— Да здравствует трипод!
Этим вечером основной темой теленовостей были триппи. Показали толпу у здания «Дейли мейл» и стычки, когда полиция пыталась рассеять эту толпу, — триппи тащат в полицейские фургоны, полисмен с лицом, залитым кровью. Комментатор сказал, что еще одна толпа собралась у дома издателя; окна дома разбили, а на стенах намалевали фигуры триподов.
«Сегодня во второй половине дня, — продолжал комментатор, — в палате общин выступил премьер–министр. Он сказал, что ситуация находится под контролем. Особенно тревожит то, что фанатики триппи по всей стране собираются вместе. Сообщается о нескольких таких группах, занявших пустые квартиры и конторы в Лондоне; аналогичные коммуны появились в ряде провинциальных городов, включая Бирмингем и Эксетер».
Марта сказала:
— Не думала, что позволят зайти так далеко. Нужно руководить твердой рукой.
— Легче сказать, чем сделать, — заметил папа.
— В этом–то все и дело. Слишком много говорят, слишком мало делают.
Комментатор начал говорить об акциях и ценных бумагах и о финансовой панике, и Анжела, которая сидела, глядя на экран, встала и вышла из комнаты. Марта и папа продолжали говорить о бунтах. Марта все больше сердилась, и папа соглашался с ней; он никогда долго не выдерживал сопротивления. Он говорил: да, триппи–шоу следует запретить, когда я услышал, как открылась, а потом закрылась входная дверь.
Я сказал:
— Это Анжела.
Папа повернулся ко мне:
— Что?
— Она вышла.
Он спросил Марту:
— Она тебе говорила что–нибудь?
— Нет. Наверно, пошла к Эмме.
Эмма — это ее подруга в деревне. Я сказал:
— В новостях говорили о коммуне триппи в Эксетере.
— Но она не может… — начала Марта. Папа пошел к двери, я за ним. Дом Эммы находился в нескольких сотнях метров налево. Анжела направлялась направо, к остановке автобуса.
Папе потребовалась моя помощь, чтобы вернуть Анжелу; она боролась какое–то время, потом обвисла на нас. Он отнес ее в ее комнату, и мы с Мартой ухаживали за ней. Она лежала, глядя в потолок. Когда папа вернулся, она не отвечала на его вопросы, не смотрела на него и не двигалась.
Через несколько минут пришел доктор Монмут; он жил по соседству.
Это был маленький человек, ростом меньше папы, с розово–белым детским лицом и редкими растрепанными волосами. Говорил он быстро и слегка заикался. Папа объяснил, что случилось. Осмотрев Анжелу и посветив ей в глаза, доктор сказал папе:
— Вы знаете, я иногда пользуюсь гипнозом. И как мы оба знаем, вы это не одобряете. Если хотите, я успокою ее и передам п–педиатру. Но я предпочел бы испробовать гипноз. Может, так мы узнаем, что ее тревожит. Н–ну как?
Папа неохотно ответил:
— Вреда, наверно, не будет.
— Безусловно.
Доктор Монмут посадил Анжелу, обращаясь с ней мягко, но решительно. Из сумки он достал стальной шар на цепи и начал раскачивать перед нею. Нечто подобное я уже видел, но мне все равно было интересно смотреть и слушать его мягкий монотонный голос:
— Тебе хочется спать… спать… спать… твои веки тяжелеют… глаза закрываются… закрываются… ты спишь…
Я сам почувствовал сонливость. Доктор Монмут сунул шар в карман и сказал:
— Анжела, ты меня слышишь?
Она негромко ответила:
— Да.
— Ты что–нибудь должна сделать… обязательно должна?
Никакого ответа.
— Скажи мне. Что ты должна сделать?
Она медленно ответила:
— Повиноваться триподу.
— Что это з–значит, Анжела?
— Трипод хороший. Трипод знает лучше.
— Лучше о чем?
— Обо всем.
— И что же ты должна делать?
— То, что велит трипод.
— А кто тебе это сказал?
— Трипод.
— Т–трипод велел тебе убежать из дома и присоединиться к другим триппи?
— Да.
Доктор Монмут взял ее руки в свои.
— Слушай, Анжела. Слушай внимательно. Никакого т–три–пода нет. Ты никогда не смотрела Триппи–шоу. Ты вообще не любишь смотреть т–телевизор. Ты сама по себе, и никто не может управлять твоим мозгом. Теперь я досчитаю до пяти, при счете «пять» ты проснешься и не будешь помнить мои слова, но будешь делать, как я сказал. Один, два, три…
При счете «пять» она открыла глаза. Спросила:
— Что со мной? — Посмотрела на нас. — Я заболела?
