Читать интересную книгу 1993. Расстрел «Белого дома» - Александр Островский

5. Деятельность органов советской власти, отказавшихся подчиняться ЗАКОННОЙ ВЛАСТИ РОССИИ, должна быть приостановлена.

6. Мы все сообща должны не допустить, чтобы суд над организаторами и участниками кровавой драмы в Москве стал похожим на тот позорный фарс, который именуют „судом над ГКЧП“.

7. ПРИЗНАТЬ НЕЛЕГИТИМНЫМИ НЕ ТОЛЬКО СЪЕЗД НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ, ВЕРХОВНЫЙ СОВЕТ, НО И ВСЕ ОБРАЗОВАННЫЕ ИМИ ОРГАНЫ (В ТОМ ЧИСЛЕ И КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД).

История еще раз предоставила нам шанс сделать ШИРОКИЙ ШАГ К ДЕМОКРАТИИ И ЦИВИЛИЗОВАННОСТИ. Не упустим же такой шанс еще раз, как это было уже не однажды!“

А далее шли фамилии:

А. Адамович, А. Ананьев, А. Афиногенов, Б. Ахмадулина, В. Астафьев, Г. Бакланов, 3. Балоян, Т. Бек, А. Борщаговский, В. Быков, Б. Васильев, А. Гельман, Д. Гранин, Ю. Давыдов, А. Дементьев, М. Дудин. А. Иванов, Э. Иодковский, Р. Казакова, С. Каледин, Ю. Карякин, Я. Костюковский, Т. Кузовлева, А. Кушнер, Ю. Левитанский, Д. Лихачев, Ю. Нагибин, А. Нуйкин, Б. Окуджава. В. Оскоцкий, Г. Поженян, А. Приставкин, Л. Разгон, А. Рекемчук, Р. Рождественский, В. Савельев, В. Селюнин, Ю. Чередниченко, А. Чернов, М. Чудакова, М. Чулаки.[3024]

Когда я прочитал приведенные строки, мне стало стыдно и за их авторов, и за себя.

За авторов потому, что язык их письма („наглея от безнаказанности“, „красно-коричневые оборотни“, „тупые негодяи“, „идеологические пройдохи“, „политические авантюристы“) — это язык той тоталитарной системы, на котором еще недавно власть говорила со многими из них и который тогда вызывал у них чувство брезгливости и возмущения.

Я мог бы понять авторов письма, если бы они обвинили руководителей парламента в провоцировании конфликта. Но называть их хладнокровными палачами и умалчивать, что в такой роли выступил экс-президент, — это просто непорядочно.

Можно не разделять коммунистические и националистические идеи, но если требовать роспуска и запрещения организаций только за пропаганду подобных идей, тогда не нужно говорить ни о свободе, ни о демократии.

Авторы письма имели право заявить о своем желании видеть закрытыми названные ими газеты. Они могли даже выразить его в форме требования. Но требовать закрытия этих изданий без суда — о какой же тогда законности может идти речь?

Как можно после указа № 1400, растоптавшего действовавшую тогда конституцию, называть президента „законной властью России“ и требовать роспуска не подчинившихся ему органов местной советской власти? О какой законности и демократии может идти речь, если каждый, кому не нравятся конституционные органы, будет добиваться их ликвидации неконституционным путем.

Говорить при таком отношении к законности о демократии — это значит или лицемерить, или невольно придерживаться того, что принято называть двойными стандартами.

Мне было стыдно и за себя, потому что к творчеству многих, подписавших это обращение, особенно это касается В. Быкова и Б. Окуджавы, я до этого относился с уважением. И даже сейчас у меня не укладывается в сознании, как они могли поставить свои подписи под таким документом?[3025]

И уж кто не удивил меня в этом отношении, так это лауреат Нобелевской премии А. И. Солженицын. Он тоже поспешил выразить свое удовлетворение по поводу расстрела парламента и присягнуть на верность экс-президенту.[3026]

Своим авторитетом все они не только оправдали пролитую кровь, не только помогли оболгать погибших, но и благословили преступников на дальнейшее беззаконие.

