул Карлсон, вскакивая с пола. Он внезапно дёрнул за какой-то рычаг, торчавший из алюмениевой травы, и в полу открылся люк.
И папа вместе с мамой и Малышом, покатились по гладкому жёлобу.
— Охуеть! — только и успел Малыш придумать рифму, как понял, что они свалились с Летающего Острова и теперь приближаются к земле.
Извините, если кого обидел.
28 сентября 2008
История про пахотный клин
Ну вот и премия "Ясная Поляна".
Одну премию (большую — в позиции "живая классика") дали Петру Краснову из Оренбурга.
Вторую (по деньгам) выбирали из Крапивина, Кучерской и Сараскиной. Тут фокус в том, что первые два имени —