– родная Латвия – вернется в семью советских республик.
Однако нужно было обдумать, где остаться сейчас. Этот вопрос мы обсуждали каждый день. Мы были как на крыльях. Нужно ехать… Нужно переходить к новой жизни… Новые неизвестные условия…
В нашей роте коммунистическая организация под руководством К.П. Рутманиса организовала регулярное чтение докладов, лекций, бесед и разъясняла стрелкам актуальные политические вопросы. Молодежь, которая должна была первой покинуть армию, просила у Рутманиса совета. Высказывали предположение, не следует ли ехать в Латвию и продолжать борьбу в нелегальных условиях, чтобы вместе с латышским пролетариатом возобновить борьбу за советскую власть в Латвии. Предлагали организовать из нас, молодых, партизанскую часть – собирались нелегально перейти границу и громить власть буржуазии в Латвии.
Карл Рутманис не советовал делать этого, сказав, что не следует спешить с партизанской борьбой. Придет время, будет видно, что делать. Сейчас основная задача – быстрее включиться в работу по восстановлению народного хозяйства, скорее преодолеть хозяйственную разруху, приступить к строительству социализма и помочь укрепить экономику нашего советского государства.
Рутманис не советовал нам, молодым, ехать в Латвию на нелегальную работу: слишком уж мы молоды, да и не удастся нам скрыть от охранки буржуазной Латвии свое добровольное вступление в ряды Красной армии и участие в Гражданской войне. Вернувшись в буржуазную Латвию, в лучшем случае мы будем заключены в тюрьму, а в худшем – повешены. Он посоветовал нам ехать в Москву и с помощью латышской секции Центрального Комитета Коммунистической партии включиться в восстановление хозяйства.
Все молодые стрелки, большинству из которых еще не было 20 лет, решили остаться в Советской России и включиться в активную работу по восстановлению народного хозяйства. Рутманис объяснил нам, что, работая на восстановлении народного хозяйства Советской республики и укрепляя экономику Советского государства, мы приближаем победу рабочих и трудового крестьянства и на нашей родине – Латвии.
За несколько дней до нашего отъезда К.П. Рутманис сердечно попрощался с нами, а наедине со мной сказал, что по поручению партии отправляется в Латвию на нелегальную работу. Мы пожелали друг другу успеха в дальнейшей работе и счастливой встречи в Советской Латвии.
Борьба с Деникиным и Врангелем
Я.М. Малер
Осенью 1919 года 4-й латышский стрелковый полк перевели с Польского фронта на Орловский. Деникин в то время двигался по направлению к Москве и уже захватил Курск и Орел. У Орла мы встретились с отборными белогвардейскими полками, состоявшими исключительно из офицеров. Четыре дня сражались мы у какой-то деревни. Белые ожесточенно сопротивлялись, но наши стрелки, закаленные в огне боев, были сильнее. На четвертый день белогвардейцы не выдержали и отступили. В боях под Кромами положение несколько раз становилось критическим, но латышские стрелки, преодолев кризис, добились победы.
Началась эпидемия тифа, я заболел и пролежал два месяца в Павлограде. Выздоровев, я узнал, что мой полк ушел в Таврическую губернию, в имение Преображенка, находившееся примерно в 7 километрах от Перекопа. Тиф вырвал почти четверть из рядов команды конной разведки и не меньше из пехоты. В полку насчитывалось теперь около 400 штыков, и поэтому его пополнили русскими солдатами.
У Перекопа мы простояли довольно долго. Однажды мы без артиллерийской подготовки пошли в атаку на Турецкий вал. Двинулись вперед ночью, очень медленно и находились уже в каких-нибудь 200 метрах от вала. Но ближе к валу подойти не удалось, так как он был огражден поясом колючей проволоки примерно 10-метровой ширины. Двигаться дальше без артиллерийской подготовки было невозможно. Когда стало рассветать, белые нас заметили и открыли сильный огонь. Не оставалось ничего другого, как отойти назад.
Под натиском превосходящих сил противника нам пришлось тогда отступить за Днепр. Однако вскоре мы вновь перешли в наступление.
4-й полк переправлялся через Днепр у Малой Каховки и Берислава. Первой переправилась пешая разведка, затем – роты пехоты и конники на плотах. Переправившись через Днепр, мы заняли плацдарм. Слева от нас был один из латышских полков, который вместе с нами переправлялся через реку, но ему вскоре вновь пришлось отступитъ, так как белые перешли в контрнаступление. Во время обратной переправы через Днепр этот полк понес большие потери. Мы остались одни на небольшом плацдарме и тоже вскоре отступили, правда, без потерь. Через некоторое время мы снова переправились через Днепр и заняли плацдарм. Крупные силы кавалерии белых еще раз оттеснили нас от имения Преображении к Днепру.
Наступило 20 августа 1920 года – день, решивший судьбу 4-го полка. Полк стоял между Днепром и Перекопом в деревне Черненька. На нашем правом фланге находился русский пехотный полк, который ночью отступил. На левом фланге стоял 5-й латышский полк. Мы ждали наступления.
Утром 20 августа кавалерия белых начала наступление на 5-й полк. Конная разведка 4-го полка заняла пост между 5-м и 4-м латышскими полками. В 5-м полку была артиллерия, и она удачно отбила наступление. Тогда белые подвергли обстрелу наши конные посты, и мы немного отступили назад. Оставаться в открытом поле с конями под обстрелом было бессмысленно. Белые пошли в атаку на наш полк. Поскольку полк занимал широкий фронт, а его правый фланг был обнажен, положение стало очень тяжелым. Командир полка Андерсон послал меня в передовую цепь пехотинцев, которая чересчур рассредоточилась, чтобы сообщить им о необходимости сократить фронт. Не успел я достигнуть передней линии, как с гиком налетели вражеские кавалеристы, размахивавшие сверкающими на солнце клинками. Это производило страшное впечатление. Артиллерии у нас не было, за исключением одного бомбомета, который тут же испортился. Я приблизился к передовой цепи и устно передал свое сообщение, но было уже поздно – вражеская кавалерия на широком фронте охватила полк с обоих флангов. В то же время испортился и один из пулеметов, а прислуга, поставив его на двуколку, ускакала. Положение стало опасным, и я решил, что лучше вернуться назад.
Когда я отправился обратно с передовой линии, штаб полка и конники уже отступили примерно на 3 км. За мной гнались два вражеских казака. Мой конь заметно уставал, а враги приближались. Я решил было, что лучше уходить пешком, и вынул уже ногу из стремени, но тут же передумал и придержал коня, намереваясь в случае, если враги приблизятся, взять их на мушку. Однако у коней обоих моих преследователей тоже иссякли силы, и враги перестали гнаться за мной. Медленно передвигаясь, я настиг всю команду и штаб полка. Полковой адъютант спросил меня, что происходит на передовой. Я доложил, что вражеская кавалерия окружила полк, а что было дальше, не знаю.