А ведь жертвами этого беззакония стали и их коллеги. В том числе совершенно далекие от парламентской оппозиции. „За две недели противостояния пострадали 64 журналиста, 7 журналистов погибло“.[3027]

5 октября, сразу же после расстрела парламента, Б. Н. Ельцин заявил С. А. Филатову о своем намерении распустить Конституционный суд. Сергей Александрович выступил против этого и предложил компромиссный вариант.[3028]

По поручению Б. Н. Ельцина С. А. Филатов позвонил в Конституционный суд и заявил, что единственный способ не допустить его роспуска — это уход В. Зорькина в отставку с поста председателя. Четверо судей из двенадцати (Э. Аметистов,[3029] Н. Витрук, Т. Морщакова и В. Олейник) поддержали это предложение, остальные, за исключением судьи А. Кононова, который отсутствовал по болезни, решительно выступили против такого бесцеремонного шантажа.[3030]

Тогда, пишет С. А. Филатов, он позвонил самому В. Д. Зорькину и повторил свое предложение подать в отставку. Первоначально, отмечает Сергей Александрович, „Валерий Дмитриевич ответил, что в отставку не собирается, мотивируя, что судьи против такого решения. Однако через несколько дней мне привезли его заявление“.[3031]

О том, что произошло в эти „несколько дней“, бывший глава президентской администрации умалчивает. И неудивительно. После упомянутого телефонного разговора Сергей Александрович посетил Конституционный суд и сформулировал ультиматум более жестко: или В. Зорькин подает в отставку, или „на него будет заведено уголовное дело по обвинению в „создании правовой базы для экстремистских действий Руцкого и Хасбулатова““. На следующий день у В. Зорькина начался гипертонический приступ, и он подал заявление об отставке с поста председателя.[3032]

7 октября вечером Б. Н. Ельцин издал указ „О Конституционном Суде Российской Федерации“, в котором говорилось: „Констатировать невозможность деятельности Конституционного Суда Российской Федерации в неполном составе и не созывать его заседания до принятия новой Конституции Российской Федерации“.[3033]

По сути дела это означало приостановку деятельности Конституционного суда, на что никто не имеет права.

Поставив на место Конституционный суд, 9 октября Б. Н. Ельцин подписал указ „О реформировании представительных органов власти и органов местного самоуправления Российской Федерации“. На основании это указа тоже совершенно беззаконно были ликвидированы Советы всех уровней.[3034]

Подобным же „демократическим“ образом была осуществлена смена руководства ФНПР. „Кажется, 5-го“, сказал в беседе со мной И. Е. Клочков, к нему пришла группа председателей ЦК отраслевых профсоюзов и заявила, что спасти ФНПР от разгрома может только смена руководства. На следующий день с таким же „предложением“ к нему пожаловал М. В. Шмаков. 14 октября 1993 г. состоялся XVII Пленум Исполкома ФНПР, на котором И. Е. Клочков вынужден был заявить об отставке. Его преемником стал М. В. Шмаков.[3035]

Чтобы окончательно было понятно, какие перемены произошли во власти, 6 октября Б. Н. Ельцин снял почетный караул у Мавзолея В. И. Ленина.[3036]

Кстати, если бы тогда по распоряжению Б. Н. Ельцина тело В. И. Ленина вынесли из Мавзолея и предали земле, вряд ли это вызвало в стране взрыв возмущения. Однако на такой шаг Борис Николаевич не решился, продолжая, видимо, испытывать трепет даже перед мертвым „вождем мирового пролетариата“.

Боюсь, что не было бы массового взрыва возмущения, если бы, проснувшись утром 6 октября, москвичи вообще не увидели на Красной площади ленинского Мавзолея, а над Кремлем узрели бы полосатый американский флаг. Однако на такой шаг Борис Николаевич тоже не решился. Зато 30 ноября он восстановил старый герб России — двуглавого орла.[3037]

Как мы знаем, распустив парламент, Б. Н. Ельцин назначил выборы в Федеральное собрание, которое должно было состоять из Совета Федерации и Государственной думы.

Существовавшая тогда и никем не отмененная Конституция таких органов власти не предусматривала, а новая Конституция никем не была утверждена. Поэтому объявленные выборы с самого начала имели незаконный характер.

В связи с этим бывший тогда послом в Париже Ю. А. Рыжов по совету французского правоведа Мишеля Лисажа предложил совместить выборы в Государственную думу с референдумом по новой Конституции, которая предусматривала бы такое учреждение.[3038]

Идея Б. Н. Ельцину понравилась. 11 октября в полном противоречии с существовавшими тогда законами он издал указ о референдуме по Конституции[3039] и 8 ноября утвердил проект Конституции. 10 ноября он появился в печати.[3040]

11 ноября 1993 г. Б. Н. Ельцин подписал Указ „Об уточнениях Положения о выборах депутатов Государственной Думы в 1993 г. и Положения о выборах Совета Федерации Федерального собрания Российской Федерации в 1993 г.“.[3041]

До выборов оставался один месяц. И хотя за столь ограниченное время, успели зарегистрироваться 14 партий и движений, расчет Кремля заключался в том, что почти никто, кроме правительственного „Демократического выбора России“, прозванного в народе „выбросом“, не сможет в считаные дни организовать избирательную кампанию.