Читать интересную книгу Возвращение домой - Александра Турлякова

— Вам плохо, идите в дом! — она чуть нахмурилась, недовольно поджала губы, сразу стала взрослее и строже, — Ну, идите же! — перехватила и корзину и цветы в одну ру-ку, а другой — легонько подтолкнула Джейка в плечо. Он поднялся на одну ступень-ку, не сводя с девушки взгляда.

— Почему вы не заходите? — прошептал он беззвучно с отчаянием, почти с мольбой, и гриффитку, видимо, смягчил и тронул его полуобморочный вид, — Вы приходите, обязательно приходите…

— Да идите же вы в дом! Кавалер! — девушка встревоженно глянула туда-сюда, ища кого-то глазами, а потом крикнула, звонко, по-гриффитски музыкально растягивая гласные, — А-ла-та!!

Джейк поднялся ещё на одну ступеньку, схватился рукой за перила крыльца, при-жался к тёплому дереву щекой, но так и продолжал смотреть на девушку сверху.

— Что такое? Случилось что? — А-лата появилась на пороге у Джейка за спиной. Он с трудом оторвался от перил крыльца, стал поворачиваться к женщине и в тот мо-мент почувствовал, что в руку ему, висевшую вдоль тела безвольно и слабо, вложи-ли что-то круглое, шершавое на ощупь; в этом движении было что-то заговорщиц-кое и скрытное, что он и обернулся-то не сразу, боясь выдать их обоих, и этим он как бы подчеркнул свою причастность к игре, а когда обернулся, девушки уже не было…

Чёрт возьми! Эти гриффиты ходят так тихо, словно по воздуху!

А А-лата уже причитала, глядя на него:

— Ну, куда ж ты… куда ж ты пошёл такой?! Совсем, совсем меня не слушаешь!.. Всё сам по себе…

— Да всё у меня нормально… — прошептал Джейк с почти счастливой улыбкой, взглянул на А-лату, а та прикрикнула с новой силой:

— Нормально?! У тебя опять кровь на губах! Нормально… Не обманывай!.. Всё! Не пойдёшь больше никуда! Запрещаю!

Она потянула Джейка в дом, и он пошёл покорно, ничего не чувствуя, ничего не слыша, ничего не понимая, сжимая в руке самый драгоценный для себя подарок, и даже не зная ещё, что же это такое.

Засел потом в самый дальний и любимый уголок, между стенкой и столом, так, что видно каждого, кто входил в дом, а главное — здесь он не мешал А-лате. Та с недовольным, сердитым ворчанием накрывала на стол, ходила по комнате с посу-дой, лёгкая, совсем молодая, и не дашь ей её лет.

Здесь Джейк, наконец, рассмотрел свой подарок уже без спешки, наслаждаясь самим фактом его существования. И пусть это оказался лишь какой-то незнакомый фрукт: небольшой, круглый, с шершавой, как бархат, кожицей, ярко и сочно зелё-ный с такими же ярко-жёлтыми полосками-"меридианами", делящими плод на ров-ные дольки, — но это был подарок, настоящий подарок! Джейк и о добром слове мечтать не мог, не смел, а тут такой знак внимания! Да и от кого?! От той красави-цы гриффитки! Она и внимания не тебя не обращала, не замечала даже, если не считать того раза, после ухода Аирки… Но это не в счёт!

Джейк поднёс свой подарок к лицу, коснулся губами бархатной шкурки, уловил сквозь неё душистый аромат спелой мякоти. Представилось почему-то сразу, что вкус у неё должна быть сладкий, с кислинкой, и косточки — мелкие, чёрные, круг-лые. Можно, конечно, разрезать, поглядеть, так ли это, но куда приятнее вдыхать этот аромат, наслаждаться им и гадать, представлять, какой он из себя внутри, этот маленький, но такой необычный подарок.

— Откуда он у тебя? — Джейк аж вздрогнул, вскинулся: А-лата стояла перед ним, но смотрела на его руки, не сводила глаз с его подарка, — Это она дала тебе, да?

Джейк не ответил, но А-лата и сама всё поняла, угадала правильно и нахмурилась недовольно, почти сурово, нахмурилась так, как могла хмуриться лишь её дочь, неродная, но как они временами бывали похожи!

Больше ни слова не сказала, хоть и рассердилась, плюхнула перед Джейком та-релку с тушёной мелко нарезанной зеленью, украшенной сверху жёлтыми дольками чего-то цитрусового, поставила стакан с пузырящейся таканой и вышла из комнаты на улицу.

Джейк проводил женщину взглядом, пожал плечами, такая реакция его немного удивила, но значения он ей не придал. Мало ли что? У гриффитов свои законы гос-теприимства, свои порядки, стоит ли пытаться понять их?

Зато вечером он стал совсем случайно невольным свидетелем продолжения этого случая. Услышал резкий на удивление голос А-латы и остановился, где стоял, на пороге дома.

