Читать интересную книгу 1993. Расстрел «Белого дома» - Александр Островский

По официальным данным „Центризбиркома, на избрание одного депутата в Думу по партийным спискам „Выбор России“ затратил 48,0 млн. руб.; ПРЕС — 46,1; „Яблоко“ — 19,0, ЛДПР — 1,7 млн. руб., КПРФ — 3,1, Аграрная партия 4,3“.[3042]

Сравните: 108,1 и 9,1. Если к этому добавить монополию проправительственных партий на средства массовой информаци, то абсолютное их преобладание на избирательном поле будет еще более очевидно.

Кроме того, некоторыми партиями („Выбор России“, „Яблоко“) „широко использовались средства юридических лиц с иностранным участием“.[3043] Это являлось грубейшим нарушением закона, которое позволяло Центризбиркому снять названные партии с выборов или лишить их представителей депутатских мандатов. Однако на такую „мелочь“ не стали обращать внимания.

Вечером 12 декабря в Кремле были расставлены праздничные столы. Приглашены гости. Ждали только предварительных результатов выборов.[3044] „На утро 13 декабря планировалось прибытие в Москву вице-президента США Альберта Гора“ и „торжественное вступление триумфаторов в Кремль под колокольный благовест“.[3045]

Однако, когда появились первые сведения об итогах голосования с востока страны, они оказались для собравшихся на „пир победителей“ настолько неожиданными, что устроители торжества не хотели в них верить. И только по мере того как „информационный вал катился на запад, пробудилось и стало нарастать ощущение непоправимой катастрофы“.[3046]

Каковы же были итоги выборов?

Установленный 5-процентный барьер перешла лишь половина партий и движений, причем лидером оказалась ЛДПР -23 процента, с большим отрывом от нее шел „Выбор России“ — 15 процентов, почти столько же набрала КПРФ — 12 процентов, „Женщины России“ получили — 8,5 процентов голосов, Аграрная партия — 8 процентов, „Яблоко“ — 7,4 процента, Партия единства и согласия — 6,1 процент.[3047]

„Можно было, — пишет В. Л. Шейнис, — среди ночи „по техническим причинам“ погасить экраны мониторов, возвещавших о том, как демократы и прокремлевские силы терпят поражение в одном регионе за другим, сетовать на „неправильно проголосовавших“ избирателей или клясть в сердцах „одуревшую Россию“ и с чувством тревоги и омерзения смотреть, как гоголем ходит между столиков новоявленный победитель. Но праздник был безнадежно испорчен“. Президент так и не появился на нем, а гости стали расходиться.[3048]

Как заметил один из участников современников, „людей пригласили на именины, а виновник торжества умер“.[3049]

В этот же день одновременно с выборами в Государственную думу состоялся референдум по новой конституции, предусматривавшей переход России к президентской республике. По официальным данным, 45 процентов избирателей выразили отношение к этим выборам и к этому референдуму неявкой на избирательные участники. Такого до сих пор не бывало.

В официальном сообщении об итогах референдума по конституции говорилось: „…из 58 млн чел., принявших участие в голосовании, за Основной закон проголосовали 32 млн чел., или же 58 процентов избирателей“.[3050]

Однако почти сразу же с мест стали поступать сведения о повсеместном нарушении ельцинской командой им же самим установленных законов. По некоторым данным, участковые комиссии сфальсифицировали 3,5 млн. голосов, окружные — 5,7, всего — 9,2 млн. Если сделать поправку только на это, получится, что из 106,2 млн. зарегистрированных избирателей в референдуме участвовали 49 млн., то есть не 55 процентов, а 46.[3051]

Показательно, что одним из тех, кто поставил официальные результаты референдума под сомнение, был тогдашний помощник Б. Н. Ельцина А. А. Собянин. По его данным, за конституцию проголосовало еще меньше избирателей — лишь 43 %,[3052] На основании официального „Бюллетеня Центральной избирательной комиссии“ № 1 (12) за 1994 г. результаты референдума поставил под сомнение В. Б. Исаков.[3053]

Иначе говоря, даже опираясь на танки, команда Б. Н. Ельцина не смогла обеспечить себе честную победу на выборах в Государственную думу, не смогла обеспечить на референдуме необходимой поддержки новой конституции.

Это значит, что нынешняя власть является нелигитимной.

Об этом почему-то не желают вспоминать и говорить „любители“ законности как у нас, так и за границей.

Сознавая действительный характер нашей „демократии“, известный писатель Василий Аксенов в оправдание ельцинского режима бросил лозунг: „Лучше жандармы, чем бандиты“.