Он успокаивающе улыбнулся:
— Легкий приступ. Теперь ты здорова. Можешь делать что угодно. Хочешь посмотреть телевизор?
— Нет. — Она яростно помотала головой. — Нет, не хочу.
Анжела осталась в своей комнате, приводя в порядок кукол. Их у нее было больше десяти, и я вспомнил, что она давно уже ими не играла. Я спустился вместе с остальными, и папа разлил напитки.
— Я не очень понимаю, что к чему. — Он протянул стакан доктору Монмуту. — Ее кто–то загипнотизировал? Но кто?
— Вы слышали ее: трипод.
Марта сказала:
— Это нелепо. Триподы были уничтожены. Вы хотите сказать, телевизионное шоу? Но как это возможно?
Доктор Монмут взял стакан.
— Гипноз — это состояние искусственно индуцированного сна или транса, в котором субъект податлив к внушению. Существуют различные м–методы индуцирования. Я не слышал раньше, чтобы это делали через телевизор, но я не стал бы отвергать такую возможность.
— Но само внушение… — сказал папа, — как оно действует?
— Оно может быть подсознательным; сообщение вспыхивает на экране на микросекунды. И подкрепляется словесно — «Да здравствует трипод». Интересно, что на одних оно действует, на других нет. Но это же относится и к другим вещам. Прерывистый свет большинство людей не беспокоит, а у м–мень–шинства вызывает эпилепсию. Возможно, это результат небольших нарушений корковой деятельности. Может быть, разность альфа–ритмов делает их восприимчивыми.
— Но кто это делает? — спросила Марта. — Русские?
— Возможно. Но ведь шоу создано в Штатах.
— Зачем это американцам? Не имеет смысла.
— Проводились эксперименты с подсознательным внушением в рекламе. М–может быть, собираются запускать в производство игрушки–треножники, и проект вышел из–под контроля. Или это разновидность массовой истерии, которая связана с поп–звездами, — истерия и гипноз оба предполагают отказ от свободной воли, по какой–то случайности она связана именно с этим шоу.
Папа спросил:
— А вы сами что думаете?
— Не знаю. Существует и третья возможность.
— Какая?
— Слой Хевисайда не останавливает телевизионные сигналы. Шоу создано в Америке, но внушение могло быть наложено извне. — Он помолчал. — Откуда–нибудь из космоса.
Марта покачала головой:
— Ну, это вообще нелепо.
Папа сказал:
— Кто–то скрывается за триподами, вы хотите сказать. Но это невероятно. Ведь триподы — это шутка.
— Научные знания не обязательно следуют известному нам образцу. У инков была превосходная сеть дорог, но они ум–мудрились не изобрести колеса. То, что кто–то использует такую неуклюжую машину, как треножник, вовсе не означает, что он не может далеко опередить нас в познании мозга и умственной деятельности.
Папа покачал головой:
— Рекламный трюк, вышедший из–под контроля, кажется мне более вероятным.
Теленовости были полны триппи, демонстрировавшими, распевавшими песни о триподах и вступавшими в стычки с полицией. И не только в Англии; аналогичные сцены происходили в Америке и Канаде, в Австралии и в Европе. Ходили слухи, что то же самое происходит за «железным занавесом», но нам этого не показывали.
Средства массовой информации изобрели слово «триппи», они же назвали демонстрации триппи — триппингом. Триппи приняли эти названия и распевали новую песню на мотив Триппи–шоу:
— Трип, трип, трип вместе с триподом…
И вдруг неожиданно триппи двинулись. Все началось в Лондоне. Мы смотрели вечерние новости по телевизору: похоже было на массовую миграцию. Со всего города собрали машины и автобусы и двинулись в сельскую местность. Другие ждали у дороги. Погода была ужасная, с черного неба лился проливной дождь, бушевала буря. Люди терпеливо стояли под дождем, мокрые, оборванные, но не жалующиеся. Многие держали самодельные лозунги и плакаты:
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТРИПОД! ТРИПОД ЖИВ!
…или просто размахивали изображениями треножников. Машины и автобусы, ведомые другими триппи, останавливались, подбирали их и ползли дальше перегруженные. Полиция наблюдала, но не вмешивалась.
Я думал об этом, ложась спать. Не знаю, было ли мне их жаль. Жалкая сцена, но сами они не казались несчастными. К чему бы все это? Может, доктор Монмут прав — насчет внушения из космоса? Но зачем? И зачем такой массовый исход? Я вспомнил, как мигрируют лемминги: они потом тонут в море.
Очевидно, Анжела была бы среди них, если бы доктор Монмут не снял внушение; некоторые триппи выглядели не старше, чем она. Эта мысль ужасала.