— …Это всё поэтому? По-другому мне никак не объяснить! — говорила А-лата. Она сердилась и старалась скрыть это, выговаривала слова медленно, так, что Джейк понимал каждое, — Ты всё говоришь "город-город", "люди эти", а сама… Ты сильно изменилась, и не в лучшую сторону, слышишь меня?.. Эти прогулки, разговоры на виду у всех… Вы ходите вместе у всех на глазах… А особенно такой подарок… Ты знаешь, что это значит — подарить ягоду арпактуса? Нет, ты не знаешь, раз делаешь такие подарки!.. И в городе тебя никто этому не учил…

— Мама, ну что ты опять? — Джейк узнал дочь А-латы по голосу и, обрадованный её близким присутствием, не отошёл от двери, но и не шагнул вперёд, побоялся спуг-нуть её своим появлением, а так вдруг ещё решит зайти в гости, не будут же они двое разговаривать на улице, все семейные дела нужно решать в доме, а не на виду у соседей…

— Ну, проводил он меня до крыльца, ну и что? — продолжала девушка с улыбкой в голосе, — Должна же была я хоть как-то отблагодарить его за помощь. Что сделаешь, если арпактус попался под руку? Что такого?.. Да и он вряд ли знает, что это зна-чит?

— Зато я знаю! Другие знают! Ты — знаешь! — перебила её А-лата, — Арпактус только невеста своему будущему мужу дарит, а этот — жених тебе?! Нет!!! И никогда им не будет! Он — человек, а мы — гриффиты! Мы — лари́ны!..

— Мама, ну какой жених?! Что ты говоришь? — девушка рассмеялась в ответ, — Я же говорю, всё случайно получилось. Случайно!

Джейк прекрасно понимал, о ком это речь, и передумал выходить на улицу, по-нял, что сейчас ему лучше не показываться. Он отступил назад, медленно развер-нулся, взглянул на стол, туда, где лежал тот подарок, из-за которого мать и дочь начали ссору.

Вот они, и порядки! Вот они, и условности!

И кто бы мог подумать, что такая мелочь, этот так называемый арпактус, является деталью свадебного ритуала! Плод размером со среднее яблоко — и такая важность!

Странно, и что и дочь А-латы нарушила правила… Видно, не зря А-лата так на городскую жизнь пеняет.

Мысль о том, что и девушка эта схожа с ним в своей неосведомлённости, в своём незнании, рождала в душе приятное чувство товарищества, какой-то даже близости, будто они действительно оказались заговорщиками, и теперь-то Джейк понял, что он должен, обязан вмешаться, объяснить всё и принять хоть небольшую часть вины на себя. Так будет справедливее, ведь он тоже участвовал в этом…

Он снова развернулся, решительно переступил порог, толкнув не запертую до упора дверь — А-лата стояла на крыльце, повернулась на скрип, попыталась улыб-нуться, и это ей удалось, даже улыбка получилась доброжелательная, но вот глаза остались строгими, и брови всё ещё хмурились.

Для самой гриффитки не остался незамеченным тот ищущий взгляд, с которым её Кийрил глянул по сторонам, и А-лата невольно обрадовалась, что дочь её уже ушла. Она чувствовала и сердцем и душой, что что-то может произойти из их знакомства, что-то нехорошее по её меркам и по меркам всех прежних её представлений. Пото-му оно и к лучшему, если эти двое будут видеться как можно реже.

* * *

Она не помнила своих родителей, они погибли, когда ей не было ещё и года, и А-лата, приёмная мать, никогда про них не говорила, про них — про отца и мать. Да и сама она, сколько себя помнила, не задавалась такими вопросами: "Кто они? Что с ними стало? Почему они погибли оба?"

Все её дочерние чувства, вся детская нежность были адресованы лишь одной, А-лате… Они всегда с ней были вдвоём, всегда вместе, и не испытывали потребности в ком-то ещё.

С той поры у неё и остались самые добрые, самые лучшие воспоминания детства, самые яркие впечатления, особенно сильные по контрасту с тем, что последовало потом, после появления "человеков".

Люди! Эти странные, удивительные существа, очень сильно, им всем на изум-ление, похожие на них, ларинов. И сколько всего нового и непонятного они внесли в их размеренную, простую жизнь, неизменную из поколения в поколение.

Она уже шестнадцать раз видела, как Чайна выходит из берегов, пресытившись ливневыми и снеговыми водами. Шестнадцать раз — два раза в год, весной и осе-нью, ей было восемь лет по земным человеческим меркам, когда их, всех детей, силой и заманчивыми обещаниями вырвали из родительских рук и отправили в город. Город… Слово "город" было тогда у всех на устах, но никто из них, малы-шей, напуганных, растерянных, ни слова не понимающих, не знал, что значит это слово, "город".

Слова "город" и "интернат" слились в её памяти в одно общее довольно мрачное и тяжёлое воспоминание.

Она много пела в то время, тихонечко, себе под нос, пела так, как учила её мама, и это как бы сближало их, соединяло, возвращало в прежнюю жизнь, придавало сил для того, чтобы пережить всё это, всё то, с чем они столкнулись тогда.