Во-первых, Василий Павлович, лучше ни бандитов, ни жандармов.

А во-вторых, стоило ли прогонять одним „жандармов“, чтобы, выпустив на волю бандитов и доведя страну до отчаяния, призывать к власти других „жандармов“?

Неужели ради этого расстреливали Белый дом?

СЛЕДСТВИЕ

А пока закладывались основы подобной „демократии“, шло следствие по делу о „мятеже“ 3–4 октября 1993 г.

Первый шаг на этом пути был сделан еще тогда, когда Б. Н. Ельцин связался с членом Президентского совета Алексеем Ивановичем Казанником и предложил ему портфель генерального прокурора.

„Было 3 октября 1993 года, — рассказывает А. И. Казанник. — Я собирался на работу, когда раздался телефонный звонок. Взял трубку — и слышу: „С вами будет разговаривать Борис Николаевич Ельцин“. Президент сказал следующее: „Алексей Иванович, надо максимум законности, максимум справедливости, максимум вашего гуманизма. Короче говоря, вы теперь — генеральный прокурор““.[3054]

В тот же день Генеральная прокуратура РФ по статье 79 УК РФ возбудило уголовное дело N 18/123669-93 — организация массовых беспорядков.[3055] Одним из тех, кто уже утром 4 октября был привлечен к участию в этом следствии, стал следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам Леонид Георгиевич Прошкин. Ему было поручено дело о захвате мэрии. Дело о событиях в Останкино расследовал Владимир Иванович Казаков. Позднее оба дела объединили в одно производство. „Объединенную следственно-оперативную группу, — пишет Л. Г. Прошкин, — в состав которой входило до 200 следователей органов прокуратуры, МВД и МБ и несколько сотен оперативных работников милиции и контрразведки, возглавил начальник следственной части Генеральной прокуратуры РФ Феткулин В. X. Группа состояла из подгрупп, работавших по различным направлениям, и штаба, возглавляемого опытным прокурорским работником, хорошим организатором Аристовым С. А“.[3056]

„Президент, — вспоминает А. И. Казанник, — регулярно звонил мне, начиная с третьего дня работы, буквально рычал в трубку. „Мол, почему у вас разгуливает на свободе такой-то? Он выступал там-то! Критиковал президента!“ Один раз я вынужден был сказать, что, если у меня нет доказательств виновности этого человека, я скорее на лоб себе печать поставлю, чем на бланк санкции на арест. Президент бросил трубку“.[3057]

В следствие вмешивался не только Б. Н. Ельцин. „Были еще обстоятельства, которые меня очень беспокоили, — отмечает А. И. Казанник. — Представители каких-то демократических организаций приносили мне огромнейшие списки с предложением немедленно арестовать этих людей. Я эти списки рвал в их присутствии и один раз сказал, что сижу в кабинете Вышинского, но никогда не допущу, чтобы дух Вышинского возродился“. „А как-то из Кремля, — вспоминает бывший генеральный прокурор, — принесли пакет с методическими указаниями по расследованию массовых беспорядков (подпись автора была оторвана). В них говорилось очень лаконично и четко: не создавать никаких следственных бригад, расследовать уголовное дело в течение 10 дней, всем предъявить обвинения по статьям 102 и 17 — соучастие в убийстве. Казаннику выступить обвинителем на этом процессе и потребовать для всех смертной казни. Этот документ тоже последовал в урну“.[3058]

По свидетельству Л. Прошкина, были и другие рекомендации, в частности: „Не выходить за пределы 3–4 октября“.[3059]

Сообщая о том, что каждый вторник он делал доклад Б. Н. Ельцину, А. И. Казанник рассказывает, как однажды Борис Николаевич поинтересовался: „„Алексей Иванович, как вы будете квалифицировать действия участников событий?“ Я сказал: „Разумеется как массовые беспорядки“. И поразился, когда он спросил: „А что, сто вторая и семнадцатая разве не подойдут?“ Я понял, что его тщательно готовили к этому разговору, и сказал: „Борис Николаевич, не подойдут!“ Он спросил: „Почему?“ Я объяснил, что обвиняемые ни с балкона „Белого дома“, ни при штурме Останкина не говорили, что надо убить конкретных людей. Ельцин сказал: „Но жертвы же есть!“ Я объяснил, что на юридическом языке это называется эксцесс исполнителя: толпа или отдельные фигуранты толпы могут выйти за пределы умысла организаторов массовых беспорядков. Следовательно, только их действия надо квалифицировать по последствиям. Президент не согласился: „Это — очень странная позиция“. Но я возразил: „Никакой другой правовой позиции быть не может!““.[3060]